Черное копье - Перумов Ник. Страница 28
Наутро Фолко здорово перепугал всех. Проснувшийся первым Келаст в ужасе вскочил на ноги, заметив лежащего без чувств хоббита, покрытого окровавленным плащом; гномы схватились за оружие, однако не обнаружили даже следов воображаемых врагов; а когда Фолко пришёл в себя и заявил испуганным друзьям, что просто был неосторожен и порезался, негодованию их не было предела. Хоббит был назван всяческими «нежными» словами – и одним «шерстолапым олухом» он, разумеется, не отделался.
На шестой день своего пути на север они наткнулись на свежие отпечатки конских копыт со знаком Изельгрид.
Шёл июль, а они с неослабным упорством пробивались всё дальше и дальше, к месту падения Небесного Огня. Фолко, ещё слабый от потери крови и потрясения, погрузился в какое-то безразличие. Странные видения преследовали его; картины чудесной цветущей страны чередовались с пылающими городами, тянущимися по дорогам вереницами пленных и поспешно отплывающими золотистыми кораблями. Видел он и себя, задыхающегося, прижатого к стене и отчаянно отбивающегося каким-то странным кривым мечом; и кроваво-красное небо, и огромную тучу, иссиня-чёрную, имеющую облик исполинского орла, облик слишком близкий к реальности, чтобы быть случайной игрой прихотливого ветра; а как-то ночью ему вдруг приснился странный сон…
В прозрачной воде мелкого залива купали низко склонённые сочно-зелёные листья не ведомые ему деревья. Листья тоже были странные – широкие, в ладонь, и длинные, в локоть. Высоко-высоко застыло жаркое солнце. Несколько уже знакомых кораблей Морского народа с гордо выгнутыми носами, украшенными резными мордами волков, медведей и драконов, стояло неподалеёку от берега; и Торин, в броне, но без шлема, с ужасным шрамом (откуда он только взялся?) стирал кровь с топора, и его седые борода и волосы были тоже испачканы чужой кровью. В компании нескольких эльдрингов прошёл мимо Малыш, что-то возбуждённо рассказывая; а в самой пенной полосе прибоя замерло пронзённое многими стрелами и копьями тело морского змея, и вокруг безобразной головы ещё заметно было медленно угасающее фиолетовое свечение, странное, пугающее. А за недальними прибрежными холмами уже яростно трубили многочисленные боевые рога; там строились дружины, и хоббиту надлежало быть там, и как хорошо, что совсем не ноет левая рука, и почему Хлорар медлит с ударом своих панцирников, и неужто Фелластр вновь выведет своих перьеруких из расставленной ловушки вместе с Адамантом Хенны?..
На следующую ночь, когда пропитанный зловонием болот западный ветер приутих и на застывшие в смутном ожидании холмы Опустелой гряды опустился мягкий, окутанный колеблющимся серебристым покрывалом туманов вечер, и впервые за много дней путники услыхали в густых ветвях пение птиц, хоббиту явился Гэндальф.
Фолко лежал на спине, глядя широко раскрытыми глазами в бездонное чёрное небо. Удивительные всё же выдавались ночи здесь, на краю Опустелых гор! Казалось, ты смотришь в мелкую воду быстрого ручейка, и звёзды – всего лишь красивые камешки на дне, а может – игра быстрых взблесков на чешуе каких-то придонных созданий. Взгляд хоббита отыскал в небе Большую Медведицу, созвездие, излюбленное Светлой королевой, называемое эльфами Серп Валаров; и в тот же миг оживший клинок мягко толкнул его в грудь, предупреждая о чём-то, а затем хоббит понял, что у костра кто-то сидит.
Мгновенный страх умер не родившись; эта невысокая, плотно закутанная в плащ фигура не могла быть врагом, хотя наполняющая её сила была такова, что Фолко ощущал её почти как жар на лице; глядя на обращённое к нему, скупо озарённое огнём молодое лицо с необычайно глубокими, совсем немолодыми глазами, в которых его обострившиеся чувства читали громадный опыт многих и многих жизней, Фолко не сразу узнал его. И лишь когда незнакомец заговорил, сомнения хоббита исчезли; это был знакомый голос Гэндальфа.
– Ты растёшь замечательно быстро, сын Хэмфаста, – заговорил сидящий у костра. – Вот ты уже и добрался до Наугрима, вот ты уже на самом краю владений новой силы, пришедшей в наш мир. И чем дальше, тем больше я жалею, что не могу, как встарь, оказаться рядом с тобой.
– Но раньше ты был совсем другой, – пробормотал Фолко, в душе кляня себя за тупость.
Ему вдруг пришло в голову, что в общем-то у Гэндальфа почти нечего спрашивать – только разве что о природе Валаров, о Великой Лестнице и тому подобных вещах, ибо его путь ясен – вперёд, за Олмером, к самому краю горизонта!
– Потому что перед тобой не тот Гэндальф, которого ты знал по книгам и нашей первой встрече в твоём сне, – серьёзно ответил тот, внимательно глядя на хоббита. – Ибо я снова – Олорин, один из Майаров, вступивший в Эа прежде, чем Арда приняла свои формы. От многого, что влачилось за мной из прошлого, я излечился, многое забыл и многому научился снова, но вот голос – он остался со мной.
Наступило молчание. Гэндальф, очевидно, ждал вопросов хоббита, а тому вдруг совершенно расхотелось их задавать. С необычайной остротой ему вдруг привиделась огромная, острая, смертоносная стрела, что по-настоящему живёт лишь краткое мгновение перед тем, как поразить цель; и этой стрелой были они – Фолко Брендибэк и мирно храпящие бок о бок гномы. Они сами выбрали свою долю, и что толку теперь вести многоразумные и многоважные разговоры?! Что толку говорить с этим посланцем Валаров, если в ответ он всё равно будет слышать только одно – Весы… Весы… Весы!
– Зачем ты пришёл? – медленно начиная закипать, заговорил хоббит. – Что ты, великий, мудрый и всесильный, в сравнении со мной, маленькой песчинкой в море Смертных, что ты можешь сказать мне? И если ты так могуч, и если знаешь смысл нашего похода – почему бы тебе не сделать кое-что для Средиземья? Почему бы вашим хвалёным Валарам не показать свою силу и своё могущество, обратив его на благие дела?! Почему бы вам самим не прикончить Олмера, золотоискателя из Дэйла, зачинателя новых кровавых смут в Средиземье? Для чего вы тогда вообще?! Вы, великие и сильные, убрались куда-то за горизонт, предоставив право копаться в этой жуткой каше нам, мало что понимающим, почти ничего не умеющим, кроме как отдать свои ничего не значащие жизни?!
Он выкрикнул это единым духом, сжимая кулаки и покрываясь холодной испариной; злые слёзы некстати навернулись на глаза.
Олорин сидел, не меняя позы, да и зачем ему было её менять – духи не устают; с замиранием сердца Фолко ждал ответа.
– Ты прав в том, что я не могу пойти против Закона Весов, – заговорил Олорин, и хоббит удивился бесцветности голоса гостя – словно и не было его вспышки, словно вообще ничего не случилось. – Но в остальном ты заблуждаешься, и опасно заблуждаешься! Примерно такие же рассуждения мне уже доводилось слышать.
– Знаю! В Нуменоре, незадолго до его падения!
Казалось, Олорин был удивлён, недвижное доселе лицо, а точнее – маска, вздрогнуло, глаза впились в хоббита.
– Как это стало тебе известно?
– Нетрудно было догадаться, – буркнул хоббит. – Уж тебе-то должно быть известно, что голова у нас, невысокликов, порой соображает, и даже неплохо! Что же ещё могли там говорить?
– Но я всё же закончу, – овладев собой, невозмутимо продолжил Олорин. – Ты говоришь – где же эти Валары, почему не покончат со Злом. Да знаешь ли ты, что такое Зло?
– Зло – оно очень разное, и нелепо пытаться истребить его на вечные времена. – Злость снова прорезалась в голосе хоббита; казалось, не он, а кто-то другой, сильный и знающий, говорит сейчас его голосом; только что произнесённое им было изречением Элронда, записанное Бильбо в Ривенделле и переведённое им на всеобщий язык. – Не надо говорить мне, что Зло многолико и неистребимо, что Добро для одних оборачивается Злом для других, и так далее. Каждый встаёт на ту сторону, которая заставит молчать его совесть – если, конечно, у него есть выбор и есть совесть.
– Тогда я скажу тебе по-другому, – сказал Олорин. – Разве вы, смертные, бессильные тряпичные куклы, какими забавляются ваши дети? Разве вы лишены разума, воли и тяги к свободе? Разве могут Валары распоряжаться вашими жизнями, разве могут направлять ваши пути против ваших же желаний и устремлений?! Один лишь раз Валары воззвали к Единому – когда был повержен Нуменор, стремившийся в безрассудной гордыне своей опрокинуть наш миропорядок. Поверь мне, все обитатели Благословенной Земли по сей день не перестают оплакивать те ужасные времена и гибель Великого народа. И все Валары сожалеют и скорбят об этом. Кто же вы будете, если мы станем за вас расправляться со всяким, кто посягнёт на мир и покой Запада? Пойми, невысоклик, Валары, о которых ты так страстно хотел узнать хоть что-нибудь, – это лишь Силы Арды, Стихии, и не в их власти пасти народы железным посохом.