Морские волки. Германские подводные лодки во Второй мировой войне - Франк Вольфганг. Страница 59
Когда поздно вечером приехал Гиммлер в сопровождении до зубов вооруженных офицеров СС, за каждым кустом прятались подводники со «шмайссерами» [122] на боевом взводе. Это была группа подводников, спасшихся с одной из новых подводных лодок, которая попала под бомбежку и затонула. Под командованием своего командира «Али» Кремера они захватили несколько трехколесных фургончиков и, вооруженные только противотанковыми гранатами, подорвали несколько британских танков под Харбургом, чтобы пробиться в Плен. Они сформировали «батальон охраны Деница» и взяли на себя заботу за личную безопасность Деница. Сам Дениц положил на стол под бумаги взведенный пистолет, а Люде-Нойрат постарался занять сопровождение Гиммлера беседой в кают-компании. Беседа проходила в кабинете гросс-адмирала.
Дениц положил перед ничего не подозревавшим Гиммлером телеграмму от Борманна, тот прочел ее, побледнел и ничего не сказал. Наконец он встал.
– Поздравляю вас, господин гросс-адмирал, – произнес он. Потом, помолчав, спросил: – Вы позволите мне быть вторым человеком в стране?
– Это невозможно.
– Почему?
– Несколько возможно, я собираюсь сформировать неполитическое правительство. В нем не будет места для каких-либо столь политически выдающихся личностей, как вы. Вы не подойдете в качестве фигуры, с которой враг станет вести переговоры.
Спор между ними продолжался больше часа. В этот период гросс-адмирал еще не знал о концлагерях и массовых убийствах. Гиммлер был для него «в основе своей приличным малым, который так же хорошо управлял своим СС, как я – флотом». Он напрасно старался убедить Гиммлера в том, что любое германское правительство, которое вступит в переговоры о капитуляции, наверняка окажется в проигрышном положении, если в его составе будет Гиммлер. Гиммлер, хотя и не понял доводов Деница, махнул рукой и в четверть третьего ночи уехал со своим эскортом.
Утром 1 мая пришла новая телеграмма от Борманна:
«Завещание вступило в силу. Приеду к вам, как только смогу. А до тех пор советую вам не объявлять эту новость».
Значит, Гитлер мертв! В телеграмме не было сказано, как он умер, но немецкий народ, по его мнению, не должен был узнавать эту новость от врага. И Дениц немедленно огласил ее. В тот же день он выступил с обращением к нации:
«Моей первой задачей является спасение немецких жизней… В тяжелые дни, которые наступают, я попытаюсь сделать все, что в моей власти, чтобы создать сносные жизненные условия для наших отважных мужчин, женщин и детей. Для этого мне нужна ваша помощь. Окажите мне ваше доверие, ибо ваш путь – это мой путь…»
Все, что в его власти… Он не питал иллюзий относительно сомнительной природы этой «власти» и был ничуть не уверен, что враг признает его в качестве законного наследника Гитлера или что после капитуляции будет вообще существовать какое-либо германское правительство.
Днем 1 мая пришла третья телеграмма от Борманна:
«Фюрер ушел от нас вчера в 3.30 дня. Его завещание, датированное 29 апреля, назначает вас президентом рейха, д-ра Геббельса – рейхсканцлером, Борманна – министра по делам партии, Зайс-Инкварта – министром иностранных дел…»
Первой реакцией гросс-адмирала было оцепенение, но, как всегда, он совладал с ситуацией. «Вы должны предпринять все необходимые шаги…», – говорилось в первой телеграмме. Это означало полную свободу действий. Теперь, когда Гитлер мертв и он больше не связан присягой на верность, он может действовать так, как подсказывает ему его совесть.
Он не собирался подчиняться этой посмертной директиве, которая ограничивала его власть и ставила его в одну упряжку с людьми, которых он терпеть не мог. Поэтому он игнорировал последнюю телеграмму, а на средства связи посадил персонал, связанный клятвой о сохранении секретности.
Зная, что на предстоящих переговорах ему потребуется опытный министр иностранных дел с известным авторитетом за рубежом, он велел адъютанту пригласить барона фон Нейрата, бывшего министра иностранных дел. Узнав об этом шаге Деница, фон Риббентроп попросил встречи с ним и был принят гросс-адмиралом. Дениц объяснил фон Риббентропу, прочему он не хочет прибегать к услугам министра иностранных дел Гитлера в его прежнем качестве, и попросил высказать свои рекомендации о том, кого бы он хотел видеть на этом посту. Фон Риббентроп был явно уязвлен. На следующее утро в кабинете Деница зазвонил телефон. Это был фон Риббентроп. Он спокойно предложил… себя! Эту кандидатуру Дениц отверг.
События развивались с небывалой быстротой. 2 мая британцы оказались уже в Любеке, в часе хода танка от Плена. Разговаривая по телефону с лейтенантом Маусом, находившимся под Дрегером, Людде-Нойрат мог явственно различать в трубке лязг танковых гусениц. Нельзя было терять ни минуты времени, и гросс-адмирал перебрался во Фленсбург.
Тем временем в Италии капитулировала юго-западная армейская группировка, американцы вышли к Балтийскому морю в районе Висмара. Перед Деницем встал вопрос, не достойнее ли сражаться насмерть до конца, чем сдаваться.
«Что касалось его лично, – говорил впоследствии Людде-Нойрат, – то смерть была для него простейшим выходом. Терять ему было больше нечего. Оба его сына погибли в море, дело его жизни – подводные лодки – рухнуло, его собственность исчезла». Но он принимал наследство Гитлера как обязанность, от которой нельзя было уклониться. Даже ценой своей личной чести он должен был делать то, что ему подсказывала совесть, ради вооруженных сил и ради германского народа.
3 мая фон Фридебург начал переговоры с Монтгомери о капитуляции группировки в Северной Германии. 4 мая он совещался с гросс-адмиралом во Фленсбурге, а затем улетел обратно подписывать документ о капитуляции, который вступил в силу утром 5-го. Самое важное было в этом документе то, что он включал в себя не только территории Нидерландов и Дании, но и германский флот. Вопреки традициям не разрешалось никаких затоплений кораблей. Это была горькая пилюля для гросс-адмирала, но Монтгомери намекнул, что будет санкционировать продолжение передвижений кораблей с востока на запад и что любой отдельный солдат, который сдастся на демаркационной линии будет направлен в британские лагеря для военнопленных.
С тяжелым сердцем Дениц издал прямой приказ о запрещении уничтожения оружия и затоплении кораблей. Во флоте этот приказ выполнялся прежде всего из личной лояльности своему командующему. Вообще-то требование Монтгомери стало предметом бурных дискуссий в окружении Деница, но сам Дениц был полон решимости не выставлять немецкий народ в качестве нарушителя условий прекращения огня, что случилось бы, если бы, скажем, за несколько часов до вступления соглашения в силу были затоплены подводные лодки.
Кодовым словом подготовленного затопления германских кораблей было «Радуга». Приказ об отмене «Радуги» вызвал волну вопросов и нареканий. Неужели действительно гросс-адмирал отдал такой приказ? А если да, то наверняка под давлением – не мог он по своей воле дать такой приказ! Верил ли он, отдавая приказ, что он будет выполнен?
Телефон у Людде-Нойрата не умолкал, и адъютант Деница повторял и повторял одни и те же слова:
– Нет, это правда. «Радуга» отменена… Да, я точно знаю… Приказ гросс-адмирала… Ему еще нужны корабли… Отход с востока продолжается…
Поздно той же ночью, когда гросс-адмирал лег спать и Людде-Нойрат вносил последние записи в «Военный дневник», дверь распахнулось и в помещение ворвалась группа офицеров. Среди был один адмирал, обладатель «дубовых листьев», и несколько командиров подводных лодок.
– Где гросс-адмирал? Нам нужно немедленно поговорить с ним!
– Гросс-адмирал спит, – ответил Людде-Нойрата, вставая перед дверью в спальню своего шефа, – сейчас вы не сможете с ним поговорить.
– Что это значит? Почему отменили «Радугу»? Где смысл? Пусть он сам объяснит нам. Это неслыханно! Капитуляция вступает в силу только завтра.
122
Так называли пистолет-пулемет системы Г. Фольмера, хотя Г. Шмайссер вовсе не был его конструктором.