Наследник. Книга первая (СИ) - Ночина Марина. Страница 2

— Найт! Ты что заснул? Долго мне ждать четыре подковы? — о, а вот и мой начальник. Тиам любит выпить и у него тяжёлая рука, которую я не раз испытал на собственной шкуре. Его жена мне нравится больше, она добродушна, постоянно подкармливает меня нехитрыми сладостями и любит почти как собственного сына. Кстати, это именно она уговорила Тиама взять меня в подмастерье. А ещё у кузнеца есть замечательная дочь. Мария. И девчонка по уши в меня влюблена. Я, к сожалению, недалеко ушёл от малышки и тоже питаю к ней отнють не братские чувства. Хотя, какая она малышка? Она на год старше меня.

— Уже несу! — лениво проорал я и уже тихо добавил. — Долго.

Да я едва успел осмотреть копыта лошади, чтобы подобрать что-то из готового. Боюсь, что через пару недель серый мерин всё равно вернется сюда на перековку, и виноватым, как обычно буду я. Я ведь простой подмастерье. Тогда почему я должен ковать подковы, точить мечи и заниматься прочими благими делами заместо кузнеца? Готов поспорить на свой годовой заработок, подковывать лошадь придётся тоже мне.

Я сгрёб подковы, прихватил целый арсенал инструментов и выбрался на свет. Сразу же получил подзатыльник и третий за сегодняшнее утро выговор.

— Подковы, — держать на лице дежурную вежливую улыбку и рычать, одновременно было сложно, но за шесть лет, я научился. Не знаю почему, но мне всегда везло. И ещё каким-то чудесным образом, я всегда умудрялся расположить к себе любого человека. Порой и не человека. Особенно на моё «обаяние» велись девушки. И что сказать, я был доволен таким подарком природы, раз всем остальным она меня обделила.

— Найт! Не стой столбом, перекуй лошадь! — на физиономии Тиама появилась дружеская улыбка, и он отвесил мне очередной подзатыльник. Я честно увернулся и принялся за работу. Чем быстрее закончу, тем быстрее смогу вернуться в темноту кузни. Не люблю солнце. Вот не люблю и всё. У меня даже имя соответствующее. Найт. Ночной, — так оно переводится с эльфийского. На вампирском оно звучит как «охотник». Ну а для людей я просто выродок. Такой перевод с гномьего почему-то в моей жизни использовался чаще всего. Подозреваю, что не мать дала мне это имя, а почившая тётка. Она всю жизнь винила меня в смерти своей сестры. А что я мог ей сказать в ответ? Я родился, мать умерла. Она права. Да и что я мог соображать в три, пять, семь лет? Когда мне было девять, тётка, наконец, избавила мир и меня от своего вечного брюзжания. Чтобы ей вечно жарится в аду!

Я сплюнул, вытер лоб, размазывая по тому грязь и пот, и успокаивающе похлопал кобылку по боку.

— Потерпи, красотка, ещё две и мы разойдёмся друзьями.

Кобыла опасливо скосила на меня левый глаз, дернула ушами и нервно переступила с ноги на ногу. Хорошо хоть не лягнула. Не любят меня животные. Я их люблю, а они меня нет. Несправедливо, учитывая, что мне постоянно приходится подковывать лошадей. Хорошо, что на мне всё заживает как на оборотне, а то бы я постоянно ходил весь в синяках и царапинах. Но, что тут жаловаться? Я пока ещё живой, сытый и в меру любимый. Хоть кем-то. А значит, Марии придётся дарить что-то незабываемое. Может звезду с неба достать? Кажется, это будет куда проще, чем достать полтора золотых на шляпку.

— Найт! Ну чего ты копаешься? Видишь, человек спешит! — Тиам высился надо мной, закрывая противное солнце, и я даже решил не огрызаться. Я не вампир, но лучше я буду жить в пещере с летучими мышами, чем жариться на летнем полуденном пекле.

— Уже закончил, — пробубнил я, собирая инструмент и снятые с кобылки подковы. Потом перекую на что-нибудь. Например, на новые подковы.

— Медленно ты работаешь, — пожурил кузнец, но я даже не посмотрел в его сторону, нырнул под навес кузни, скинул там всё барахло, что держал в руках и направился к колодцу. Ведро холодной воды на голову, ковш в себя и словно заново родился. Теперь бы ещё поесть.

Но, как говорится у эльфов: мечты нам только снятся. С другой стороны, я бы не отказался и поспать. Встаю я затемно, пока первые петухи досматривают отнють не последние сны и бегом учится. Перед тем как умереть, тётка сделала мне последний «подарок» — оплатила мою учёбу в школе. Не знаю, где она взяла столько денег, но ровно в тот день как мне исполнилось десять, за мной пришли. И насильно усадили за парту. Сначала мне не нравилось, я убегал, прятался, но всё равно приходилось нагонять пропущенные занятия. Потом вроде как втянулся, ну и, наверное, привык. Мне понравилось и теперь меня из школы выпихивали едва ли не пинком под зад. Не буду хвастаться, но я умею читать, писать, свободно считаю до тысячи и изучаю целых три языка. Вампирский, эльфийский и зачем-то гномий, но тётка оплатила обучение и их. Как я узнал в двенадцать лет от директора школы, после очередного успешно прогулянного дня, совсем не тётка расщедрилась на моё обучение. Директор рассказал, надеясь, что во мне всё-таки проснётся сознательность, и она действительно проснулась, стоило мне узнать, что взнос внесла моя мать, ещё до моего рождения. И она же оставила немаленькую сумму денег для дальнейшего обучения. Мать я, разумеется, не знал, но почему-то очень любил, и это стало одной из причин моей внезапно пробудившейся тяги к знаниям. И вот, я каждое утро, кроме одного выходного, в воскресение, вставал, бежал три километра в соседний небольшой городок Евен и учился. Занятия длились до трёх часов дня, а потом я переходил в полное распоряжение Тиама. Несложно догадаться, что сегодня был этот самый выходной и кузнец гонял меня в три шеи.

— Дойдёшь до мастерской Паприка и отнесешь ему его ножи, — не дожидаясь, пока я хотя бы оденусь, рядом возник Тиам и всучил мне свёрток с лезвиями. Это значило, что ещё как минимум два часа мне не светит никакого обеда. До этой мастерской переться как раз часа два и не факт, что брюзгливый старикашка, который любит только деньги и своих трёх шиенских кошек, пожалует мне хоть кусок засохшего хлеба.

Я ненавидящим взглядом упёрся в спину кузнеца и пожалел, что не родился вампиром, мог бы если не прожечь в здоровяке пару дырок, так хотя бы заставил шарахаться от своей собственной тени. А тень у Тиама, скажу вам, не маленькая.

Почесав в затылке и пожелав кузнецу в изысканной гномьей обработке хорошего дня, я напялил замызганную рубашку-безрукавку и побрёл в свой угол в кузне. Сунул лезвия в специальный, придуманный лично мной, кожаный рюкзак, который сам же и сшил, и направился в дом. Обед, само собой, ещё не скоро, но сердобольная Агата вполне может дать чего-нибудь пожевать в дорожку.

— Найти! Ну куда ты в таком виде в дом? — заохала жена кузнеца, как только я появился на пороге.

— Здрасть, тёть Агат! — по-военному, отчеканил я и даже мысленно топнул каблуками сапогов, которых у меня отродясь не было. Те ботинки, в которых я ходил уже третий год, и так доживали свой век. Если я ими топну, бегать мне босиком, а моих сбережений вряд ли хватит и на шнурок от ботинка.

— Чего ты кричишь? Обед ещё не готов, — Агата тут же сменила гнев на милость. А мне всего лишь стоило ей улыбнуться.

— Да я знаю, — я сделал вид, что расстроился, взъерошил волосы и тяжело вздохнул. — Меня Тиам к Паприку отправил, боюсь, что на обед я не поспею. Вот, пришёл сказать, чтобы на меня не накрывали. Вы и так устаёте.

— Как не поспеешь?! — ахнула Агата и начала метаться по кухне, приговаривая проклятия в адрес своего мужа. Я наслаждался её словоизлияниями и едва не кайфовал. Сам-то я в жизни не решусь назвать кузнеца безголовым червяком, заставляющим несчастного крошку, крошка это я, тащиться к этому толстозадому шизику. Ну, насчёт толстозадого это Агата, конечно, преувеличила. Паприк тощ как жердь, но вот с шизиком, не поспоришь.

— Держи, хоть по дороге перекусишь, — мне в руку снова впихнули свёрток, на этот раз с едой и пожелали побыстрее возвращаться.

Еду, подальше от глаз кузнеца я сунул всё в тот же рюкзак, которым так горжусь (а то Тиам опять вычтет лишний провиант из моей и без того крошечной зарплаты) и поплёлся к реке. Переправляться придётся самому, ибо на паром и тем более на лодку денег у меня нет. Значит, брод. И лишний повод искупаться. Не знаю, почему деревенские так не любят мыться, лично я рад воде как родной. Да и в такую жару, река это спасение для моих плавящихся под палящем солнцем мозгов. А они мне ещё нужны, чтобы учиться. Раз мать хотела сделать из меня образованного человека, не буду ей в этом отказывать. Желания мёртвых принято исполнять.