Летопись Третьего мира. Ч.2 Южная Грань (СИ) - Версон Мария. Страница 15

Монаху, с его точки зрения, снова не повезло, потому что он попал на очень большой и богатый корабль, на котором, помимо пары торговцев и их семей, плыло порядка сотни богатеев, которые после длительного отдыха решили, наконец, вернуться в столицу или её область, чтобы заняться своими делами. Шум на корабле стоят невыносимый.

Они плыли третий день, и все это время было лишь два, может три часа, когда не играла музыка, не звенели разбивающиеся о мачту бокалы, не раздавался мужской басовый гогот и девчачий высокий смех. Следовательно, поспать никак не представлялось возможности, оставалась только медитация, но ею, ввиду серьезных изменений в силе монаха, заниматься было бы небезопасно: Стижиан живо представлял себе, как после пары часов в глубоком трансе, огненная пташка внутри него пробудится и сожжет пусть и крепкий, но все же деревянный корабль.

Красота... Монах поймал себя на том, что он уже очень давно не плавал, ни на корабле, ни так. Тот случай в Храме Северной Звезды, когда он упал в пещерное озеро, полное воды от растаявшего снега и кусочков льда, не в счет.

Стижиан прикрыл глаза и решительно начал растворяться в шуршащем хлюпанье волн о борт, как началось это.

Что - "это" объяснить более чем трудно, потому что ветер не поднялся, небо было все таким же чистым, вдали уже виднелись берега, но море начало сходить сума. Казалось, будто их корабль очутился в банке наполовину заполненной водой, и её начали яростно трясти. Волны поднимались и опускались, швыряя судно то вправо, то влево. Команда корабля с круглыми с выпученными глазами заметалась по палубе, затягивая канаты, убирая паруса, но что бы они не делали, все было тщетно - не ветер швырял корабль, а само море.

Стижиан, стоявший на носу корабля, не успел ничего понять, и даже его рефлексы, спасавшие его жизнь не раз, не помогли ему ухватиться за что-нибудь, и его вышвырнуло за борт первым же ударом волны. Очутившись в воде, монах, из-за постигнувшего его шока, чуть было не забыл как нужно плавать, но плащ сильно сковывал его движения. Плавание, пожалуй, единственное, в чем эта полезная вещица может по-настоящему мешаться. Монаху повезло, что его не кинуло под корабль, а куда-то вбок. По-возможности быстро стянув плащ, он начал грести руками, но одна за другой, волны швыряли его обратно, к трескающемуся по швам кораблю.

Снова гогот чаек, только теперь не такой отдаленный, даже было слышно, как птицы наступают на раскаленные под солнцем гальки. Первым, что почувствовал Стижиан, была чудовищная боль в горле, которая разгоралась с новой силой при каждом вдохе. Кажется очень забавным лежать в паре метров от моря и умирать от жажды. После этого чувство пришло ещё одно - зуд, начавшийся резко и внезапно: вся вода высохла, и на теле осталась только соль, въедающаяся всё глубже и глубже.

Монах лежал на боку, в одном ботинке, по пояс голый и с прилипшими к спине и животу, впутавшимися в волосы водорослями, слегка пожелтевшими и тоже покрытыми солью. С трудом открыв один глаз, Стижиан перевернулся на спину и привстал, опираясь на локти. О чудо! Он действительно был жив, поскольку узнавал огромных, размером с годовалого ребенка, чисто белых, кроме клюва и лап, чаек, обитающих исключительно на восточном побережье моря Сайланте.

"Странно, а почему это море, единственное на всю страну, назвали именно Сайланте? Ни я, ни тем более Стижиан, хотя он тоже сведущ в истории, не встречали человека, город, да хотя бы что-нибудь, носящее подобное имя..."

Одной Богине известно почему Стижиан приходил в себя с этими мыслями в голове, но стоило ему приподняться, как пересохшая кожа начала растягиваться и тело атаковал чудовищный зуд. Монах вскочил на ноги и молнией рванул в воду, что помогло, но не сразу. Позже, уже выбравшись на берег, Стижиан стянул с себя оставшийся ботинок, попытался выпутать из скомканных волос водоросли, но зеленые, пованивающие куски все равно кое-где да остались. Он повращал головой, чтобы размять окаменевшую шею, и понял, что ничего не может понять.

Стараясь даже не думать о произошедшем, о корабле, о людях, о необъяснимом безумии морском, монах поднялся на ноги и пошел в сторону единственного холмика, из-за которого поднимался дым. Это оказалась небольшая деревня, со старыми, уходящими под землю домиками, маленькими окнами и дверцами, и широкими трубами, откуда валил черным дым, а так же со всего одной обветшалой таверной и невероятным количеством людей на широкой, две телеги проедет, улице.

Завидев всю эту картину издалека, монах догадался, что он не единственный кто выжил после кораблекрушения: вдоль домов, под навесами и без них, лежали лоскуты тканей, соломенные подстилки, на которых лежали израненные, бледные, измученные люди, и над ними по очереди колдовала единственная знахарка в деревне. Когда монах подошел ближе, старуха встрепенулась, завертела головой в разные стороны, а затем трясущимися пальцами ткнула в сторону Стижиана:

- Ты кто такой будешь? - Раздался её звонкий, скрипящий голосок, услышав который, все находящиеся в поле зрения жители города незамедлительно повернули свои головы в сторону монаха.

Стижиан хотел было ответить, но у него так сильно пересохло в горле, что он и звука выжать из себя не смог, и только когда девчонка, лет пяти, с большими карими глазами и жиденькими светлыми волосами принесла ему небольшую чашу с водой, он наконец смог проговорить:

- Да, я плыл на том корабле. Это выжившие? ...

Старуха не стала его слушать, но резво подошла почти вплотную, осмотрела его грудь, руки, обошла со спины и убедилась, что на нем нет серьезных повреждений:

- Здоров, значит. Будешь тогда помогать! - Рявкнула она, с сильным привкусом раздраженности. - А то нашли мы вас всех, а тут нати, ни в себя не приходят, а если приходят, то начинаются капризы. Выпроводить бы вас поскорее, да нельзя - много тяжело раненых! Хвала Сайлантам, никто хоть не помер!

- Не помер? А скольких спасли?

- Да под сотню. - Крякнула знахарка, стоя по-прежнему вплотную, пытаясь заглянуть в глаза монаху, но он их прикрыл и опустил в пол. Подул ветер, но его почувствовал только Стижиан - ни одна прядь не шелохнулась на голове старухи. - Ты чего морду морщишь? Помогать будешь, коль выжил и цел. Думается мне, прочих путешественников раскидало по другим берегам, по соседним поселениям. - Она снова крякнула и убрала руку за пазуху, откуда вытащила длинную тонкую трубку, похожую на флейту, где вместо отверстий белели камни, и приложила кончик к губам. Когда старуха затянулась, камушки загорелись красным, а с другого конца повалил синеватый дым. - Тут над бы...

- У вас никаких проблем нет? Ну не считая кораблекрушения...

- Крупные корабли ещё никогда не топило, но мелкие суденышки - это да, частенько. Мы потом находим этих горе-моряков на берегу. Сайланте гневается! Поднимает волны!

- Сайланте? - В полуулыбке поинтересовался монах, но решил, что ему не следует окунаться в безумный водоворот мифологии и суеверий мелких приморских деревень. - Я говорю о чем-то не столь обычном. Ничего не случалось? Может, эпидемия, исчезновения людей?

Старуха впилась остатками зубов в трубку и выдохнула синий дым прямо Стижиану в лицо:

- А если и да, то что? Я, знахарка в пятнадцатом поколении!.. - Начала она разглагольствовать, но он её не слышал, а снова окинул взглядом деревеньку, жители которой выхаживали потерпевших бедствие. - И не тебе, дитятко, спрашивать меня о!.. - Негативом веяло с юго-запада, очаг чувствовался совсем недалеко отсюда. - Ты меня слушаешь?!

- Я спрошу прямо - нет ли рядом с деревней беспокойного кладбища? Или склепа, или чего-то, откуда могут выбираться живые мертвецы?

Люди вокруг тихо охнули, а старуха на полминуты онемела, но лишь на полминуты. Её зубы отпустили трубку, она отошла от Стижиана на пару шагов и жестами велела окружающим заняться своими делами: