«Кровь!» – сказал кот - Фоули Луиза Манро. Страница 10

– Вы в это верите? – спросила Кики. Гейбриел повернулась и посмотрела ей в лицо.

– На свете есть много вещей, которых мы не понимаем, – серьезно сказала она. – Отрицать веру значит ограничивать наши возможности. Ограничивать возможности значит жить в маленьком мирке, поместив себя в его центре. Хорошего в этом мало. – Она сунула руку в карман и вынула перстень, сквозь который был продет черный шнурок.

– Когда Роланд закупал эти предметы для коллекции, – она кивнула головой в сторону экспонатов в витрине, – он купил этот перстень на свои личные деньги. Он поврежден и не имеет музейной ценности. Но я всегда ношу его с собой.

Кики взяла у неё перстень и повернула его. На неё немигающе уставилось выгравированное посредине «магическое око».

– Что же оно не спасло жизнь ему? – спросила Кики.

– Может, и спасло, – ответила Гейбриел. – Может, благодаря этому перстню он дольше прожил. Может, он живет теперь где-нибудь в другом месте Вселенной. Все возможно, но нам не дано знать. – Положив перстень обратно в карман, Гейбриел двинулась к той части экспозиции, где был выставлен саркофаг – богато украшенный гроб; в нем лежала мумия женщины из рода фараонов, жившей более трех тысяч лет назад. У подножия саркофага её сторожила царственного вида кошка, изваянная из черного дерева и застывшая на алебастровом пьедестале в позе благородного величия.

– Мордочка у неё вроде бы как у Рыжика, – заметила Кики, – но в остальном слишком уж она тощая!

– В Древнем Египте кошек считали священными животными, – пояснила Гейбриел. – Им поклонялись. У египтян даже была богиня с кошачьей головой по имени Баст.

– Только не рассказывайте Рыжику, – широко улыбнулась Кики. – А то он ещё подумает, что с ним недостаточно хорошо обращаются!

– Археологи находили внутри саркофагов мумии кошек, – продолжала Гейбриел, – а рядом – мумии мышей, чтобы в загробной жизни кошкам было чем питаться.

Зазвенел звонок, и Гейбриел взглянула на часы.

– Музей закрывается, – сказала она. – Через пятнадцать минут включат сигнализацию, и за это время мы должны покинуть здание. До завтра. Я должна ещё кое-что забрать из мастерской. Всего хорошего!

Кики направилась к автобусной остановке. За один рабочий день – эти восемь часов пролетели, как одна минута – она узнала так много, что у неё голова шла кругом. Когда она вернулась, доктор Коллир уже была дома, и от запаха корицы и мускатного ореха, возвещавшего, что печется домашний яблочный пирог, у Кики потекли слюнки.

– Привет, дружок, – крикнула ей мать из кухни. – Как у тебя прошел день? Было интересно?

Прежде чем пройти по коридору на кухню, Кики улыбнулась себе улыбкой, не предназначенной для матери. Если она чему-то и научилась, так это проявлять избирательность, рассказывая матери о событиях дня. Она могла бы рассказывать мамочке почти все, но не любила её беспокоить.

– Временами интересно, – ответила она, садясь на краешек табуретки и наблюдая, как из духовки вылезает сковорода с золотисто-коричневой курицей, – а временами скучно. О, выглядит аппетитно. Похоже, сегодня ты рано пришла домой.

– Рано ушла на работу и рано освободилась, – сказала доктор Коллир, повернувшись как раз в тот момент, когда Кики потянулась, чтобы отщипнуть корочку от пирога, поставленного на стол остывать.

– Руки прочь! – выкликнула она, шутливо шлепнув Кики рукавичкой. – Тебе уже не пять лет, чтобы безнаказанно начинать обед со сладкого!

Кики улыбнулась во весь рот, и на неё потоком нахлынули воспоминания. Вот такой всегда была её мать при жизни отца – до катастрофы. Веселой, улыбчивой. Родители планировали свое время так, чтобы с нею постоянно был кто-то из них, и для этого работали в больнице в разные смены. Не верилось, что после гибели отца прошло уже два года. С тех пор весь распорядок жизни в семье переменился. Теперь её мать трудилась в больнице полный рабочий день, и готовить обед обычно приходилось Кики. Она любила поэкспериментировать на кухне, но прийти домой и обнаружить приготовленный обед было для неё истинным наслаждением.

– Сегодня я кое-что о себе разузнала, – объявила Кики, поднимая к себе на колени Рыжика, который поспешно прибежал со своего сторожевого поста на подоконнике в гостиной. – Я была бы примерной египтянкой. Потому что я аилурофилка.

– Кто-кто?

– Аилурофилка. Кошатница. Аилурофилия – это любовь к кошкам.

– Звучит, как название какой-нибудь инфекционной болезни, – буркнула доктор Коллир. – Суп на столе!

После обеда, пока мать читала в гостиной, Кики позвонила Эндрю и рассказала ему про Гейбриел, про поддельную фарфоровую чашу и про выдвинутые Еленой обвинения.

– Твой день был куда увлекательней моего, – пожаловался Эндрю. – Мать заставила меня наводить порядок в гараже. Просто чтобы потренироваться, как она сказала! Потому что завтра она заставит меня убирать мою комнату.

– Ну, для этого потребуется целая неделя, – рассмеялась Кики.

– Как ты могла сказать такое?! – с притворным негодованием спросил Эндрю. И тут же быстро добавил: – Ладно, можешь не отвечать.

– Если все-таки справишься с уборкой, – сказала Кики – приходи после ленча в музей. Гейбриел не возражает против того, чтобы ты присоединился к нашей завтрашней экскурсии.

– Хорошая мысль. Мамочка, возможно, смягчится, если будет думать, что я набираюсь культуры. – Он понизил голос. – Я должен идти. Моему брату нужно позвонить. Кики, будь поосторожней там. Я хочу сказать, – в его голосе послышалась тревога, – что ты даже не знаешь наверняка, кто именно преступник. Если ты будешь слишком уж сильно копать, это может стать опасным для тебя.

Кики почувствовала, что щеки ей заливает краска. Она порадовалась, что Эндрю не видит, как она покраснела.

– Ладно, постараюсь, – обещала она. – Завтра я возьму собой Рыжика. Он не даст меня в обиду.

– Это точно, – сказал Эндрю. – Пока.

Кики положила трубку и улыбнулась. Забавно, что Эндрю беспокоится за неё. Забавно и приятно.

Она рано легла спать, и ей приснилось, что она египетская принцесса и угощает гладкую и черную, как смоль, кошку шоколадными мышками.

Утром Кики разбудил Рыжик: он стягивал с кровати одеяло и простыню, как будто бы знал, что отправится вместе с ней, и с нетерпением ждал новых приключений.

Глава шестая

Когда Кики пришла в музей, дверь в мастерскую была уже отперта, но Гейбриел в комнате не было. Рыжик крадучись, как охотник, обошел комнату и обнюхал все углы, уделив особое внимание подстилке Моне. Потом он обследовал ведерко с едко пахнущей смесью, которую Гейбриел изготовила накануне, и громко чихнул.

– Не будешь всюду совать свой нос! – со смехом сказала Кики. Она подошла к своей табуретке и включила лампу над кипой журналов, которую ей предстояло одолеть. – Делать нечего, пора начинать, – проворчала она, обращаясь к Рыжику, и открыла журнал. – Не пропустить бы следующую увлекательную главу! Ну, вот, я уже тебе жалуюсь. Гейбриел сказала, что мне понадобится верный друг которому я смогу поплакаться.

Рыжик вспрыгнул на верстак, посмотрел на неё серьезным взглядом, ткнувшись носом ей в нос, а затем повернулся и отправился на прогулку по столешнице, останавливаясь и тщательно изучая все, что попадалось ему на пути,

– Рыжик, слезай, – сказала Кики, беспокойно поглядывая на стоящие на верстаке предметы: маленькую картину на мольберте, оставшуюся со вчерашнего дня, медную корзинку и кое-какие вещицы из фарфора и стекла в дальнем конце. Рыжик, не обращая внимания на её слова, продолжал обследовать, обнюхивать и трогать лапкой каждый предмет, и тогда она встала, чтобы спустить его на пол. В тот же момент оранжевый кот перебежал на дальний конец верстака, выгнул дугой спину, угрожающе зашипел и поднял правую лапку.

– Рыжик, нельзя! – крикнула Кики, бросаясь к нему. Но она опоздала. Кот снова зашипел и взмахнул лапкой, намеренно столкнув со стола какую-то высокую и белую вещицу– Она со звоном грохнулась об пол. Кот соскочил с верстака и сел рядом, горделиво созерцая плоды своей работы.