Ученик якудзы - Силлов Дмитрий Олегович "sillov". Страница 14
Не было только боли от удара. Физической боли. Все остальные ощущения имелись с избытком. А еще было ощущение, что японец, что называется, «не вложился», как не вкладывается в удар тренер по боксу, в четверть силы хлопая перчаткой по уху забывшего про защиту новичка.
«Вот тебе и ниндзя с мечами…»
Виктор не мог отделаться от ощущения, что японец сейчас сидит и ржет себе втихомолку. Мол, оттаскал щенка за шкирку, чтоб не рыпался и не строил из себя Блейда с Брюсом Ли в одном флаконе.
Виктор начал закипать.
«Ну, ты, конечно, черт узкоглазый, глазами стрелять Мастер, но…»
Он оторвал взгляд от проплывающего мимо пейзажа с явным намерением разобраться с непомерно наглым иноземцем. Еще не зная как, но разобраться раз и навсегда…
Японец, как ни в чем не бывало, смотрел в окно. Но, видимо, это занятие ему уже успело надоесть, поэтому он раскрыл стоящий рядом на сиденье дорожный саквояж, достал оттуда газету и принялся читать. Газета была усыпана иероглифами, похожими на мертвых насекомых, отчего сильно напоминала пособие по энтомологии.
И чего тут сделаешь? Сидит себе мужик, читает газету. Отобрать у него чтиво с закорючками и предъявить, чего это ты на меня не так посмотрел десять минут назад?
Ярость – она такая штука, что ежели не находит выхода, то вместо дурной энергии, кровавого марева перед глазами и адреналина в крови через очень короткое время наступает прямо противоположный эффект.
Виктору отчаянно захотелось спать.
Отходить ко сну в лимузинах с кожаным салоном Виктору доселе не приходилось. Но с другой стороны – когда везут незнамо куда не по своей воле, стоит ли соблюдать приличия и китайские… хммм… японские церемонии.
Виктор закинул ноги прямо в ботинках на длиннющее сиденье, подложил кулак под голову и мгновенно отрубился…
Снился ему японец.
Японец сидел напротив и глядел сквозь газету. Виктор ясно видел немигающие глаза, рассматривающие его сквозь промежутки в иероглифах. Это были глаза вивисектора, наживую препарирующего беспомощную тварь с целью изучить ее реакции на лезвие скальпеля.
Холодный металл безболезненно вскрыл грудную клетку. Покопавшись там и, видимо, не найдя того, чего хотелось, скальпель принялся за лобную кость. На секунду между бровями стало нестерпимо холодно, и почти сразу же Виктор физически ощутил, как ледяной взгляд японца легко вошел в его мозг и принялся там обстоятельно ковыряться.
Виктор чувствовал, как корчатся его извилины, рефлекторно пытаясь отстраниться от незваного гостя, – так дергается тело гусеницы, которую малолетний садист колет иголкой. Но безжалостный исследователь уверенно продолжал свое дело.
Вот лезвие приблизилось к извилине, проткнуло ее, и вялая Викторова мысль, просочившись сквозь разрез, потекла по направлению к немигающим глазам, похожим на узкие бойницы…
Виктор закричал… и проснулся.
Поза японца не изменилась. Изменилось лишь положение его тела. Сейчас он полулежал, продолжая читать свою газету. Спинка его кресла была откинута под углом в сорок пять градусов, а нижняя часть, наоборот, приподнята вверх.
«Понятно, – зло подумал Виктор, еще не до конца отойдя от странного сна и пытаясь рассмотреть глаза японца сквозь газету. – Лишний раз утерли нос крутому деревенскому парню. Цивилизация, куда деваться. Будто сами сто лет назад гэтами [11] щи не хлебали. Или что у них там вместо щей было? Суп с тараканами?»
Он спустил ноги на пол. И понял, что жутко хочет пить. И есть.
Трогать стратегический запас было неразумно. Экономить паек Виктор привык еще с армии. Поэтому он осведомился, обращаясь к газете:
– Долго нам еще ехать?
– Два часа, – ответили из-за газеты.
– А питание для конвоируемых предусмотрено в программе?
Видимо, питание было предусмотрено, так как, помедлив немного, газетный лист сложился вдвое, потом еще раз вдвое. Показавшийся из-за него японец степенно положил газету на сиденье, после чего открыл саквояж и, вытащив из него блистер каких-то крупных таблеток, протянул его Виктору.
Виктор взял предложенное и с недоумением повертел в руках. В блистере было четыре таблетки, каждая чуть больше «цитрамонины». Однако, в отличие от «цитрамона», на упаковке не было каких-либо надписей, поясняющих назначение ее содержимого.
«Может, он по-русски не совсем догоняет?» – подумал Виктор.
– Да я вроде не кашляю, – сказал он, протягивая таблетки обратно. – И поносом не страдаю. Мне бы пожрать чего-нибудь.
– Это и есть пожрать, – сказал японец, доставая из саквояжа маленькую бутылочку с розоватой жидкостью внутри и также протягивая ее Виктору. – А это – попить.
– Здесь только воробью попить, – проворчал Виктор, принимая бутылочку. – Видать, не жалует ниндзей ваше правительство. Впроголодь живете.
Но японец уже снова скрылся за газетой.
«Ну, на безрыбье и раком свистнешь», – подумал Виктор, закидывая в рот таблетки и запивая их двумя глотками из бутылочки – на третий глоток жидкости не хватило.
Таблетки были безвкусными, а вот еще от пары-тройки таких бутылочек с ни на что не похожим ароматом каких-то трав Виктор бы не отказался.
Японец чуть опустил газету, покосился на пустой блистер…
– Это был рацион на сутки, – сказал он, и снова вернул газету в исходное положение.
– Раньше надо было говорить, – несколько сиплым голосом сказал Виктор.
Он как-то вдруг сразу почувствовал, что невзрачные с виду таблетки по своим питательным свойствам многократно превосходили самые смелые ожидания. Сейчас у Виктора было ощущение, что он с ходу смолотил пару кастрюль гречневой каши.
Из-за газеты вылетел еще один блистер и шлепнулся рядом с Виктором.
– Какие мы все тут любезные, – тихо проворчал Виктор.
Это был «фестал».
– Что, и в Японии наши колеса уважают?
Из-за газеты не ответили.
«Ну и хрен с тобой», – подумал Виктор, спешно закидывая в рот пару знакомых таблеток, от которых по крайней мере никаких гадостей ждать не приходилось – одна сплошная польза. В случаях, когда пациент бывает сильно обожрамшись.
Через несколько минут дышать стало легче.
Японец периодически менял свои газеты, складывая прочитанные в саквояж и извлекая непрочитанные, за окном зеленой лентой тянулся однообразный пейзаж, мягко покачивался автомобиль, героически преодолевая воспетые поэтом загибы русской дороги. Все эти составляющие в совокупности плавно вогнали Виктора в медитативно-пофигистическое настроение, девизом которого мог бы стать, скажем, гвоздь в рамке с подписью «Забей на все», продаваемый в одном из бывших киосков «Союзпечати» около бывшего магазинчика Виктора.
«Бывший киоск, бывший магазин… И сам я бывший… Бывший десантник-бандит-коммерсант… А сейчас хрен пойми кто… Кролик подопытный, конвоируемый в лабораторию… Таблетками вот узкоглазый накормил… Мол, эксперименты проводим на наименее ценных членах экипажа… Да и хрен с ним…»
Сиденье было мягким и обволакивающим, климат-контроль бережно фильтровал воздух, насыщая его ароматом хвои.
Виктор и не заметил, как снова задремал…
Над ухом прозвучал выстрел.
Виктор вскочил как ужаленый. Над ним стоял японец.
Намозолившая глаза газета в поле зрения отсутствовала. Вместо газеты перед носом Виктора маячила размытая со сна фигура, которая образуется после щелчка среднего пальца об жесткую маленькую ладонь.
– Приехали, – сказал японец, убирая фигуру в карман.
Дверь открылась сама собой. За ней, старательно изображая букву «Г», стоял водитель машины.
Японец повернулся спиной к Виктору и вылез из «Линкольна».
Виктор почувствовал, что своего попутчика он ненавидит добросовестно, глубоко и от всей души. Но в салоне явно больше делать было нечего. Тем более, согласитесь, не очень-то удобно сидеть и дуться внутри салона, когда за дверью, согнувшись в три погибели, стоит маленький водитель, похожий на подростка, делая вам ручкой, – мол, выметайтесь, дорогой и глубокоуважаемый гость, приехали, не фиг тут рассиживаться.