Отцы и деды - Добрынина Марина Владимировна "и Астральная Сказочница". Страница 13

Мы с Лином худо-бедно продемонстрировали свои умения. На лице человека особый восторг не отразился.

— Что ж, — медленно проговаривает он, дождавшись того момента, как я с разбегу запрыгиваю Лину на плечо, — не театр Куклачева, но, в принципе, сгодится.

Николай сияет в ответ и начинает увлеченно обговаривать с Алексеем Дмитриевичем размер гонорара. Мы с Лином, слегка испуганные, стоим в сторонке и стараемся ничего не трогать. Нет, я бы, может, и прогулялась немного, только Мерлин невежливо встряхивает меня за шкирку и шипит что-то о необходимости соблюдать осторожность. Лучше бы он таким осторожным был, когда заклятье на меня накладывал! Мажонок!

Наконец, Николай радостно произносит:

— Договорились!

И, улыбаясь, смотрит на нас.

— Ну что, ребята, — продолжает он, — через час выступление. Здесь подождете или домой пойдем?

Лин в очередной раз бледнеет и лепечет, что он предпочел бы подождать. А я что? Мне голоса не давали! Хотя, быть может, я бы и прошлась.

Следующий час, и даже чуть больше, мы сидим вместе с Николаем в комнатушке, заставленной экранами. Лин пьет горький, остро пахнущий кофе. Я дремлю. Прямо-таки идиллия. Прерывается она появлением какой-то всполошенной девочки лет шестнадцати на вид, которая с криками "Быстрее! Сейчас вы!" вытаскивает Лина наружу. Я бегу следом. Точно дурачок, так растерялся, обо мне забыл. Да что это за номер, без чудо-кошки?

Выходим в зал. Темно. И светлый круг в центре. Вот, я так и предлагала! Я немедленно выбегаю на свет и раскланиваюсь с публикой. Ну, как раскланиваюсь? Как получается! Просто припадаю на передние лапы. Три раза. Как договаривались. Лин, волоча ноги и растерянно озираясь, подходит ко мне.

— Здравствуйте, дамы и господа, — говорит он, а голос дрожит.

Я оглядываюсь. Мы на сцене — чуть приподнятом над полом подиуме. Позади нас, как объяснили ранее, бар. Напротив сцены — столики расставлены. И люди вокруг них сидят. Кушают что-то. А я, между прочим, с утра некормленая! Ну, в самом деле, не макароны же мне есть?! Хорошо, что мне говорить сегодня нельзя, а то полон рот слюны. Вряд ли что внятное произнести удалось бы.

— Я сегодня, — продолжает Лин, — хочу вас познакомить с волшебной кошкой.

Начинаю жалеть, что не умею ругаться как мать. Очень хочется сказать много разных слов и ни одного приличного. Такого унижения я еще никогда не испытывал! Я ощущал себя последним идиотом. Эти морды жрут, а мы с Иоханной перед ними выёживаемся всячески. А они продолжают жрать! И никаких эмоций при этом не проявляют.

Очень хочется колдануть что-нибудь мерзкое и необратимое. На всех сразу! В тараканов их всех и передавить! Поднять все близлежащие трупы и натравить на них! А трупы здесь есть. Я их чую. Очень старые и очень глубоко под землей. Пока еще откопаются.

Да, о чем я говорю? Не колдану я. Почему? Вот не поверите! Николая мне жалко стало. Не надо быть особо умным или жителем этого мира, чтобы понять — если мы с принцессой натворим дел, Коля здесь больше работать не будет. Так что засунул я свою гордость куда подальше и строил из себя последнего придурка до победного конца.

— Хотите, — предлагает Мерлин, — Ханна возьмет у любого находящегося в зале и принесет мне какую-нибудь вещь. Какую Вы скажете.

— О! — тут же отзывается сутуловатый темноволосый мужчина за девятым столиком, — а пусть твоя живность достанет у меня из кармана и положит на стол мой паспорт.

— Паспорт, — повторяет Лин, и глаза его округляются. Я понимаю. Отчего. Что такое паспорт?!

— А как он выглядит, этот Ваш паспорт и в каком кармане лежит? — уточняет маг.

— Паспорт, он и есть паспорт. В кожаной такой обложке. Во внутреннем кармане пиджака. Слева.

Так, что такое пиджак, я уже знаю. Это такая куртка. Слева, ага…

Я легкой походкой направляюсь к нужному столику, запрыгиваю на колени к этому человеку, аккуратно засовываю мордочку в карман и достаю оттуда искомый предмет. От пиджака неприятно пахнет потом. От предмета — тоже. Но я терплю. Держа паспорт в зубах, вспрыгиваю на стол и кладу, то, что нужно, перед мужчиной. Я молодец! А вот и нет, потому что мужчина брезгливо морщится и произносит:

— Дура твоя кошка, она не паспорт, а документы на машину приволокла.

— Простите! — произносит Лин, разводя в сторону руками и одновременно бросая в мою сторону гневный взгляд, — она еще молодая. Не разобралась.

Мужчина лезет в карман и достает оттуда абсолютно идентичный предыдущему предмет.

— Вот! — заявляет он, — паспорт, а то были права и ПТС. Брысь отсюда!

Направляюсь к Лину. По пути раздумывая о том, как я могла различить паспорт и права, если не имею представления ни о том, ни о другом.

Несколько напряженную ситуацию сглаживает симпатичная девушка за первым столиком. Звонким голосом она предлагает мне определить, в каком из стоящих перед ней бокалов находится мартини.

— Она не может, — вздыхает Лин.

— Почему? — тут же куксится девушка.

— Несовершеннолетняя еще. Рано ей мартини пробовать.

Хм, интересно, а что это? Попробую непременно!

Люди, вроде бы, реагируют, но как-то вяленько. Затем Мерлин решает показать новый фокус. Поворачивается к залу спиной, руки на груди складывает и начинает отдавать мне команды. Мол пойди туда, сделай это. Я понимаю, это для того, чтобы показать, мол ни жестами, ни взглядом он мною не командует. Только слова. Но все равно отчего-то обидно.

Люди в зале продолжают жевать. Я, утеряв всякое чувство собственного достоинства прыгаю через ногу мажонка, как какой-то зайчик, а они жуют. Я пью сок через соломинку. Жуют! Я по команде ползу по Лину снизу вверх и обратно. Лин, кстати, морщится, поскольку мои когти время от времени его задевают. Люди жуют, как будто ничего интересного рядом с ними не происходит. Я в растерянности. И, что гораздо хуже, в растерянности и Лин. Его глаза бегают по залу, как будто непрестанно чавкающий народ может подсказать этому неудачливому волшебнику, что делать дальше. И тут приходит помощь извне.

— А все-таки кошка у тебя тупая! — кричит господин с паспортом довольно-таки пьяным голосом. И тут у меня уже терпение заканчивается, я, на скорости огибая стоящие между нами препятствия, взлетаю к нему на стол, выгибаю спину и гневно шиплю.

— Тихо! — испуганно выкрикивает Лин (за меня, что ли испугался? Ах нет, меня!) — тихо, Иоханна! Ты помнишь, о чем мы говорили!

О чем! Ах да. О том, что разговаривать мне нельзя. Но вот про то, что я не могу разорвать когтями эту наглую жирную морду — мне никто не говорил! Я уже прицеливаюсь, куда бы поудобнее ударить, благо этот любитель критики застыл в испуге, как слышу где-то за спиной жидкие аплодисменты и хихиканье. Что? Мы понравились?

Я дарю оторопевшему критику снисходительный взгляд, только собираюсь спрыгнуть со стола и танцующей походкой триумфатора направиться к Мерлину-младшему, как вдруг обнаруживаю тарелку, стоящую перед крикуном.

А там лежит рыба. Красная. Лежит и нагло пахнет. И силы меня покидают. В том числе и сила воли.

Я ставлю лапы мужчине на грудь, нежно прижимаюсь носом к его уху и ласково шепчу:

— Рыбкой не поделишься?

Тот оторопело кивает. Тогда я быстро выхватываю кусок из его тарелки и сглатываю буквально на бегу. Походка триумфатора не получилось, зато теперь урчание в моем желудке хотя бы не перебивает слова Мерлина.

— Я же предупреждал, — улыбается (наконец-то!) тот, — что она очень умная кошка.

Мужчина за девятым столиком отчаянно громко хлопает в ладоши.

— Ну что же, — говорит нам после выступления Алексей Дмитриевич, — не могу сказать, что зрители в восторге. Однако смотрящим нашим вы явно понравились. Выступать пока будете.