Отражения (Трилогия) - Иванова Вероника Евгеньевна. Страница 78
Она подарила мне не менее долгий и изучающий взгляд, с трудом удержалась от улыбки, видимо, вспомнив мои пререкания с рыжей воительницей, и произнесла:
— Что мы должны о тебе думать?
— То, что вам угодно.
— Тебе всё равно?
— Пожалуй, нет. Но у вас уже должно было сложиться впечатление обо мне: плохое ли, хорошее ли, но оно есть и никуда не денется. Я могу только дополнить его какими-то чертами. Спрашивайте — я постараюсь ответить.
— Ты так легко согласишься быть таким, каким кажешься? — Женщина чуть посерьёзнела.
— А почему вы думаете, что я только кажусь ТАКИМ? Может быть, я и есть ТАКОЙ. — Я возвратил ей усмешку.
— Может быть... — Она кивнула. — Хорошо, тогда ответь: что бы ты сказал о человеке, который, зная, что его враждебно примут в любом обществе, рискнул выйти на свет костра, чтобы попросить о помощи, и не для себя, а для больного ребёнка?
— Я бы сказал, что он не слишком умён.
— А может быть, слишком благороден? — Женщина сузила глаза, испытующе ожидая моей реакции.
— Временами это одно и то же. — Я горько вздохнул.
— То, что за словом ты в карман не полезешь, я уже поняла. — В светлых глазах прыгали весёлые демонята. — Даже когда безопаснее — промолчать.
— Я подвергал себя опасности? — Изображаю изумление. — Неужели? Позвольте не согласиться с этим утверждением.
— Почему?
— Если бы вы решили меня убить, я бы давно уже был мёртв, верно?
Женщина равнодушно пожала плечами:
— Допустим.
— Ну а раз уж я очнулся на этом свете, а не на том, моя кончина, безусловно, откладывается. На некоторое время. Например, до выяснения причин моего появления в лесу.
— И?
— Что?
— Как ты оказался в лесу?
— Дело в том, что уютный дом, в котором я имел удовольствие обретаться в течение последних недель, прекратил своё существование, и я почёл за лучшее покинуть развалины, — ответил я, тщательно подбирая слова.
— А девочка?
— Кстати, как она?
— К завтрашнему дню лихорадка пройдёт. Ты успел вовремя... Итак?
— Ну не мог же я оставить её одну посреди необитаемого леса!
— Беглый раб с умирающим ребёнком на руках... — задумчиво протянула женщина. — Странная парочка.
— Почему сразу — беглый? — насупился я.
— Что-то не вижу поблизости персону, которая могла бы называться твоим хозяином, — констатировала моя собеседница.
— Ну... — А что тут скажешь?
— Так где же он, твой хозяин?
— Понятия не имею, — признался я.
— Вот как? — Она сделала вид, что удивилась.
— Видите ли... — Что я могу ей сказать, если и сам не понимаю наших взаимоотношений? Врать? Неохота. И не потому, что лень, а потому что... Не стоит без особой надобности возводить стену лжи: её слишком трудно рушить. — Мой... хозяин временно уступил меня своему... хорошему знакомому, которого мне пришлось покинуть примерно полтора месяца назад и не по своей воле. А сейчас я оказался на значительном удалении от дома...
— И где находится дом?
Я прикинул в уме расстояние и ужаснулся:
— Сотня миль к северо-востоку от Улларэда.
Женщина присвистнула:
— Далековато!
— У меня не было выбора. С большим удовольствием я бы вернулся к своему хозяину, чем плутать в дебрях Россона.
— Мы будем проезжать через Улларэд... — вполголоса, для себя, отметила женщина и продолжила: — Ладно, пока поверю на слово. Хотя вряд ли ты сказал всё, что я хотела бы знать.
— Не всё, — согласился я. — Но я не произнёс ни слова лжи.
— Ты этим гордишься?
— Чем?
— Тем, что не солгал?
— Немного. — Я куснул губу, понимая, что за таким вопросом последует менее приятный.
— Тогда ответь: клеймо, которое ты носишь на своём лице — справедливо?
Я помедлил с ответом. Не слишком долго, чтобы не вызывать неудовольствие женщины.
— В какой-то мере.
— И это твой ответ? Меня он не устраивает!
— Хорошо, скажу иначе: тот, кто его поставил, руководствовался собственной извращённой фантазией и безрассудным приказом своего господина, но...
— Но?
— Я и в самом деле повинен в смерти одной беременной женщины. Она умерла, рожая меня...
Я был бесстрастен, как никогда. Боль не исчезла, а перешла в качественно иное состояние. Тихую скорбь. У меня больше не доставало сил оплакивать то, что произошло много лет назад. Бессмысленно. Бесполезно. Наверное, даже глупо. Если слёзы не принесут облегчения, к чему снова и снова проливать их? Я стал черствее? Да. Наверное, я просто стал... мудрее.
Женщина молчала. Долго. Глядя мне прямо в глаза, она думала о чём-то своём, о каком-то событии, некогда затронувшем её сердце. Но вот взгляд вновь обрёл спокойную уверенность:
— Развяжи его, Хок.
— Но, матушка...
— Он не причинит нам зла.
— Ну, как знаете... — проворчало рыжее чудо, освобождая мои запястья от верёвок.
— Ты можешь быть свободен, — разрешила женщина.
— Я благодарен за ваше решение, но...
— Что ещё?
— Видите ли...
— Завтра девочка поправится, и ты сможешь взять её с собой.
— Не об этом речь... — Я мучительно перебрал в уме варианты одной и той же просьбы и выпалил: — Позвольте мне присоединиться к вам!
— Зачем? — недоумённо спросили и женщина и девица.
— Я запросто сгину в этих дебрях, да ещё и с ребёнком на руках — вы же не допустите этого? И потом, я буду весьма признателен, если вы доставите меня к моему хозяину... Если уж всё равно собираетесь в те места...
— А он?
— Что — он?
— Он будет «признателен»? — с интересом спросила хозяйка фургона.
— Ну... э... — Я представил лицо Мастера, вздохнул и, отведя глаза, подтвердил: — Будет. Непременно.
Женщина расхохоталась, и смеялась она так заразительно, что рыжая последовала её примеру. Пока дамы покатывались со смеху, я успел размять руки, усесться у костра и с умильным видом осведомиться:
— А когда в этом доме подают ужин?
Ответом мне послужил новый взрыв смеха...
...Ничто так не помогает наладить отношения, как искреннее веселье. К концу сытной трапезы я если и не стал «одним из стаи», то, по крайней мере, мог не опасаться, что рыжая амазонка решит посмотреть, какого цвета у меня кровь.
Я — патологически нелюбопытное существо, но мои новые знакомые и не думали скрывать то, о чём я мог бы спросить, и сами рассказали достаточно, чтобы переполнить то место в моей памяти, где хранится информация под грифом «Необязательно, но приходится усваивать».
Взрослая женщина, которую полагалось называть просто — Матушка, руководила труппой бродячих артистов, коими, собственно, и являлись силач Нано и вспыльчивая Хокка, демонстрирующая чудеса ловкости в жонглировании, метании и акробатике. Разумеется, на них труппа не заканчивалась: имелись и фокусники, и клоуны, и дрессировщики вкупе со зверинцем, вот только все они ожидали хозяйку в Улларэде, чтобы отправиться в столицу, на заработки в преддверии зимних праздников. А Матушка сделала крюк через Россон, дабы уладить какие-то личные дела.
Окончание истории я выслушивал, отчаянно клюя носом, и даже не заметил, как меня закутали в одеяло и оставили в покое...
Утром, высунув нос из-под одеяла, я обнаружил исчезновение лошадок и поинтересовался у Хок, куда делись животные. Неразборчивая тирада, полученная в ответ, прояснила немногое: Матушка и Нано затемно уехали. По делам. Расспрашивать дальше я не стал, потому что, во-первых, уважаю право на личную жизнь, а во-вторых... Я и так догадывался, куда и зачем ни свет ни заря ускакала хозяйка бродячего цирка. Проверить мои слова. Каким образом? Очень просто: задать несколько вопросов на ближайшем постоялом дворе. Холодными предосенними ночами в таких местах собирается прорва народу и, как правило, всегда находится тот, кто «где-то» и «что-то» слышал. Мысленно пожелав Матушке удачи, я полюбопытствовал:
— Здесь рядышком есть какой-нибудь водоём?
Рыжая хмуро покосилась в мою сторону: