Крылья, ноги... главное - хвост! (СИ) - Лосева Александра Анатольевна. Страница 42
- О, так ты извращенец! – радостно воскликнула Иефа и даже ручкам всплеснула в порыве ненатурального восторга. – Ты с ума сходишь по плакучим ивам и скорпионьим хвостам? Или тебя возбуждает, когда девушка умеет делать вот так? – Иефа изобразила коронный поворот головы на сто восемьдесят и сверкнула клыками. – Если да, то ради тебя я даже научусь сладострастно ухать!
Иефа так разбушевалась, что хвост развернулся и, гневно дрожа, воздвигся над правым плечом. Шантажист слегка попятился, но быстро справился с собой и примиряюще поднял руки.
- Погоди! Остановись.
- Ну? – полуэльфка уперла кулаки в бока и титаническим усилием воли заставила хвост свернуться обратно.
- Видишь ли… - шантажист помолчал, словно не мог подобрать слова. – Я терпеть не могу непонятных мне вещей и событий. То, что происходит сейчас – мне непонятно. Меня это бесит. Я не поборник зла и не защитник добра. Я сам по себе. Люблю деньги, но свое душевное равновесие я люблю гораздо больше.
- И что из этого следует?
- Ровным счетом ничего. Как только я восстановлю душевное равновесие, я снова стану жадным до злата прохиндеем.
- Я за тебя очень рада, - отчеканила Иефа. – Ты сразу вызвал у меня неконтролируемый приступ доверия. Еле сдерживаюсь, чтобы не выложить тебе все тайны мира.
- А с тобой нелегко.
- Да, так говорят.
- Вас встречают.
- Что?! – полуэльфка перестала надменно каменеть лицом и вытаращила свои и без того немаленькие совиные глаза. – Кто?!
- Вас встречают, только вот никак встретить не могут. Вы куда-то не туда все время идете. В прочем, у них с вами с самого начала все пошло наперекосяк.
- У них – у кого?
- Что вы ищете?
- У них – у кого?
- Почему такая странная компания?
- У них – у кого, я спрашиваю?! – Иефа даже топнула ногой от полноты чувств. – Ты что – глухой?! У кого – «у них»?! Почему нас встретить не могут?! Для чего встречают?!
- Встретить не могут, потому что вы не по маршруту идете.
- По какому маршруту, черт тебя подери?!?!
- Понятно, - удрученно вздохнул шантажист, вышел из тени дерева и снял капюшон. Иефа тихо пискнула от неожиданности – орков она раньше видела только на картинках в храмовой библиотеке, а ни для кого не секрет, что картинки в храмовой библиотеке зачастую мало соответствуют реальности. – Что случилось?
- Ты орк? – зачем-то уточнила Иефа, словно он мог неожиданно оказаться летающей коровой, например.
- Я орк, - слегка удивился орк. – А что?
«Орк-шантажист – надо же!» – потрясенно подумала полуэльфка, но озвучивать мысль не стала – из соображений политеса.
- Ничего.
Орк-шантажист недоуменно пожал плечами и на секунду задумался, видимо, пытаясь вернуться в русло беседы.
- Да. Так вот! Давай так: я задаю тебе вопросы, на которые ты можешь ответить «да» или «нет», а можешь вообще не отвечать, если не захочется, а потом я тебе рассказываю, что за маршрут и почему все пошло наперекосяк. Идет?
- Не идет! – замотала головой Иефа, попутно пытаясь отделаться от размышлений на тему – что лучше звучит: орк-шантажист или орк-вымогатель?
- А что идет?
- Как тебя зовут?! – страдальчески выкрикнула полуэльфка, замаявшись размышлять.
- Норах.
- Вот хорошо – Норах. Не идет, потому что давай наоборот: сначала ты рассказываешь, потом я отвечаю.
- А ответы твои будут зависеть от полноты моего рассказа?
- Именно.
- И ты готова в него поверить?
- В кого?
- В мой рассказ.
- Настолько же, насколько ты готов поверить в них.
- В кого?
- В мои ответы.
- Тьфу, пропасть! – сплюнул Норах и рассмеялся.
Мир рушился, а он опять все вспомнил слишком поздно. Они шагали по выжженной земле, голодные и равнодушные, утоляя голод безразличием к чужой боли, не жалея никого, потому что уже некого было жалеть. Он закрыл глаза и зажал ладонями уши, чтобы не видеть и не слышать, как они подходят все ближе и ближе. Ему хотелось не быть вовсе, уничтожить саднящую память, уйти, умереть, исчезнуть, обмануть их и самого себя, оставить ни с чем, потому что от него они ждали не боли, не страха и не ярости, от него они ждали – похвалы…
Он боялся думать, что случится, когда он останется один в разрушенном мире, куда денутся его слова и дни, как произойдет то, во что очень сложно было поверить – смерть. В том, что смерть придет, он не сомневался, он видел ее в беспокойных тенях, скачущих по стене. И потом, так уже было. Он трясся в мучительном ознобе и уговаривал себя, что смерть – это хорошо, это намного лучше, чем остаться одному в разрушенном мире и медленно сходить с ума. Но страшно, страшно! Боги, как хотелось бы не знать, что умрешь вот сейчас, через несколько минут, дрожа от страха на развалинах своего мира! Боги, милые, знали бы вы!
Они будут голодны всегда. Снова и снова, по кругу, и в сотый, тысячный раз память вернется слишком поздно, память, искалеченная невнятным бормотанием безумца, и каждый раз знать, что вот сейчас умрешь, и что виноват сам, сам!
Боги, неужели одного раза было недостаточно?!
И эта бесконечная череда жизней, в которых не осознаешь себя, а значит, живешь только эти последние несколько минут, когда уже ничего, ничего не изменить!
Они шагали по выжженной земле, голодные и равнодушные, они искали его взгляд, мутный от страха и жалости к себе, они ждали одобрения. Он сам выстроил эту схему когда-то, и был невероятно горд собой, горд тем, что вот как все просто, и странно, что никто не додумался до этого раньше, а он смог, он нашел в себе достаточно дерзости, чтобы сделать мир лучше!
Они нашли его, но не нашли одобрения. Он смотрел им в глаза и видел, как схема, его схема, такая простая и логичная, пытается принять и освоить его панику, найти нишу для его отвращения, не находит и делает единственно правильный вывод: его больше не должно быть.
Да, так правильно. Это логичное завершение. После него можно идти дальше, потому что только так все будет правильно. Только так и не иначе. Они не знали, что такое компромисс.
Он им не объяснил.
Отмерянные ему минуты утекли сквозь трясущиеся пальцы, и его не стало.
Зулин замычал от невыносимой муки кошмара, дрыгнул ногой и, наконец, проснулся. «Что случилось?» - Зверь сидел рядом и внимательно смотрел на хозяина. «Сны! Демон Баатора! Мне снятся сны!» «Всем снятся сны, - протелепал Зверь и отвел взгляд. – Кому-то добрые, кому-то страшные, кому-то неприличные… Кому-то – и те, и другие, и третьи. Почему ты так встревожен?»
- Мне никогда не снились сны, - вслух сказал Зулин и потер лоб. Голова гудела, как потревоженный улей. – Просто не снились – и все. «Он проснулся в холодном поту» - это не про меня. Я засыпаю, и меня нет. Потом просыпаюсь – и я есть, понимаешь? Только так, без всяких «но» или «если». Я помню себя чуть больше пяти лет, с тех пор, как очнулся в башне старикашки Мо. То есть, наверняка у меня была до этого какая-то жизнь, наверняка я родился и вырос, не мог же я появиться на свет сразу таким?
«Каким?»
- Взрослым.
«Ты взрослый?»
- Не смешно. Да, я взрослый. Я так себя чувствую. И я уверен, что в той жизни, которую я не помню, я тоже не видел сны. Когда Учитель ворчал, что из-за моей тупости ему теперь снятся кошмары, во мне ничего не откликалось. Я говорю не о сочувствии, понимаешь? Я о том, что во мне не было даже элементарного понимания, как это – увидеть сон, не важно какой.
«А теперь?»
- Теперь…
- Зулин, с кем ты разговариваешь? – раздался недовольный голос эльфа.
- Со Зверем, а что?
- Разговаривай с ним молча, будь так любезен. Очень хочется спать.
- Да, конечно. Прости, друг мой.
«А теперь тебе снятся сны, и поэтому ты встревожен?»
«Нет. Мне снится один и тот жесон, и поэтому я встревожен. Я совсем как Иефа. Ни в чем не уверен, ничего не могу объяснить, но…»