Князь Тишины - Гурова Анна Евгеньевна. Страница 8
– Понимаешь, – задумчиво сказал Иван, – я не единожды читал Ветхий Завет, и мне совершенно ясно, что главный фактор, не дающий людям жить спокойно и счастливо, – вмешательство свыше. Это все равно, как если бы ты сочинила симфонию, а во время концерта непрерывно останавливала бы то одного, то другого музыканта и говорила: «Играй по-другому» – или вообще гнала бы его, чтобы посмотреть, как остальные выкрутятся. А потом бы еще и злилась, что все получается не так, как задумано. Весь-то фокус в том, что наш мир создан вовсе не для того, чтобы людям жилось здесь спокойно и счастливо, а для совершенно других, неизвестных нам целей. Может, чтобы проверить нас на живучесть, я не знаю. Мой же мир будет изначально создан для блага его обитателей. В этом оригинальность моей идеи.
– А Антонина что говорит? – поинтересовалась я. – Нам ведь вроде нельзя пока творить живые существа?
– У меня ее персональное разрешение, – надменно ответил Иван. – Я пришел к ней с этим проектом и сказал, что если мне не позволят его воплощать, то я поищу другую мастерскую. И ей ничего не оставалось, как согласиться. Знаешь, будущими мастерами моего уровня не швыряются.
Я призадумалась. В этой ситуации крылся какой-то подвох. Такое смиренное поведение было явно не в стиле Антонины. В мастерскую Иван пришел с курса мастеров реальности, где ничем не прославился. На общих занятиях по демиургии Иван ничего выдающегося тоже пока не сотворил: по слухам, его работы были гораздо слабее Катькиных, не говоря уж о работах Эзергили. И именитых родственников у него вроде не было. Почему же он настолько легко и быстро добился такой существенной уступки?
– Ладно, как знаешь, – сказала я. – В любом случае, интересно, что у тебя выйдет.
Вот такие мы, ученики. А теперь расскажу вкратце о доменах. Потому что домен для демиурга, как ракушка для улитки, – по отдельности они существовать не могут. Только я одна, как слизень, так и хожу без домена и не особенно рвусь его заиметь. А почему, станет ясно из моего рассказа.
Создание домена было темой первого урока демиургии, на котором мне довелось присутствовать. Как я узнала впоследствии, лекция о доменах проводилась специально для Ивана. Остальные могли послушать и принять к сведению, а мне так и вообще было рано все это знать. Но такой уж здесь принцип обучения – программа общая, но каждый идет в своем темпе и выбирает, что ему нужно.
Домен – это личное владение демиурга, его собственный мир, в котором он – Бог-творец и дух места. Как рассказывала Антонина, миров можно наплодить сотни, но доменом будет только один. Его особенность в том, что он как-то связан с творцом, на глубинно-личностном уровне, и эта связь чуть ли не обратная. Как, например, у дриады: срубишь дерево – погибнет дриада, убьешь дриаду – засохнет дерево. Как я поняла, создаешь пространство как бы из себя. То, что называется «вкладывать душу», только в буквальном смысле.
Работать над доменом надо вдумчиво и постоянно. То есть моя кислотная пустыня – никакой не домен, а так, как выразилась Антонина, «недержание подсознания». И еще – у демиурга домен должен быть обязательно. Он для него база, шлюз для дальнейшего проникновения в тайны материи и творчества. В чужой домен постороннему можно попасть только с позволения владельца. (На этом месте Эзергиль скорчила хитрую гримасу и подмигнула Погодиной, а Катька незаметно ущипнула ее за ногу, смотря на Антонину лживо-преданным взглядом.) А там, внутри, каждый волен творить все, что захочет. Но не людей.
Посреди лекции к нам заглянула мелкая девчонка и сообщила, что Антонину зовут к директору. Она вышла, и разговор сразу оживился. Погодина спросила Ивана, как он назовет свое владение, а когда он с важностью сообщил: «Ойкумена» – тут же переделала Ойкумену в «Ванькину домену». Я вцепилась в Эзергиль с расспросами, однако узнала мало интересного. Про свой домен Эзергиль рассказывать отказалась, при словах «домен Антонины» расправила плечи и загадочно улыбнулась. Насчет Катькиного владения сказала, что оно называется «Дом Эшеров», что место это мрачное и опасное, и лучше туда без приглашения не соваться.
– Готический замок, что ты хочешь? В подвале Франкенштейн, на чердаке Дракула, а в башне Погодина занимается черной магией при полной луне.
– Как романтично! – вздохнула я.
– А оборотня в парке встретить не хочешь? Говорят, они у нее водятся.
– Разве он может мне что-то сделать? – усомнилась я. – Разве что напугать. Он же ненастоящий.
– Как – ненастоящий? – изумленно взглянула на меня Эзергиль. – Чем мы тут, по-твоему, занимаемся? Ненастоящие по средам, в двенадцатом кабинете, на спецкурсе миражей. Подойди-ка к Катьке и скажи, что ее оборотень ненастоящий…
– Ась? – повернулась к нам Погодина, глядя на меня с нехорошим любопытством. – Девушка хочет увидеть оборотня? Это мы устроим…
– Не соглашайся, – быстро сказала Эзергиль. – Сожрет он тебя с потрохами и не подавится. И следов не найдут. Поэтому-то в чужие домены и нельзя соваться без разрешения хозяина. В каждом мире – свои законы.
Я пожала плечами. Честно говоря, не верилось, но и экспериментировать пока не хотелось. Но тем не менее все это было дико увлекательно. Да, кажется, спецкурс Д оказался стоящей штукой!
– Мне тоже хочется свой домен, – заявила я, решив сменить тему.
Погодина и Эзергиль переглянулись и обидно рассмеялись.
– Это будет сосновый лес, – торопливо продолжила я, не дожидаясь комментариев. – Такой древний, чтобы самые древнейшие чащи казались рядом с ним молодыми лесопосадками. И чтобы со всех деревьев мох свисал, а под корнями можно было пройти, не нагибаясь. Почва – розовый песок. Грибы там будут повсюду расти здоровенные: зеленые, голубые и коричневые с золотыми крапинками.
– Мухоморы? – с интересом спросил Иван.
– Еще там будут жить большие пауки. Такие все мохнатенькие…
– Белые и пушистые, – подхватила Эзергиль.
– …Нет, бежевые с розовыми коготками, и у каждого на спинке будет узор в виде черного глаза. И паутина такая перламутровая, целые волейбольные сетки высоко между соснами, а на солнце она будет сверкать золотыми каплями…
– Ядовитые пауки-то? – опять встрял Иван.
– Смертельно, – подумав, сказала я. – Укушенный начинает переваривать сам себя и умирает в страшных муках. Но меня они кусать не будут. Меня они будут любить, тереться спинками и курлыкать…
Погодина что-то прошептала на ухо своей соседке. Эзергиль почесала в затылке и задумалась. Катька опять принялась шептать. «Давай я!» – расслышала я. «А я говорю, не надо!» – «Такой порядок!» – «Кто угодно, только не ты». – «Тогда сама».
Иван навострил уши и пересел поближе. Я замолчала.
– Ты болтай, болтай, – подбодрила меня Катька. – Мы слушаем.
Я слегка обиделась, но продолжала, поскольку мысли еще теснились у меня в голове и надо было от них избавиться:
– Там будут необыкновенные закаты. Вот у меня дома в окне солнце заходит так, как будто весь мир сжигает напоследок, и вгоняет меня в ужасную депрессию. А в моем домене лучи заходящего солнца будут… как сказать?.. преображающими. Каждый закат будет казаться концом мира, а каждое утро мир будет рождаться заново.
– Ничего, живописно, – одобрила Эзергиль. – А что-нибудь еще там будет, кроме закатов, пауков и мухоморов?
– Я пока не придумала. Не все же сразу. Хотя вот еще: ручьи с радужной водой.
– Почему радужной? От солярки, что ли? – съязвила Погодина.
– Нет, они генерируют радугу, – принялась фантазировать я. – При ударе молнии в воду возникает вертикальный канал…
– Ну, завралась! – прокомментировал Иван, отползая на прежнее место.
Эзергиль положила ему руку на плечо и вернула обратно.
– Геля, действительно, хватит болтать. Переходи к делу.
– В смысле?
– Покажи нам домен-то! Я растерялась.
– Это же просто фантазии…
– В этой мастерской, – наставительно произнесла она, – просто фантазий не бывает. Каждая твоя осознанная мысль вызывает изменения реальности. Ты еще не въехала?