Слова сияния - Сандерсон Брэндон. Страница 12

Он сказал Каладину, что собирается предпринять то, что вызовет гнев очень многих людей. «Я покончу с их играми…»

– Нам нужно сохранить этого человека в живых. – Каладин вновь повернулся к остальным. – Не знаю, верю ли я ему, но он единственный на равнинах, кто продемонстрировал хотя бы намек на сочувствие к мостовикам. Если он умрет, угадайте, как много времени понадобится его преемнику, чтобы снова продать нас Садеасу?

Шрам насмешливо фыркнул.

– Пусть попытаются – ведь нас возглавляет Сияющий рыцарь.

– Я не Сияющий!

– Ну хорошо-хорошо, – согласился Шрам. – Кем бы ты ни был, им придется постараться, чтобы отнять нас у тебя.

– Шрам, по-твоему, я могу сражаться со всеми сразу? – спросил Каладин, заглянув в глаза своему старшему товарищу. – С дюжинами осколочников? С десятками тысяч солдат? Думаешь, один человек на такое способен?

– Не один человек, – упрямо заявил Шрам, – а ты.

– Я не бог, – парировал Каладин. – Мне не выстоять против десяти армий. – Он повернулся к двум другим. – Мы решили, что останемся здесь, на Расколотых равнинах. Почему?

– А какой толк от бегства? – спросил Тефт, пожимая плечами. – Даже оказавшись на свободе, мы в конце концов попадем в какую-нибудь армию там, в холмах. Или попросту помрем с голоду.

Моаш кивнул:

– Это место ничем не хуже других, пока мы свободны.

– Далинар Холин – наша единственная надежда на настоящую жизнь, – сказал Каладин. – У него мы будем телохранителями, а не рабами. Свободными, невзирая на клеймо на лбу. Никто другой нам этого не даст. Если мы хотим свободы, надо сделать так, чтобы Далинар Холин остался в живых.

– А Убийца в Белом? – негромко спросил Шрам.

Они слышали о том, что творил этот человек по всему миру, убивая королей и великих князей в разных странах. С той поры, как первые сообщения стали поступать по даль-перьям, военные лагеря только об этом и говорили. Император Азира мертв. Йа-Кевед охватила смута. С полдюжины других государств остались без правителей.

– Он уже убил нашего короля, – сказал Каладин. – Старик Гавилар был первой жертвой убийцы. Будем надеяться, что здесь ему нечего делать. Как бы там ни было, мы защищаем Далинара. Любой ценой.

Товарищи Каладина кивнули один за другим, хоть и чувствовалось, что они делают это с неохотой. Он их не винил. Доверие к светлоглазым не принесло добра – даже Моаш, который раньше говорил о Далинаре хорошо, теперь как будто перестал им восхищаться. Как и любым другим светлоглазым.

На самом-то деле Каладин был немного удивлен тем, какое доверие ощущал сам. Но, буря свидетельница, Далинар нравился Сил. Это что-нибудь да значило.

– Прямо сейчас мы слабы, – проговорил Каладин, понизив голос. – Но если поиграем в эту игру какое-то время, защищая Холина, нам щедро заплатят. Я смогу вас обучать – обучать по-настоящему, как солдат и офицеров. Кроме того, мы сможем обучить всех остальных.

Сами по себе, две дюжины бывших мостовиков, мы ничего не добьемся. Но что, если станем умелым войском наемников в тысячу солдат, с лучшим снаряжением в военных лагерях? Если случится худшее и нам придется покинуть эти лагеря, я бы предпочел видеть сплоченное подразделение, закаленное и такое, с каким надо считаться. Дайте мне год с этой тысячей, и я все устрою.

– А вот этот план мне по нраву, – заявил Моаш. – Я смогу научиться владеть мечом?

– Мы все еще темноглазые.

– Не ты, – встрял стоявший с другой стороны Шрам. – Я видел твои глаза во время…

– Хватит! – рявкнул Каладин и тяжело вздохнул. – Прекрати. Не надо об этом говорить.

Шрам умолк.

– Я собираюсь назначить вас офицерами, – сказал им Каладин. – Вас троих вместе с Сигзилом и Камнем. Вы будете лейтенантами.

– Темноглазыми лейтенантами? – переспросил Шрам.

Такое звание обычно использовалось как равнозначное сержантскому в ротах, что состояли только из светлоглазых.

– Далинар сделал меня капитаном, – сообщил Каладин. – Самое высокое звание, которое, по его словам, он посмел присвоить темноглазому. Что ж, мне нужно придумать полную командную структуру для тысячи человек, и нам понадобится какой-то ранг между сержантом и капитаном. Это значит, что вы пятеро станете лейтенантами. Я думаю, Далинар мне это позволит. Если понадобится еще одно звание, назначим старших сержантов.

Камень будет интендантом и ответственным за провизию для всей тысячи. Лопен – его заместителем. Тефт, ты будешь отвечать за обучение. Сигзил станет нашим секретарем: только он может читать глифы. Моаш и Шрам…

Каладин посмотрел на них. Один низкорослый, другой высокий, они двигались спокойно и плавно, излучая опасность и никогда не расставаясь с копьями. Все время держали их на плече. Из всех членов Четвертого моста, которых он обучал, только эти двое обладали чутьем. Они были убийцами.

Как и он сам.

– Мы трое, – продолжил Каладин, – сосредоточимся на охране Далинара Холина. Я хочу, чтобы, по возможности, один из нас все время охранял его лично. Другой будет при необходимости охранять его сыновей, но не ошибитесь: главная наша цель – Черный Шип. Любой ценой. Он единственная гарантия свободы для Четвертого моста.

Все кивнули.

– Хорошо, – закончил Каладин. – Пойдем к остальным. Пришла пора миру увидеть вас такими, какими вижу я.

По общему согласию Хоббер должен был первым получить татуировку. Щербатый мостовик был среди тех, кто сразу поверил в Каладина. Юноша помнил тот день: он был измотан после вылазки с мостом, хотел просто лежать и глазеть в небо. Но вместо этого решил спасти Хоббера, не дать ему умереть. Заодно спас и самого себя.

Весь Четвертый мост столпился вокруг Хоббера в палатке, молча наблюдая, как татуировщица аккуратно покрывает шрамы от рабского клейма на его лбу глифами, которые дал ей Каладин. Хоббер то и дело морщился от боли, но с его лица не сходила широкая улыбка.

Каладин прослышал, что шрам можно скрыть под татуировкой, и это действительно сработало. Стоило вколоть чернила – и глифы привлекали все внимание, а шрамы под ними сделались едва заметными.

Когда все завершилось, татуировщица протянула Хобберу зеркало, чтобы он посмотрел на себя. Мостовик нерешительно коснулся лба. Кожа покраснела от иголок, но темная татуировка превосходно скрывала рабскую отметину.

– Что тут написано? – тихо спросил Хоббер со слезами на глазах.

– Свобода, – сказал Сигзил, опередив Каладина. – Этот глиф означает «свобода».

– Те, что поменьше, над ним, – прибавил Каладин, – обозначают дату, когда тебя освободили, и того, кто отдал приказ. Даже если ты потеряешь вольную, любой, кто попытается арестовать тебя за побег, легко поймет, что ты не беглец. Он сможет обратиться к письмоводительницам Далинара Холина, у которых хранится копия твоей вольной.

Хоббер кивнул:

– Хорошо, но этого недостаточно. Прибавьте к глифам «Четвертый мост». Свобода. Четвертый мост.

– В том смысле, что тебя освободили из Четвертого моста?

– Нет, сэр. Меня не освобождали из Четвертого моста. Он меня и освободил. Я ни на что не променяю то время, что провел в нем.

Безумные речи. Четвертый мост был смертью – множество людей погибли, неся на плечах эту проклятую штуковину. Даже после того как Каладин принял решение спасти свой отряд, он слишком многих потерял. Хоббер поступал глупо, не ухватившись за шанс избавиться от этого.

И все-таки бывший мостовик упрямо ждал, пока Каладин нарисует нужные глифы для татуировщицы – спокойной, крепкой, темноглазой, которая выглядела так, словно могла поднять мост без посторонней помощи. Она села на свою табуретку и принялась набивать на лбу Хоббера еще два глифа, прямо под «свободой». Во время работы она еще раз объяснила, что татуировка будет болеть много дней и Хобберу придется за ней ухаживать.

Хоббер принял новые татуировки с улыбкой до ушей. Чистая глупость – но остальные согласно кивали и хлопали его по руке. Как только с Хоббером было покончено, его место быстренько занял Шрам и нетерпеливо потребовал такой же полный набор татуировок.