Слова сияния - Сандерсон Брэндон. Страница 69

– Разумность, – уточнил Узор. – Способность мыслить и жить – то, что умеют люди. Мы идеи. Идеи, которые хотят жить.

Шаллан продолжила трудиться над волосами.

– Я тебя не убью, – твердо проговорила она. – Ни за что так не поступлю.

– Не думаю, что остальные совершили это намеренно. Это не важно.

– Очень даже важно! – возразила Шаллан. – Я этого не сделаю. Я не одна из Сияющих рыцарей. Принцесса по этому поводу выразилась однозначно. Не каждый мужчина, способный держать в руках меч, является солдатом. Одна лишь способность делать то, что делаю я, не превращает меня в одну из них.

– Ты произнесла клятву.

Шаллан застыла.

«Жизнь прежде смерти…» Слова выплыли к ней из теней прошлого. Прошлого, о котором она не желала думать.

– Ты живешь обманами, – напомнил Узор. – Они дают тебе силу. Но правда… Не произнеся правды, ты не сможешь вырасти. Почему-то я в этом уверен.

Разобравшись с волосами, она принялась заново бинтовать ноги. Узор перебрался на другую сторону грохочущего фургона и устроился на стене, слабо заметный в тусклом свете. У нее осталась горсть заряженных сфер. Маловато буресвета, учитывая, как быстро он уходит. Стоит ли ей использовать оставшееся, чтобы исцелить ноги? Сможет ли она сделать это намеренно или способность ускользнет от нее, как и светоплетение?

Девушка спрятала сферы в потайной кошель. Пусть останутся на всякий случай. Похоже, сферы и буресвет – единственное доступное ей сейчас оружие.

Закончив с бинтами, она встала в трясущемся фургоне и обнаружила, что ступни почти не болят. Шаллан могла нормально ходить, хотя без обуви все равно не ушла бы далеко. Довольная, она стукнула по стене, поближе к Блату:

– Останови фургон!

В этот раз повторять не пришлось. Она обогнула повозку и, заняв свое место рядом с Блатом, тотчас же обратила внимание на столб дыма впереди, который сделался темнее, больше и зловеще клубился.

– Это не походный костер, – заметила Шаллан.

– Ага, – согласился Блат с мрачным видом. – Горит что-то большое. Скорее всего, фургоны. – Он бросил на нее взгляд. – У этих людей, кем бы они ни были, явно не все в порядке.

18

Синяки и шишки

Слова сияния - i_031.jpg
Мыслеформа – стезя раздумий терпеливых
И учебы усердной, что награду дарует.
Но таится в ней сонм стремлений горделивых,
И утрату невинности он обоснует.
Из «Песни перебора» слушателей, строфа 69

Ганчо, новички нас догоняют, – сказал Лопен и откусил кусок чего-то, завернутого в бумагу. – Носят форму, разговаривают как настоящие мужчины. Смешно. У них на все про все ушло несколько дней. А у нас – недели.

– У других, может, и недели, но не у тебя. – Каладин прикрывал глаза от солнца и опирался на копье. Они по-прежнему были на тренировочной площадке для светлоглазых, охраняли Адолина и Ренарина – последний как раз получал первые наставления от Зайхеля, мастера-мечника. – У тебя настрой был правильным с того самого дня, как мы встретились.

– Ага. Здорово же все обернулось!

– Здорово? Тебя же отправили на мосты, чтобы ты помер где-нибудь на плато.

– Э-э, – протянул Лопен и опять откусил от того, что держал в руке. Оно походило на толстый кусок плоского хлеба, обвернутый вокруг чего-то тягучего. Лопен облизнул губы и вручил снедь Каладину, чтобы освободить единственную руку и покопаться в кармане. – Бывают плохие дни. Бывают хорошие дни. В итоге получается один к одному.

– Лопен, странный ты человек, – сказал Каладин, изучая «еду». – Это, вообще, что такое?

– Чуто.

– Чудо?

– Чу-у-то. Гердазийская еда. Хорошая штука. Гон, кусни, если хочешь.

«Чуто» походило на кусочки неопознаваемого мяса, залитые какой-то темной жидкостью и завернутые в слишком толстую лепешку.

– Отвратительно, – буркнул Каладин и вернул еду Лопену, который вручил ему то, что достал из кармана, – раковину, с обеих сторон которой были нарисованы глифы.

– Тебе же хуже. – Лопен откусил еще.

– Не стоило бы тебе вот так есть у всех на виду, – заметил Каладин. – Это невежливо.

– Ха, зато удобно. Погляди, как хорошо все завернуто. Можно пойти по делам, все их переделать и поесть на ходу…

– Неряшливо. – Каладин изучал раковину.

Она содержала подсчеты Сигзила относительно того, сколько у них солдат, как много им понадобится еды, по мнению Камня, и оценки Тефта – сколько бывших мостовиков готово к обучению.

Последняя цифра была довольно большой. Если мостовики выживали, они становились очень сильными, таская мосты. Как Каладин уже доказал, это позволяло делать из них отличных солдат – требовался только подходящий стимул.

На оборотной стороне раковины Сигзил начертил для Каладина тропу, по которой следовало патрулировать окрестности военного лагеря. Вскоре у него для этого будет достаточно новобранцев, и он займется тем, о чем говорил Далинару. Тефт считал, что Каладину лучше самому отправляться в дозор, чтобы новички смогли проводить с ним побольше времени.

– Сегодня будет Великая буря, – бросил Лопен. – Сиг сказал, она начнется через два часа после заката. Он думал, ты захочешь подготовиться.

Каладин кивнул. Еще один шанс для появления тех загадочных цифр – они уже дважды возникали во время бурь. Он примет дополнительные меры, чтобы Далинар и его семья были под защитой.

– Спасибо за донесение. – Каладин сунул раковину в карман. – Пошли кого-нибудь назад, пусть передадут Сигзилу, что предложенный им маршрут уведет меня слишком далеко от военного лагеря. Пусть нарисует другой. А еще скажи Тефту, что мне нужна пара человек, которая сменит здесь Моаша и Дрехи. Они оба провели на вахте слишком много часов. Сегодня ночью я сам буду охранять Далинара – предложу великому князю, чтобы во время бури вся его семья была рядом, так ведь удобнее.

– Если ветра пожелают, гон, – сказал Лопен, доедая последний кусок чуто. Потом он присвистнул, глядя куда-то в сторону покрытого песком двора. – Здорово смотрится, верно?

Каладин проследил за взглядом гердазийца. Адолин, предоставив брата Зайхелю, принялся за тренировочные упражнения с осколочным клинком. Он изящно вертелся и крутился на песке, и меч в его руках так и летал, выписывая в воздухе замысловатые узоры.

Опытный осколочник никогда не выглядел неуклюжим в доспехе, – напротив, он был внушительным, сверкающим. Латы сидели точно по фигуре. Броня Адолина отражала солнечный свет, точно зеркало, при каждом его взмахе мечом, каждой перемене позиции. Каладин знал, что это просто упражнения для разминки и от них больше пыли в глаза, чем пользы. На поле боя никто так себя не вел, хотя отдельные стойки и рубящие удары можно было применять в деле.

Хоть Каладин об этом и знал, ему с трудом удалось стряхнуть благоговение. Сражаясь, осколочники в доспехах выглядели не людьми, а скорее Вестниками.

Он заметил Сил: она сидела на краю карниза неподалеку от Адолина и наблюдала за юношей. С такого расстояния Каладин не мог разглядеть выражение ее лица.

Адолин закончил разминку, упав на одно колено и вонзив осколочный клинок в землю до середины лезвия. Когда он отпустил рукоять, меч исчез.

– Я уже видел, как он призывает этот клинок, – проговорил Каладин.

– Ага, ганчо, на поле боя, когда мы спасли его жалкую задницу от Садеаса.

– Нет, раньше, – сказал Каладин, вспоминая происшествие со шлюхой в лагере Садеаса. – Он спас кое-кого от издевательств.

– Хм. Тогда он не такой уж плохой, верно?

– Возможно. Ладно, ступай. Позаботься о том, чтобы сюда прислали кого-нибудь на замену.

Лопен отсалютовал ему и забрал Шена, который тыкал пальцем в тренировочные мечи, висевшие вдоль края двора. Вместе они побежали выполнять его поручение.