Проклятие демона - Сальваторе Роберт Энтони. Страница 120

Он мотал головой, словно сам удивлялся вырвавшимся у него словам. Впрочем, Пони понимала, чем они вызваны. До сих пор чума обходила Дундалис стороной, но один больной человек мог разом изменить положение. Не успеешь оглянуться, как чума, словно пожар, охватит весь город. Те, кто знали устные предания о чуме, рассказывали, что она опустошала целые города, размерами и населением намного превосходившие Дундалис.

Пони и без объяснений Роджера было ясно, почему он привез Дейнси сюда. Чем ближе подъезжала повозка, тем заметнее были грусть и отчаяние на его лице. И еще — безнадежная мольба.

Несколько горожан подошли, чтобы поздороваться с Роджером, но он решительно замахал руками.

— Держитесь на расстоянии! — крикнул он.

Поначалу эти слова вызвали удивление, затем неизбежно повергли в ужас.

Слова, известные во всех уголках королевства.

Потом Роджер увидел свою последнюю надежду на спасение Дейнси — его любимой Дейнси.

— Пони, — слабым голосом произнес он.

Пони бросилась к повозке и, ухватив поводья, остановила лошадь.

— Берегись, — предупредил ее Роджер. — У Дейнси чума.

Пони невесело кивнула и пробралась к сиденью. Она осторожно откинула капюшон и дотронулась до лба Дейнси.

Несмотря на жар, у Дейнси стучали зубы.

Пони вздохнула.

— Ты старался как мог, но надо было не так, — объяснила она.

С этими словами Пони откинула капюшон Дейнси, развязала тесемки плаща, затем сняла его с плеч Дейнси, которые вдруг показались ей такими хрупкими.

— Я пытался ей помочь, — запинаясь говорил Роджер. — Я пошел в Палмарисе к Браумину, но…

— Вас двоих он не пустил, — мрачным тоном докончила Пони.

Роджер кивнул.

— Отсюда вас никто не прогонит, — пообещала Пони, осторожно поднимая Дейнси на руки.

До чего же легкой стала эта некогда крепкая, плотно сбитая девушка!

— Идем со мной в трактир, — велела Пони Роджеру.

— Ты сможешь ее вылечить? — спросил он.

В голосе парня зазвучала надежда, лицо преобразилось. Как Пони хотелось сказать ему «да», пообещать, что все будет в порядке. Но она знала: ложная надежда ломает человека сильнее, чем отсутствие всякой надежды. Нет, она не могла солгать Роджеру.

— Я попытаюсь, — пообещала Пони, скрываясь за повозкой.

Роджер подбежал, схватил ее за руку. Казалось, все его существо отчаянно молило о помощи.

— Пойми, Роджер, это розовая чума, — стараясь говорить как можно мягче, сказала Пони. — До сих пор мне ни разу не удалось победить ее. Я не вылечила никого. Все, кому я пыталась помочь, уже мертвы. Но я постараюсь.

Роджер перестал дышать и зашатался. Потом он взял себя в руки и кивнул.

Верная своему обещанию, Пони перенесла Дейнси в комнатку над трактиром, взяла гематит и, собрав всю силу и решимость, пошла в атаку на чуму. Едва ее духовный двойник проник в измученное тело Дейнси, Пони сразу убедилась, что положение крайне тяжелое. Чума успела распространиться по всему телу Дейнси. Все, кому Пони пыталась помочь до сих пор, находились в лучшем положении. Но внутри Дейнси чума представляла собой обширное, плотное и густое зеленое месиво.

Пони сделала одну попытку, затем вторую. Они кончились тем, чем кончались всегда: последние силы тратились на то, чтобы не допустить чуму в собственное тело. Потом наступало полное измождение. И никакой ощутимой помощи Дейнси.

После последней попытки ноги уже не держали Пони. Она привалилась к стене, затем сползла на пол. Роджер несколько раз звал ее, потом не выдержал и сам зашел в комнату.

— Ну как? — без конца спрашивал он. — Ты победила чуму?

Лицо Пони говорило красноречивее слов. Роджер тяжело опустился на пол, стараясь не дать воли слезам.

Пони, собрав последние силы, положила руку ему на плечи.

— Не сдавайся, — твердым голосом произнесла она. — Мы сделаем ей припарки, дадим сиропа. А потом я снова возьмусь за гематит. Обещаю тебе, я это обязательно сделаю.

Роджер пристально взглянул на нее.

— Тебе ее не спасти, — сказал он.

Пони чувствовала, что он прав.

Они собрались на поле перед Сент-Бельфуром. Такую картину можно было видеть возле каждого монастыря Хонсе-Бира. Жертвы чумы умоляли о помощи, которую никто не мог им оказать. Розовой чуме были безразличны крики и стоны ее жертв. Она неумолимо шествовала по всему королевству. Теперь она предъявила свои права на Вангард.

Внутри самого монастыря царило почти такое же отчаяние, как и за его пределами. Пока никто из монахов не заболел. Однако для кроткого брата Делмана и других братьев, которых настоятель Агронгерр воспитывал в духе сострадания и милосердия, было невыносимо наблюдать, как мучаются их ближние. Когда в монастырь начали поступать первые вести о чуме в Вангарде, настоятель Хейни и брат Делман заперлись в кабинете настоятеля, чтобы обсудить, что надлежит делать в сложившихся обстоятельствах. Между ними не было серьезных разногласий, но не было и единодушия. Каждый сомневался и колебался, пытаясь найти ответ на главный вопрос: помогать или не помогать жертвам чумы за стенами монастыря. Они знали предписания церкви — они содержались в книге наставлений каждого монастыря. Однако и Хейни, и Делман не были готовы слепо подчиниться тому, что написано в книгах, и отвернуться от попавших в беду. И потому они спорили, кричали друг на друга, ударяли в отчаянии кулаками по массивному столу Хейни и даже бились о стены головой.

И все же они сделали то, что требовала церковь, — заперли монастырские ворота. Они попытались проявить милосердие к жертвам чумы, уговаривая тех вернуться домой. Потерпев неудачу, братья старались, насколько возможно, делиться с ними провизией и всеми необходимыми вещами. Больные с благодарностью отнеслись к щедрости и милосердию монахов. В Вангарде отношения между народом и монахами отличались от тех, что существовали во многих других местах. Люди прислушались к просьбам настоятеля Хейни. Лагерь больных разделился на две половины, между которыми пролегал достаточно широкий коридор. Это позволяло монахам беспрепятственно выполнять свои ежедневные обязанности — в основном собирать пропитание, которое почти целиком раздавалось затем больным.

Однако при всем понимании и сотрудничестве по обе стороны высоких стен Сент-Бельфура, Хейни и Делман чувствовали себя жалкими узниками, которых чужое страдание и собственная беспомощность обрекли на заточение в монастыре.

Каждый день и каждую ночь они слышали стоны больных.

— Я больше этого не вынесу, — признался как-то утром Делман.

Он только что пришел со стены. За ночь умерли еще несколько человек, в том числе двое детей.

Настоятель Хейни беспомощно поднял руки. У него не было ответов. Он знал лишь, что пока их монастырь оставался наиболее защищенным от чумы местом.

— Я пойду к ним, — заявил брат Делман.

— С какой целью?

Делман пожал плечами.

— Прошу тебя, дай мне один камень души, чтобы я смог попытаться облегчить хоть чьи-то страдания.

— Думаю, ты помнишь древние песни, — ответил настоятель Хейни, но в голосе его не было упрека. — И знаешь, какую позицию занимает церковь.

— Конечно, знаю, — ответил Делман. — Знаю, что у меня гораздо больше шансов заболеть самому, чем по-настоящему кого-то вылечить. Нам предписывается запереть ворота, заткнуть уши и сидеть за стенами монастыря, пока чума не найдет нас и там. А пока этого не случилось — обсуждать вопросы веры и смысла жизни. — Он язвительно усмехнулся. — Нам предписано обсуждать, сколько коленопреклоненных ангелов способны уместиться на каждом нашем ногте во время общих молитв. Есть и другие, столь же существенные вопросы.

— Брат Делман, — сурово произнес настоятель Хейни, не давая ему войти в раж.

Делман спохватился и кивнул, понимая, что его собрат испытывает не меньшую боль и отчаяние, чем он сам.

Потом они довольно долго стояли лицом к лицу и молчали.

— Я покидаю монастырь, — объявил брат Делман. — Больше не могу равнодушно смотреть на страдания других. Ты дашь мне камень души?