Гарри Поттер и скрижали Грин-де-Вальда (СИ) - Крюков Михаил Григорьевич "профессор Тимирзяев". Страница 20

Гарри пытался разглядеть за столом Гриффиндора своих детей и детей Гермионы, но никак не мог сделать этого. «Опять, наверное, пора менять чёртовы очки», – с досадой подумал он. Места за столами Гриффиндора, Когтеврана и Пуффендуя были почти полностью заняты, а вот слизеринцев в Хогвартсе стало заметно меньше, и выглядели они испуганными, тихими и даже немного забитыми. «Эти дети ни в чем не виноваты, – подумал Гарри, придется заняться ими в первую очередь».

Наконец церемония распределения закончилась, и маленькие волшебники заняли места за своими столами.

Гарри опять встал.

– Я знаю, что в Хогвартсе вот уже два года не проводились соревнования по квиддичу. Это непорядок. С этого года мы решили возобновить их, и я с удовольствием представляю вам нового школьного тренера по квиддичу! – Гарри указал на поднявшегося из-за стола Джорджа, – а чтобы соревнования проходили на достойном уровне, мы попросим министра магии выделить деньги на покупку четырех комплектов квиддичной формы и новых мётел. Я думаю, «Стратоджеты» будут в самый раз! – ответом на его выступление стал восторженный вой зала. Гарри показал на Кингсли. Тот встал, вежливо улыбаясь и раскланиваясь, но из-за спины показал Гарри увесистый кулак. Дети не заметили ничего, а вот зоркий профессор Долгопупс увидел всё и погрустнел. Он понял, что грант на аквариум для волшебных морских растений удаляется от него со скоростью метлы «Стратоджет».

– Да начнется пир! – взмахнул волшебной палочкой Гарри и произнёс заклятие, которому его вчера специально учили домашние эльфы.

***

– Ну что ж, друзья, – сказал Кингсли, – вот все формальности и позади, желаю вам удачи! – и приподнял бокал с бренди.

Гарри, Гермиона и министр магии сидели в директорском кабинете. Был поздний вечер, небо над Хогвартсом хмурилось весь день и к ночи разразилось проливным дождём. Дождь стучал в окна, а ветер швырял в стёкла мокрые листья и тихонько посвистывал в щелях между рамами. В кабинете, защищенном от непогоды толстыми замковыми стенами, было так тихо, что было слышно, как пересыпается песок в громадных часах, стоящих в углу. Догорал камин, в бокалах отсвечивало вино.

– В замке всё спокойно? Глянь, Гермиона, – попросил Гарри, – карта на столе. – Гермиона подтянула к себе Карту Мародеров и развернула её. «Клянусь, что замышляю шалость и только шалость!» – сказала она и коснулась волшебной палочкой пергамента, на котором стал проявляться чертёж Хогвартса. Кингсли Бруствер, который Карту Мародеров никогда не видел, следил за ней с интересом. Гермиона долго и внимательно разглядывала чертёж, затем сказала: «Шалость удалась», вновь дотронулась палочкой до карты и свернула её.

– Ну, что? – лениво спросил Гарри, потягивая из бокала.

– Да вроде всё в порядке. Дети в спальнях, кое-кто в гостиных, но это, наверное, старшекурсники в первый школьный вечер наговориться не могут. В коридорах никого нет, только Наземникус Флетчер зачем-то по замку бродит.

– Окна, наверное, проверяет, чтобы не залило коридоры дождём, – сказал Гарри. – Филч тоже вечно по ночам таскался, сущее было наказание! Да еще кошкидра его облезлая везде нос совала! Но вообще, не нравится мне этот Наземникус Флетчер! Кингсли, откуда он взялся в Хогвартсе? Кто его нанял?

– Гарри, при всём уважении, – мягко сказал министр магии, – мне, знаешь ли, как-то не приходило в голову контролировать должность завхоза в Хогвартсе…

– Прости, Кингсли, что-то меня занесло, – смутился Гарри.

…но ты директор и можешь в любой момент его уволить. Только тебе придется сначала объяснить ему, за что.

– Из-за него погиб Грюм!

–Во-первых, это не повод, а, во-вторых, ты уверен?

– Да, уверен!

– А я вот не уверен, Гарри, – сказал Кингсли, – хотя я тоже был там. Кто вообще сейчас сможет уверенно сказать, кто в чьей смерти виноват?

– Наземникус сбежал, трансгрессировал с метлы, и заклятие Волан-де-Морта попало Грозному Глазу в спину!

– А если бы Наземникус не сбежал, от этого заклятия погиб бы он сам… Каждый волен распоряжаться своей жизнью и своей смертью по своему собственному усмотрению, Гарри, – тяжело сказал Бруствер. – Флетчер сделал свой выбор, а Аластор – свой. Ты возьмешься судить, чей выбор более правильный?

Гарри хотел что-то сказать, но промолчал. Возникла неприятная пауза.

–Ладно, Гарри, вздохнул Кингсли, – оставим это. По поводу того дела что-нибудь узнать удалось?

– Кое-что, – ответил Гарри, – подожди минуту, – он взмахнул палочкой, устанавливая магическую защиту от прослушивания. – Да, так вот, о чём я?... Понимаешь, вроде везде всё спокойно. Хагрид ничего не заметил, в Хогсмиде тоже тишина. Замок я обошел, даже на кладбище сходил, правда, вот в подземельях у Дуэгара пока не был, но схожу обязательно. Единственную зацепку мне дала Трелони.

– Да? – Кингсли насторожился.

– В общем, ничего она про своё пророчество не знает, знать не хочет и боится его. Но, заметь, когда я её спросил, мол, не знает ли она, когда Мир Живых сближается с Миром Мёртвых, она ответила, что знает: дважды в год, на Самайн и Бельтайн. Причем спокойно так ответила, как само собой разумеющееся.

– Вот как? Очень интересно… – задумался Бруствер, – а мои люди это упустили…

– Но это же очень важно, Гарри! – воскликнула Гермиона, – почему ты мне об этом раньше не сказал?!

– Я пытался, – пожал плечами Гарри, – но кроме «А-а-а», да «Э-э-э» я от тебя ничего не добился. Что я не знаю, какой ты бываешь, когда что-нибудь читаешь?

Гермиона сердито фыркнула, но промолчала.

– Кингсли, а что это – Самайн и Бельтайн? – спросил Гарри.

– Ну, всё, что я знаю, это – древние праздники, ещё кельтские, – ответил министр. – Чего ты меня-то спрашиваешь, у тебя вон живая энциклопедия под боком сидит! У неё и спрашивай.

Гермиона слегка смутилась, но быстро взяла себя в руки.

– Самайн и Бельтайн, Гарри, как уже сказал Кингсли, – это очень древние кельтские праздники. Самайн – осенний праздник, а Бельтайн, наоборот, весенний. Ну, вроде как праздники сбора урожая и пробуждения природы. Отмечают их по целой неделе, хотя сам праздник длится всего один день, но три дня до него и три дня после тоже считаются праздничными. После Самайна начинается темная часть года, а после Бельтайна – светлая. Кельты считали, что Самайн – это праздник мертвых, и верили, что в Самайн можно говорить с тенями умерших, потому что граница между Миром Живых и Миром Мёртвых истончается… Гарри, как же я сама не догадалась! Ведь знала всё это про Самайн и Бельтайн, учила!

– Да ладно тебе, – сказал Гарри, – я вообще удивляюсь, сколько всего ты помнишь, а как именно его празднуют?

– Ну, порядок проведения обрядов я точно не помню, надо в библиотеке уточнить, – ответила Гермиона, – но вроде костры жгли и прыгали через них.

– Обязательно уточни, – сказал Гарри, – потом мне расскажешь, может, еще какой-нибудь кусочек в мозаику ляжет. А когда его празднуют?

– Как когда? – удивилась Гермиона, – Самайн праздновали 31 октября, сейчас вместо него отмечают Хэллоуин.

– А Бельтайн?

– А Бельтайн – 1 мая, но это как раз весёлый праздник!

Гарри и Кингсли переглянулись.

– Вот оно, значит, как, – сказал Кингсли, – выходит, времени у нас совсем мало, всего два месяца…

– Постой, Кингсли, да с чего ты взял? – заволновалась Гермиона, – ещё же ничего не ясно, вдруг совпадение или ещё что?

– Никаких совпадений, – жёстко сказал Гарри. – Смотри сама: Трелони произнесла пророчество в мае, то есть после Бельтайна, а тот артефакт, который мы ищем, придет в мир в Самайн, когда граница между Миром Живых и Миром Мёртвых истончается, сама же только что сказала…

– Да, – подвёл итог беседы Кингсли, хлопнув ладонями по подлокотникам кресла и вставая, – то, что мы сейчас поняли, очень и очень важно. Получается, времени у нас в обрез, и мы должны действовать быстро. Прошу тебя, Гарри, не медли ни секунды! Ты понимаешь, что поставлено на кон. А я со своей стороны заставлю работать невыразимцев в министерстве в два, нет, в три раза быстрее! Сними защиту, Гарри, – попросил он, мне пора домой, время к полуночи, что-то устал я. С твоего позволения, я камином воспользуюсь. Спокойной ночи!