Холодный поцелуй смерти - Маклеод Сьюзан. Страница 2

Я засмеялась — коротко и безрадостно. Сама-то я хороша — сида, волшебное существо, напоенное магией, но это вовсе не значит, будто я умею с ней обращаться. О да, я ее видела магическим зрением, могла призвать, взломатьили даже впитать,но, как я ни старалась, собственные мои колдовские способности на деле оказывались не серьезнее, чем у ведьминых дочек. Почему, я сама не знала, но магия любит подобные мелкие шуточки. Однако сложности с чарами были у меня всегда и сейчас значились где-то в самом низу списка, в начале которого стояли куда более важные пункты — например, выяснить, что от меня нужно привидению Козетте.

Я потрусила домой, ломая голову над тем, где же, прах побери, раздобыть некроманта, — разве что в буквальном смысле слова рыться в могильном прахе?

Пять минут — и я была дома, в тепле и сухости, по крайней мере, на пороге вестибюля; оставалось еще подняться на пять пролетов. Я положила ладонь на парадную дверь, и кобальтовые защитные чары вспыхнули, словно неоновая вывеска в сумраке, снова впитались в косяки, и дверь подалась. Отняв руку, я вдохнула знакомый аромат восковой мастики для пола, а с ним и свежий — и куда менее приятный — запах сырой плесневелой земли и чеснока.

— Проклятущие ведьмы, — процедила я и сморщилась.

Я щелкнула выключателем, но, как обычно, ничего не произошло, — в люстрах, свисавших из-под высокого эдвардианского потолка, по-прежнему не было лампочек. Хозяин дома, мистер Трэверс, что-то затаился. Моим соседкам-ведьмам темнота была нипочем: все они могли наколдовать себе огненные шары. Но хотя у меня и «оранжевые котячьи глаза» (лично я предпочитаю называть их янтарными), в темноте я вижу примерно так же фигово, как колдую, так что пришлось полагаться на свет уличных фонарей, сочащийся сквозь витражную фрамугу над парадной дверью. А этот свет не мог ни развеять темные тени, таящиеся на лестнице, ни осветить высокую, темную, неподвижную фигуру на площадке надо мной.

Сердце у меня екнуло, я уставилась в темноту, а потом вздохнула с робким облегчением — мне удалось разглядеть толстое древко и березовые прутья метлы-оберега. Еще раз проклятые ведьмы! Мало того что с чесноком переборщили, еще и всякий хлам на лестнице сваливают. Впрочем, не привидение — уже спасибо. Поежившись, я вытащила из полиэтиленового пакета заботливо приготовленное до пробежки полотенце и вытерла мокрые лицо и волосы. Шагая к лестнице на цыпочках — наш гоблин-уборщик Элигий был не из тех, кто потерпит мокрые следы на оттертом черно-белом кафельном полу, — я натянула через голову сухой свитер и почувствовала, как холод мало-помалу отступает.

— Дженни!

От гулкого баса я так и подскочила.

— Можно тебя на пару слов? Пожалуйста.

Сердце у меня упало. Я натужно улыбнулась и повернулась к хозяину дома:

— Конечно, мистер Трэверс!

«Если эта пара слов не о выселении из квартиры», — добавила я про себя, глядя снизу вверх на горного тролля ростом добрых восемь футов.

Он напоминал Халка из фильма, только Халк желто-зеленый, а мистер Трэверс — всевозможных оттенков коричневого. Он с головы до пят задрапировался во что-то вроде бархатного мешка песочного цвета, оставлявшего бугристые бежевато-бурые руки обнаженными. На самом деле мистер Трэверс весь светло-бежевый, а уродливые бурые комья — это была налипшая и еще не отслоившаяся земля. Он залегал себе геологическими пластами в подвале — так он боролся с эрозией из-за задымленного лондонского воздуха — и никого не трогал, но мои соседки заставили его выкопаться и заняться их жалобами. На меня.

— Извини, нехорошо получается, но госпожа ведьма Уилкокс опять недовольна. — Мистер Трэверс нахмурился, его лоб прорезали глубокие трещины.

Ведьма Уилкокс жила на четвертом этаже, была полна решимости меня выселить и не жалела ради этого сил и красноречия. Дело осложнялось тем, что до выхода на пенсию она состояла в Ведьминском совете, и от нее нельзя было так просто отмахнуться.

— Мне кажется, я не делала ничего такого, что вызвало бы ее недовольство, — проговорила я, делая ставку на дипломатию.

— Дженни, ты же понимаешь, не важно, что ты делала и чего не делала, — угрюмо пророкотал тролль. — К ней приехала пожить внучка. Насколько мне известно, она только что рассталась с женихом и потеряла работу, поэтому чувствует себя несколько неуверенно. Госпожа ведьма Уилкокс говорит, что ее внучке в ее нынешнем состоянии может навредить соседство феи-сиды… — он подался вперед и похлопал по почтовому ящику, — особенно если учесть, сколько писем шлют тебе вампиры…

Вот зараза! В пекло дипломатию!

— Она что, думает, я силком потащу ее внученьку в вампирский клуб и устрою ей Укус только потому, что какие-то кровососы прислали мне несколько писем? — Я фыркнула. — И вообще, даже если бы я решила натворить таких глупостей, внучка-то у нее ведьма, так что ни в какое лицензированное вампирское заведение ее и на порог не пустят!

— Дженни, я это понимаю, и она тоже должна понимать. — Мистер Трэверс яростно почесал руку, отчего на мраморный пол посыпались хлопья сухой земли. — Я пытался напомнить ей о старинных соглашениях и объяснить, что ни один вампир в Британии их не нарушит, но она и слушать не хочет!

Соглашения были не просто старинные, а древние, их заключили еще в четырнадцатом веке, когда ведьмы и вампиры столкнулись лицом к лицу с группой религиозных фанатиков — охотников на ведьм. Охотники искореняли любое колдовство на корню и, обнаружив преступника, не тратили время на разбирательства, кто он и что он. Столкнувшись с общим врагом, вампиры с ведьмами решили объединиться ради самосохранения и заключили перемирие на условиях «живи и давай жить другим» — перемирие, остающееся в силе и в наши дни.

Разумеется, нынешние ведьмы предпочитают забыть, кто спас их от перспективы долгих пыток и поджарки на решетке, но вампиры живут дольше и память у них лучше — благодаря Дару кое-кто из них лично был свидетелем тогдашних событий, — а кроме того, крайне серьезно относятся к «слову чести». Поэтому ведьмы, а также все, кто удостаивался их протекции — два месяца назад в их число входила и я, но теперь все изменилось, — последними оказались бы в числе гостей-деликатесов на вампирском званом обеде. К несчастью для меня, если ведьма впадает в паранойю, подобные соображения ее не останавливают.

— Хотел, чтобы ты была в курсе дела, Дженни. — Пыль висела над головой мистера Трэверса нервным бежевым облачком. — Мне правда очень неприятно, ты такая хорошая съемщица. — Уступы бровей сочувственно опустились. — Но если она подаст жалобу выше, я уже ничего не смогу поделать.

— Понимаю, заявление пойдет в Ведьминский совет. — Я вяло похлопала его по руке в знак благодарности и тут же пожалела: от руки отвалился большой кусок сухой глины, а под ним виднелась воспаленная мокнущая кожа. Разнесся густой запах сырости, и я с трудом сдержалась и не закашлялась. — Надеюсь, совет не примет его всерьез, — проговорила я, когда смогла.

— Я обязательно замолвлю за тебя словечко, Дженни. — Мистер Трэверс полез в карман своего балахона, извлек оттуда бумажный пакетик и протянул мне. — Хочешь сливочный леденец?

Я взяла конфетку, чтобы не обидеть его.

— Спасибо, — улыбнулась я и добавила: — Съем потом. — Скорее уж никогда: я не собиралась ломать себе зубы о тролльи сладости. — И что предупредили, тоже спасибо. Я постараюсь сделать так, чтобы письма больше не приходили.

Тролль коротко улыбнулся мне в ответ, губы разомкнулись, показав истертые бежевые зубы.

— Я тут подумал… хотел с тобой посоветоваться, Дженни.

Он умолк и опустил глаза, словно бы смутился из-за кучки сухой земли у своих ног.

— Мм… ничего, если спрошу?

— Давайте, — кивнула я.

Он пошевелил землю ножищей, похожей на кирпич.

— Я вот подумал, может, полировку себе сделать… — тихо пророкотал он, украдкой взглянул на меня и снова уставился в пол. — Все только об этом и говорят, но я решил: наверно, староват я уже… а на Хеллоуин будет праздник, и… — Он поднял руки в пятнах глины. — Не могу же я так пойти.