Отражения (Трилогия) - Иванова Вероника Евгеньевна. Страница 47
Она не озаботилась одеждой. К чему? Её дом — в сотне шагов, и там она примет совсем иной облик. Водяница. Или — скорее водяничка. Что же тебе нужно, милая?
Отчасти, конечно, я сам был причиной её визита. Раскрыться перед обитателями реки — всё равно, что объявить: здесь и сейчас право казнить и миловать принадлежит совершенно другому лицу, нежели прежде. Пусть я подходил под такое определение только условно, в силу злой шутки Судьбы, но... Раз уж заявил о своих правах, изволь выполнять и причитающиеся тебе обязанности! Например, принимай официальную делегацию...
Озёрца глаз поймали мой любопытствующий взгляд, и существо, принявшее облик девочки, опустилось на землю передо мной.
— Дозвольте сказать, dan-nah [12]! — Голос звонкий, но чуть хрипловатый — не след водяному созданию разгуливать по летней жаре.
— Говори, — милостиво разрешил я.
— Простите дедушку, dan-nah!
Дедушку? Ах да, водяник...
— Ты пришла просить за него? А что же он сам? — Я грозно сузил глаза.
— Дедушка очень болен, вы же знаете... — Она старалась говорить жалобно, но меня эта имитация чувств только позабавила.
— Вообще-то он виноват — ни к чему было озорничать, словно дитё малое...
Водяничка закивала:
— Виноват, виноват! Простите его, неразумного! Всех нас простите — не уследили, не подсказали...
— Никто и не мог знать... Но это не повод, чтобы топить рыбаков! — сурово закончил я.
Она смешно сморщила носик:
— Да где ж это видано, чтобы гном рыбу удил? Вот дедушка и осерчал...
— Осерчал? — ехидно переспросил я. По большому счёту, водянику наплевать, кто плещется в принадлежащей ему реке, но нежить с холодной кровью падка на подарки. Стало быть, Гедрин не задобрил Хозяина Реки...
Водяничка поняла, что сболтнула лишнего, и растерянно захлопала ресницами:
— Ой, простите, dan-nah, совсем не умею по-человечьи говорить...
— Предлагаешь перейти на Старший Язык? — улыбнулся я.
Она испуганно замотала головой, и было отчего: любые обещания и клятвы на Старшем Языке имеют силу полновесных заклятий...
— Недостойна такой чести... Не гневайтесь, dan-nah!
— Итак, дедуля осерчал? Наверняка за то, что гном не принёс дар реке, не так ли?
— Э... — По перламутру щёк пробежал розовый всполох.
— За это я не буду осуждать твоего дедушку. Дар — дело важное, не мы эту традицию установили, не нам её и отменять... Но он превысил отпущенные ему вольности! Перевернул лодку? Хорошо, это не так уж страшно. Но зачем же было топить гнома и того, кто бросился ему на помощь?
Водяничка опустила голову.
Поведение речной нежити в самом деле было странным. Положим, утопить незадачливого рыболова — вполне в духе водяника, пусть и чересчур жестоко. Но мешать спасению? Нет, это ни на что не похоже! Если один человек бросается на помощь другому и делает это не из корысти, а по велению души (или, точнее, не сомневаясь и не рассуждая), ни одно нейтральное магическое создание не станет препятствовать. Если пребывает в здравом уме и свободной воле. Стало быть, кто-то велел Хозяину Реки напасть на меня. Кто-то, способный управлять духами природы. Есть над чем задуматься... И главное: зачем всё это было проделано? Чтобы вызнать подробности моей личной жизни? Ха! Даже эти бездушные рыбины не смогли понять ВСЕГО, куда уж стороннему наблюдателю, тем более что вспышка Силы должна была ослепить Око не хуже, чем солнце слепит глаза. Жаль, что мои мысли в те минуты были далеки от анализа ситуации — мне наверняка удалось бы обнаружить инициатора купания... Ну да ладно, оставим всё как есть. Если некто любопытствующий не удовлетворён, он продолжит попытки вывести меня на чистую воду, и, возможно, в следующий раз (ну, хотя бы через раз) я смогу поймать проказника с поличным...
— Вы меня очень обидели, малыши. И доставили несколько неприятных минут... — Тут я слукавил: встреча с водяником оказалась для меня много опаснее, чем я мог бы рассчитывать. До сих пор содрогаюсь, вспоминая жажду убийства, охватившую мою душу, и не понимаю, каким чудом справился с этой напастью...
— Но я, так и быть, прощу вас. За небольшую услугу.
Текучие глаза внимательно уставились на меня.
— Видишь ли, милая, я очень люблю рыбу... — Я не смог удержаться, чтобы не поддразнить её, добавив в голос некоторой плотоядности, и водяничка вздрогнула, бледнея. — И буду не прочь раз в неделю полакомиться свежевыловленными окунями или другими твоими питомцами... Впрочем, и я сам могу прийти на реку...
— Нет, нет, что вы! Я буду приносить! Хоть каждый день!
Я мог понять её страх: один раз узнав, каково за Порогом, водяничка не горела желанием снова испытать всю прелесть Небытия. Но это значит... Фрэлл! Тысячу раз фрэлл! Я даже не смогу... Я не смогу накупаться вдоволь! Чтобы получить удовольствие от купания, мне нужно снять Вуаль, а если этой «защиты» не будет, любой местный дух подвергнется опасности быть уничтоженным. Да, Мантия иногда интересуется моим мнением, но если она сочтёт магическую угрозу достаточной, я не смогу помешать...
Как печально... Почему с каждой новой Ступенью стены моей тюрьмы смыкаются всё теснее? Казалось бы, должно быть наоборот, но нет: ограничения становятся только строже. Что же получается: простые радости жизни в конце концов станут для меня совершенно недоступны? И зачем тогда жить? Зачем жить, если ты не нужен ни самому себе, ни миру? Нет, даже не так: когда ты СМЕРТЕЛЬНО ОПАСЕН для мира? Мантия будет набирать силу, и, возможно, когда-нибудь я обрету способность уничтожать любую магию на любом расстоянии... И что тогда? Нет, я не доживу — мои же родичи первыми прибьют меня, чтобы не допустить такого ужаса, в этом можно быть уверенным! Хоть в чём-то...
Я тряхнул головой:
— Приноси. Одного раза в неделю будет достаточно. Только постарайся, чтобы тебя никто не видел. Знаешь ли, юная девушка, да ещё и без одежды...
Она лукаво улыбнулась:
— Вам не по нраву мой облик, dan-nah? Я могу его изменить...
— Не надо! — поспешил возразить я, видя, как груди водянички начинают увеличиваться в размерах. И не потому, что это выглядело неприлично, а потому что пришедшие в движение чары тупой иглой кольнули затылок, а горло начало пересыхать так же стремительно, как лужица воды на раскалённом песке. И это ощущение совсем не походило на сухость, вполне ожидаемую после вчерашнего пития...
— Как пожелаете. — Кажется, она решила, что я смутился. Чем иначе объяснить этот совсем ВЗРОСЛЫЙ взгляд сквозь кружево ресниц?
— Ступай, тебе нельзя долго оставаться на воздухе.
— Благодарю вас, dan-nah... — Она чуть замялась, но положила к моим ногам нечто, обмотанное остатками рыбачьей сети.
— Что это?
— Не побрезгуйте... Я сама собирала...
Я присел на корточки и развернул листья кувшинок, из которых был сделан свёрток. На тёмной зелени нежно засияли в солнечных лучах жемчужины. Как много! И какие красивые...
— Это совершенно ни к чему. — Я сказал это холоднее, чем следовало бы, и водяничка обиженно насупилась. — Слишком дорогой подарок. Или ты рассчитывала им купить моё прощение?
Она промолчала, но я попал в точку. Ещё чего не хватало — быть подкупленным пучеглазой рыбиной! Засмеют же... Ну, ей простительно — не понимает, кого подкупает, но я-то... Я не имею права... То есть право я имею, и не только на это — хоть всю реку могу обобрать, но не могу себе этого позволить...
— Ты так плохо обо мне думаешь?
— Простите меня, глупую...
— Не извиняйся. Я не сержусь... Ладно, найду применение твоему подарку. Но впредь — не нужно подобных жестов! Я даже не хочу предполагать, чего ты надеялась добиться этим подарком...
— Как можно! Я — от чистого сердца!
Сердца? А есть ли оно у тебя, милая? Скольких мужчин ты утащила на дно, на корм своим питомцам?
— Ступай же! Я не буду ходить к реке. Если мне понадобится войти в воду, я постараюсь не причинять вреда.