Крылья, ноги... главное - хвост! (СИ) - Лосева Александра Анатольевна. Страница 5

- Да, - согласился Зулин. – И правда, забавно…

«Я Арлекин сглазами невинными,

Ты Коломбина с ресницами длинными.

Жаль, никогда не узнать хозяину

Марионеточные страдания…»

Иефа тихонько сидела в темном углу трактира, стараясь не привлекать к себе внимания, судорожно сжимала отцовскую лютню и слушала. Молодой бард играл странную, похожую на качели, мелодию, и Иефа качалась вместе с музыкой, зажмурив глаза, почти не вслушиваясь в текст, но пропуская его сквозь себя. Эта история была не про нее, но такая близкая и понятная, что хотелось плакать.

Иефа слушала, и все, что она писала раньше, казалось ей плоским и фальшивым, пафосным, неискренним, незначительным, глупым и еще черт знает каким… И вот этими грубыми поделками она собиралась кого-то удивить или порадовать?! Маленькая, самоуверенная, смешная полукровка!

«Ты так близка, и мы кружимся, кружимся…

Больше никто на свете не нужен нам.

В сердце моем бушует и мечется

Кукольной страсти порыв человеческий…»

Иефа открыла глаза, окинула взглядом трактир и взмокла от возмущения: посетители жевали, прихлебывали из кружек и разговаривали, почти не обращая на барда внимания. Никто не собирался падать в обморок от восхищения, никто не забыл о своем ужине, никто не посчитал песню, раскачивающую пространство, более важным событием, чем жаркое и пиво. Иефа изумленно обшаривала глазами залу, пытаясь найти хоть кого-то, кто так же, как она, услышал и поверил… Потом наткнулась взглядом на чумазую девочку-подростка в драном фартуке и с посудным полотенцем через плечо. Она стояла, прислонившись к дверному косяку, и во все глаза смотрела на барда, позабыв про свои обязанности.

Бард закончил петь, раздались одиночные хлопки, гул разговоров усилился, на специальный подносик упало несколько монет…

- А кем бы хотела быть ты, малышка, кукловодом или марионеткой?

Иефа подняла голову. Бард насмешливо смотрел на нее лукавыми карими глазами и улыбался.

- Меня зовут Квазар, - представился он и сел рядом, не спрашивая разрешения. – Так что скажешь?

Иефа слегка отодвинулась. Ей не хотелось разговаривать с бардом, не хотелось знать, как его зовут. Слишком уж хороша была песня. А Иефа предпочитала восхищаться издали.

- Славная лютня, - похвалил Квазар. – Ты тоже поешь?

- Нет, - ответила Иефа и нахмурилась.

- Ну, нет так нет, - весело согласился бард. – И все-таки, кем бы ты хотела быть?

- Марионеткой, - неожиданно призналась Иефа.

- Почему? – удивился Квазар. – Все хотят – кукловодами…

- Чтобы не думать, - прошептала Иефа и низко опустила голову. – Чтобы не хуже и не лучше других, чтобы нормальная семья, банальный муж на горизонте и никаких сомнений. Чтобы не бояться. Чтобы какой-нибудь очень мудрый и добрый кукловод все решил за меня.

- А ты, конечно, сама делаешь свою жизнь, - насмешливо хмыкнул Квазар.

- Я пытаюсь, - покраснела Иефа.

- Почему? Ты ведь хочешь, чтобы ее за тебя делали другие.

- Потому что мне не нравится, как ее делают другие.

- Полукровка, - прошептал Стив, силясь поднять голову. – Полукровка, подойди…

Иефа тяжело вздохнула, швырнула прутик в костер и подошла к дварфу. С тех пор, как дриада обработала Стива, он ни разу не назвал полуэльфку по имени. Иногда Иефе казалось, что он в принципе не понимает, кто находится рядом с ним. Единственное, что волновало дварфа, это направление, в котором движутся остатки партии. Каждая его фраза начиналась с опостылевшего «госпожа велела», и порой Иефе безумно хотелось, чтобы Стив окончательно потерял сознание и заткнулся. Часа за два до заката ее мечта сбылась. Зулин молчал минут пять, а потом решительно ухватил Стива за ноги и строго посмотрел на барда. Иефа могла бы сказать много всего и о планаре, и о дварфе, но не стала. Вместо этого она взяла Стива под мышки и потащила на гипотетический северо-восток, пыхтя и отдуваясь, кляня все на свете и мечтая о том, чтобы Стив очнулся и пошел своими ногами. Видимо, это был день противоречивых желаний.

На закате разбили лагерь: Зулин принялся устраивать постели из веток и листьев, Иефа развела костер, а Вилка отправился шнырять по зарослям в поисках пищи. Стив колодой валялся на чьем-то плаще, не подавая признаков жизни, а потом вдруг очнулся.

- Чего тебе? – спросила Иефа, присев возле дварфа.

- Полукровка, я умираю. Я не смогу выполнить поручение госпожи, но ты должна дать мне слово…

- Стив, очнись, - вяло отмахнулась от него Иефа. – Хватит уже. Заклятие заклятием, но надо же и совесть иметь. Посмотри на себя: ты же дварф! Что ты ноешь, как чокнутый рыцарь? Госпожа велела… Нет никакой госпожи! Дриада тебя использовала, как младенца, и думать забыла о том, что ты вообще существуешь.

- Полукровка, дай мне слово, что ты…

- Меня зовут Иефа. Нашего любимого командира зовут Зулин. Тебя зовут Стиван Утгарт, Второй в роду, Страж Ворот. Запомни это, наконец!

- Замолчи. Послушай меня. Времени почти не осталось. Ты должна дать мне слово, что когда я умру, вы продолжите идти на восток. Так велела госпожа. Вы должны…

- Погоди, - полуэльфка с решительным видом встала, покопалась в котомке Ааронна, подсыпала что-то во флягу, как следует ее взболтала и протянула дварфу. – Вот, выпей. Тогда я пообещаю тебе все, что ты захочешь.

Стив послушно сделал несколько глотков, недоуменно посмотрел на барда соловеющими глазами и отключился.

- Иефа, ты что ему дала - яду? – вяло поинтересовался Зулин.

- Снотворного, - вздохнула полуэльфка. – Пусть спит, может, хоть немного придет в себя. Не знаю, как ты, а я больше не могу слушать про госпожу и восток. Нервы не выдерживают.

- Он сможет завтра идти?

- Не знаю. Наверное, нет. Я смогу его лечить, только когда перестанет действовать заклинание. То есть, в лучшем случае, дня через два.

- Он не доживет, - тихо проговорил планар. – Иефа, куда мы идем? Зачем? Что мы сможем вдвоем?

- Зулин, глотни ромашки, - предложила полуэльфка. Маг машинально взял протянутую ему флягу, задумчиво глотнул… и с воплем вскочил на ноги:

- Иефа, ты что мне дала?! Там же… там же… - маг покачнулся и вынужден был сесть обратно на плащ. – Вот стерва… - ошеломленно пробормотал он, борясь с навалившейся смертельной усталостью. – Ты же обещала… Помочь… Зверя…

Глаза мага закатились, он мягко завалился на бок и крепко уснул.

- Не могу уже слушать и тебя тоже, - сказала Иефа, укладывая мага поудобней. – Уж прости. Такая дерьмовая жизнь.

Ветер пошевелил листья на деревьях. Полуэльфка обернулась и долго вглядывалась в потемневший лес.

- Себ? – позвала она неуверенно, но лес молчал. – Это ты, Себ?

Где-то в чаще одиноко крикнул филин. Иефа обошла поляну по кругу, прислушиваясь к ночным шорохам, но от лагеря отдаляться не решилась и вернулась к костру.

- Себ, - прошептала она, глядя в огонь. – Ночи становятся холоднее. Лето ушло. Что-то со мной…

На поляну выскочил Вилка, волоча по траве здоровенного тетерева. Иефа посмотрела на детеныша, невнятно, но очень гордо ухающего сквозь забитый клюв, и решилась.

- Хочешь ты этого или нет, Себ, нравится тебе это или не очень, - пробормотала она, подсаживаясь к магу, - но тебе придется мне помочь. Ты слышишь, Себ?..

Вилка сунулся было к хозяйке, рассчитывая на похвалу, но что-то почувствовал и не стал приставать, а вместо этого устроился на Иефином плаще, положил перед собой добычу и застыл, глядя в темноту круглыми желтыми глазами. Иефа улыбнулась, глубоко вздохнула, сосредотачиваясь, и закрыла глаза. Песня пришла сразу, как будто все это время была где-то рядом, готовая начаться с прерванной ноты. У Иефы закружилась голова, заныли запястья, сердце затрепыхалось перепуганной птицей, а потом все ушло, исчезло, растворилось в высоком чистом звуке. Из солнечного сплетения в пустоту потянулась белая светящаяся нить, от нее разлетались серебристые сполохи, и пустота впитывала, впитывала, впитывала…