Держава богов - Джемисин Нора Кейта. Страница 10

– Есть созвучие, – повторил Нахадот. Он был черной тенью на фоне темной коры Древа. – Ты и Вихрь… только в будущем или в прошлом – сказать не могу.

Я нахмурился:

– Что это значит?

– Не знаю.

– Такого прежде не случалось?

– Нет.

– Наха… – Я чувствовал себя полностью сбитым с толку. Он думал совсем не так, как разные там низшие существа. Чтобы уследить за его мыслью, нужно было взвиваться и прыгать выше головы. – Это мне повредит? Собственно, только это и важно!

Он передернул плечами, словно ему было все равно. Лишь брови сдвинулись. У него снова было то лицо, с которым он жил в Небе. Это мне не очень понравилось, ведь мы находились рядом с местом, где довелось претерпеть столько мук.

– Я переговорю с Йейнэ, – пообещал он.

Я сунул руки в карманы, нахохлился и стал ногой сбивать с ветки пятнышко мха.

– А как же Итемпас?

К моему немалому облегчению, у Нахадота вырвался сухой и недобрый смешок.

– Неизбежное, Сиэй, не то же самое, что непосредственное. А любовь не подразумевает прощения. – С этими словами он отвернулся. Его тень уже сливалась с потемками Древа и дальнего горизонта. – Помни об этом, когда будешь играть со своими любимчиками Арамери.

На этом он оставил меня. Облака чуть дрогнули в небе, отмечая его путь. Потом реальность успокоилась.

Встревоженный так, что не выразить никакими словами, я превратился в кота и двинулся вперед по ветке, пока не дошел до разросшегося узла величиной с дом. Из него росло несколько сучьев поменьше, сплошь унизанных треугольными листьями и серебристыми цветками. Тут я свернулся клубочком, вдыхая утешительный запах Йейнэ, и стал ждать наступления дня. По ходу дела я гадал – причем беспрерывно, ведь я больше не нуждался во сне, – с какой это стати у меня кишки сводит от страха…

Перед встречей у меня еще оставалось время, и я позабавился – если кто-то готов назвать это забавой – прогулкой по дворцу в предрассветные часы. Я начал с нижних уровней, так часто бывших моим прибежищем в былые деньки, и выяснил, что эта часть Неба действительно совершенно покинута. И речь шла не только о самом «дне», которое всегда пустовало (не считая покоев, что занимали мы, Энефадэ). Пребывали в запустении кухни и трапезные для слуг, детские и комнаты для учебы, швейные мастерские и парикмахерские. В общем, все части Неба, предназначенные для людей низкого происхождения – то есть большинства его населения. Судя по всему, сюда заглядывали только ради того, чтобы вытереть пыль. Неудивительно, что в тот первый раз Шахар и Декарта выглядели такими испуганными!

На верхних уровнях дворца мне, по крайней мере, стали попадаться слуги. Они бежали по своим делам, и никто не видел меня, хотя я не озаботился натянуть на себя амнийскую внешность или укрыться в закоулке тишины. Это потому, что слуги хотя и попадались, но далеко не в таких количествах, как в дни моего рабства. Легче легкого было, заслышав торопливые шаги, спрятаться за поворотом коридора или, если с разных сторон приближались сразу двое, взлететь и прилипнуть к потолку. (Полезное, кстати, наблюдение: смертные очень редко смотрят вверх.) Я всего раз был вынужден прибегнуть к магии, да и то не к своей: угодив прямо в место сбора слуг, которые неизбежно должны были заметить меня, я шагнул в нишу подъемника, позволив заклинанию какого-то давным-давно умершего писца вознести меня на следующий этаж. Прямо-таки преступная легкость!

Я продолжал незамеченным разгуливать по дворцу, думая о том, насколько подозрительно легко мне это удается. К тому моменту я уже добрался до уровней, где обитали высокорожденные; здесь уже приходилось действовать с оглядкой. Слуг тут попадалось меньше, зато прибавилось стражников. Они щеголяли в белых ливреях самого противного вида, какие я только видел, и были вооружены мечами, арбалетами и потайными кинжалами, если только плотское зрение меня не обманывало. В Небе всегда имелась небольшая армия стражи, но в дни моего постоянного проживания здесь они хотя бы глаза не мозолили. Одевались так же, как слуги, и не носили оружие на виду. Арамери предпочитали думать, что стража не очень-то и нужна, и в те времена, пожалуй, так оно и было. Любая сколько-нибудь значимая угроза высокорожденным Арамери заставила бы нас, Энефадэ, мгновенно переместиться к месту опасности. На этом неприятности и кончались.

Я прошел сквозь стену, избегая внимания чрезмерно бдительного охранника, и подумал, что теперь Арамери, похоже, приходится защищаться подручными средствами. Это вполне понятно, но вот что и каким образом вызвало уменьшение количества слуг?

Я оказался перед лицом тайны и положил себе ее разгадать, если получится.

Пройдя сквозь еще одну стену, я очутился в комнате, где витал запах, показавшийся мне знакомым. Принюхавшись, я на цыпочках обошел няню, прикорнувшую на диване в гостиной, и вскоре обнаружил Шахар, сладко спавшую в большой кровати с четырьмя столбиками по углам. Безупречные светлые кудри разметались по полудюжине подушек, но я присмотрелся к ее лицу и еле сдержал смешок: рот девочки был открыт, щека расплющилась о сгиб руки, а слюна изо рта струйкой стекала по руке и собиралась лужицей на подушке. Шахар довольно громко похрапывала и даже не пошевелилась, когда я подошел осмотреть ее полки с игрушками.

О ребенке очень многое можно узнать, выяснив, во что и как тот играет. Я не стал особо приглядываться к игрушкам на самых верхних полках; ясное дело, свои любимые она держит там, где их легко достать. На нижних полках кто-то наводил порядок и чистоту, так что трудно было определить самые потертые. Пришлось снова ориентироваться по запаху, и тут мое внимание привлекли три вещицы. Первой было чучело какой-то большой птицы. Коснувшись ее языком, я ощутил привязанность маленького ребенка, уже начинавшую угасать. Второй оказалась подзорная труба, легкая, но прочная: должна же она была выдерживать постоянные падения из неуклюжих ручонок. Наверное, Шахар разглядывала через нее город внизу. Или звезды в небе. Трубу окутывала аура восхищенного изумления, и я улыбнулся.

Третьим предметом – и над ним-то я замер – был скипетр.

По-настоящему красивый, замысловатой и тонкой работы. Изящный витой жезл, сверху донизу в самоцветах. Истинное произведение искусства! Скипетр выглядел стеклянным, но был сделан не из стекла, ибо кто же делает детские игрушки из такого хрупкого материала? Нет, это был окрашенный день-камень – вещество, из которого состояли стены дворца. Он обладал многими чудесными свойствами, и, помимо прочего, разбить его исключительно трудно (уж я-то знаю, ведь это я со своими родственниками и создал его). По этой-то причине много столетий назад тогдашний глава семейства потребовал от своего первого писца несколько таких скипетров, и они стали игрушками наследников Арамери. «Чтобы привыкали ощущать власть» – так он выразился. С тех-то пор многие мальчики и девочки Арамери получали такой скипетр на свой третий день рождения. Некоторые из них использовали древние жезлы, чтобы лупить четвероногих питомцев, других детей и слуг, принуждая их к покорности через боль.

Когда я видел подобный скипетр в последний раз, это была более взрослая версия игрушки с полки Шахар. К ней был прикреплен острый ножичек, которым так удобно было резать мою кожу на полоски. Помнится, от такого надругательства над детской игрушкой мои раны горели, словно их солью посыпали…

Я вновь посмотрел на Шахар. Белокурая Шахар, наследница Шахар, будущая правительница Шахар Арамери. Среди детей Арамери все-таки находились такие, кто нипочем не воспользовался бы скипетром, но я был уверен, что Шахар такой душевной мягкостью не обладала. Хотя бы раз она этим жезлом наверняка воспользовалась, причем с превеликим удовольствием. И скорее всего, ее первой жертвой стал Дека. Исцелил ли ее болезненный крик брата от стремления причинять боль? У Арамери, скорее, было в обычае терзать своих самых любимых и с упоением вспоминать об их муках.