Розеттский ключ - Дитрих Уильям. Страница 51

— Да уж, подоспеем к финальным грабежам.

Он хитро глянул на меня.

Я догадался, что на уме у этого моряка. Найти сокровище и сбежать. Не могу сказать, что столь здравая мысль не приходила мне в голову.

Французская кавалерия продолжала преследовать остатки рассеявшейся оттоманской армии, а мы проехали по вытоптанной ими дороге и спустились в долину Иордана. Покинув роскошные поля, мы попали в изобилующий стадами коз засушливый горный район, с узкой полосой мелких притоков и цветущих вдоль речного русла лугов. Каждый святой когда-то прошел по этим легендарным берегам, где-то поблизости проповедовал и Иоанн Креститель, но наша бандитская компания не имела к святости никакого отношения. Дюжина французов и арабов Нажака до зубов вооружились винтовками, мушкетами, пистолетами и саблями. К тому же вокруг шныряли и местные любители легкой наживы, и мы заметили, как пара банд, завидев нашу боевую экипировку, спешно ретировалась, облизнувшись, как стая голодных волков. Мимо нас также проплывали трупы подстреленных турецких солдат, вздувшиеся, словно покрытые одеждой шары. Мы постарались скорее уйти от них как можно дальше, чтобы избежать зловония разлагающихся тел, и теперь пользовались только родниковой водой.

По мере продвижения на юг долины становились все более безводными, а британский флот, который Нед называл родным домом, казалось, остался на другом краю необъятной земли. Как-то вечером здоровяк подполз ко мне и прошептал:

— Давай бросим этих бандитов, мистер, и пойдем дальше своим путем. Чертов Нажак таращится на тебя, точно дожидающийся добычи стервятник, готовый выклевать глаза трупу. Даже если вырядить этих мошенников как мальчиков-певчих, то их физиономии все равно привели бы в ужас обитателей Вестминстера.

— Да уж, их отношения с законодательством и гигиеной не лучше, чем у каторжников, но не забывай, что без них нам не добраться до женщины, носившей рубиновое кольцо.

Он застонал, и я решил немного подбодрить его:

— Не переживай, в нужный момент я воспользуюсь электрическими силами. А достигнув цели, мы с лихвой отплатим этим негодяям.

— Я мечтаю о том дне, когда смогу поколотить их. Как же я ненавижу лягушатников! И этих арабов тоже, за исключением Мухаммеда.

— Наше время скоро придет, Нед. Совсем скоро.

Мы ехали рысью по тропе, которая, по словам Нажака, вела в городок Иерихон. Я не заметил вокруг никаких признаков жилья, и вообще, глядя на окружающую нас суровую природу, с трудом верилось в то, что здесь когда-то мог выситься город с мощными стенами. Мне вспомнился также и кузнец, и вновь я испытал чувство вины за то, что тайно покинул Мириам. Она заслуживала лучшего прощания.

Мертвое море вполне оправдывало свое название: берега его покрывала толстая соляная корка, а за ней до самого горизонта простиралась отвратительно соленая ярко-синяя вода. Птицы не слетались на его мелководье, а у поверхности не плескались даже рыбы. Туманный воздух потяжелел от удушливой жары, словно за два дня пути мы перемахнули через два месяца и попали в разгар знойного лета. Тревожное смятение Неда передалось и мне. Впереди простиралась странная мифическая земля, породившая слишком много пророков и безумцев.

— Иерусалим в той стороне, — спокойно сказал Мухаммед, показывая на запад. Потом, махнув рукой в противоположном направлении, добавил: — А вот и гора Нево.

Горные склоны круто взмывали вверх от берега Мертвого моря, словно спешили избавиться от его крутого, едкого рассола. Выше всех поднимался похожий на пик хребет, усеянный чахлыми сосенками. В каменистых ущельях, вода в которых появлялась только во время дождей, розовели цветущие кусты олеандра.

Нажак, отличавшийся редкой немногословностью во время нашего путешествия, достал сигнальное зеркальце и пустил вверх солнечного зайчика. Но никакого ответного сигнала мы так и не дождались.

— Ну вот, теперь мы еще и заблудились из-за этого дубиноголового грабителя, — проворчал Нед.

— Имей терпение, тупица, — огрызнулся француз.

Он вновь просигналил зеркальцем. И вскоре на горе Нево появился дымок сигнального костра.

— Ура! — дружно заорал наш эскорт. — Это гора Моисея!

Подгоняя лошадей, мы начали карабкаться по склону.

Мы с облегчением покинули уже надоевшую долину Иордана. С гор повеяло прохладой и терпким запахом чахлых сосен. На горных уступах теснились палатки бедуинов, и я разглядел одетых в черное арабских пастушков, которые присматривали за стадами низкорослых коз. Мы двигались вверх по караванному пути, лошади шлепали по жидкой грязи и нервно фыркали, проходя мимо куч верблюжьего навоза.

После четырех часов утомительного подъема мы достигли наконец вершины горы. Перед нами действительно вновь явилась Обетованная земля, в бурой дымке она простиралась за Иорданом, напоминая с такой высоты просто медово-молочную туманность. Мертвое море поблескивало внизу, как синее зеркало. Но поблизости я не увидел никакой пещеры, сулившей спрятанные сокровища. Вместо этого в ложбине стояла французского вида палатка, окруженная зеленой травкой, намекающей на близость водного источника. Рядом громоздились какие-то низкие развалины, возможно древней церкви. Несколько человек ожидали нас возле почти потухшего бивачного костерка, недавно подавшего нам сигнальный дым. Нет ли среди них Силано? Но, так и не получив пока ответа, я заметил в стороне от этих людей на камне под храмовыми развалинами одиноко сидящую особу. Отделившись от нашей компании, я остановил свою лошадь и спешился.

Это была женщина в белом одеянии, она наблюдала за нашим приближением.

Когда я подошел к ней, она встала. Из-под белой солнцезащитной накидки выбивались ее по-прежнему длинные черные волосы, и прядями их играл легкий горный ветерок. Я не ожидал, что на этой залитой солнцем вершине ее женская красота проявится с такой яркостью. Для меня она давно превратилась в призрачное воспоминание, но вот оно растаяло, сменившись своим физическим воплощением. Придав египтянке в своих воспоминаниях все мыслимые совершенства, я готовился к разочарованию, но нет, даже мои самые идеальные образы не могли превзойти реальности, этой гармоничной гибкой фигуры, этих губ и овала лица, достойных Клеопатры, этих лучистых темных глаз. Женщины, как цветы, украшают наш мир, а красота Астизы соперничала с изысканным лотосом.

Однако она повзрослела. Что, впрочем, только добавило ей прелести. Ошибочно считают, что возраст наносит ущерб женщине, на самом деле женская красота просто становится более выразительной: взгляд ее приобрел новую задумчивую глубину, словно вобрав в себя события и переживания, которые она предпочла бы избежать. Мне вдруг подумалось, не изменился ли точно так же я сам: когда я последний раз видел себя в зеркале? Коснувшись ладонью трехдневной щетины, я внезапно осознал, что стою перед ней в грязной дорожной одежде. Правда, ее удобный для верховой езды наряд также выглядел запыленным. Его дополняли кавалерийские сапоги, довольно изящные, вероятно позаимствованные у какого-то юного барабанщика. Она достигла стройности танцовщицы, но, опять же, все мы изрядно отощали. Ее талию стягивал плетеный шелковый поясок, отягченный ножнами с изогнутым кинжалом. Рядом с ней на камне стоял бурдюк с водой.

Я молча топтался перед ней, забыв все, что собирался сказать, когда обдумывал нашу встречу. Казалось, она вдруг воскресла из мертвых.

— Мои посланцы пытались разыскать тебя, — наконец хрипло выдавил я; это прозвучало как попытка оправдания, неловкая и косноязычная, но я действительно пребывал в крайнем смущении, сознавая, что бросил ее, улетев на воздушном шаре. — Мне сообщили, что ты бесследно исчезла.

— Мой перстень у тебя?

Не радующее начало. Я достал кольцо с ярко сверкнувшим рубином. Она схватила его как-то по-птичьи быстро и, словно боясь обжечься, сунула в висевший на боку мешочек. «Она по-прежнему считает, что оно приносит несчастье», — подумал я.