В конце времен - Мансуров Дмитрий Васимович. Страница 28
Логвин вернулся за праздничный стол и снова посмотрел на Кащея. Тот оживленно беседовал с друзьями, о чем-то увлеченно рассказывая и жестикулируя руками. Веселящаяся троица время от времени смеялась, каждый говорил что-то свое, изредка перебивал собеседников и отчаянно спорил в иные моменты.
На стол перед первым советником поставили графин с вином, но он, подозревая, что общее изменение тембра голоса связано с заморским напитком, пить его категорически отказался. Вместо этого он глубоко погрузился в толщу пессимистичных и злодейских мыслей. Среди огромной толпы Логвин оказался единственным человеком, которого общее веселье никак не радовало, а заставляло мрачнеть всё сильнее и сильнее.
Агент на миг нарисовался в дверях и дал знак советнику, показывая, что подготовительные планы выполнены. Тот немедленно подошел к выходу:
– Рассказывай!
– Его на самом деле зовут Змейго Рыныч, рядом с ним сидит царевич Доминик и советник Ларриан…
– Коллега по цеху, – задумчиво пробормотал Логвин. – Что дальше?
– Их карету нашли, – продолжил агент, – современная модель, с усиленными пробивными свойствами, радикально радиальными линиями, колеса расширенные, ремни безопасности…
– Технические подробности меня мало волнуют, – нетерпеливо прервал его первый советник, – я не собираюсь ее покупать!
– По моему приказу механики прикрепили к днищу кареты тонкий, но прочный лежак, с которого можно будет вести наблюдения и слушать беседы пассажиров.
– Доведешь дело до конца – считай, что премия лежит у тебя в кармане!
Барон молча показывал свой жетон охраннику у стоянки. Уже пятому, потому что первые четыре при виде его яркой прически храбро и стремительно удалились куда подальше. Охранник отворил калитку, барон быстрым шагом подошел ксвоей карете, проКащлялся, тщетно надеясь на возвращение привычного голоса, и сурово приказал:
– Едем к парикмахеру! Быстрее!!!
Ответной реакции он не дождался: отдыхавший возничий и не подумал отзываться на неизвестный тонюсенький голосок. Слуги сидели в карете и в отсутствие хозяина азартно играли в домино, с такой силой хлопая по складному столику, что карета покачивалась от ударов. Дребезжали стекла, а изнутри доносились азартные вопли игроков.
– Я кому сказал! – барон повысил голос, и зевнувший кучер, не глядя на источник звука, недоумевающе произнес:
– Что это такое тут пищит? – Барон сердито зарычал.
– И здесь крысы завелись, – недовольно отозвались из кареты. – Дожили – на территории дворца крысы водятся. Позорище!
Кучера заело любопытство. Он решил посмотреть на источник писка (судя по звукам, рычал хомячок-переросток) и лениво повернул голову. Увидел гневно взиравшего на него барона с диким гребнем на голове, испуганно вскрикнул и слетел с облучка в противоположную от барона сторону.
Едва ли не лопающийся от злости хозяин рывком отворил дверцу кареты, и увидевшие его слуги застыли с занесенными над столом костяшками домино.
Наступила мертвая тишина.
Костяшки одна за другой посыпались из их ладоней на пол с громким стуком.
– Вы чем занимаетесь?! – пропищал барон. – Сегодня домино, завтра карты, а послезавтра меня проиграете и предадите?
Испуганные слуги таращились на хозяина, не решаясь спросить, какая муха его укусила и насколько это опасно для организма в целом и для волос в особенности. Последнее было и так понятно: волосы просто вставать дыбом и частично исчезать по собственной воле не будут.
– Живо по местам! – скомандовал барон, слуги спешно выпрыгнули из кареты и вытянулись в струнку. – Я покажу этому парикмахеру, как издеваться над моей внешностью! Опозорить меня перед самыми знатными людьми нескольких царств – это смертельное оскорбление! Сотру в порошок!!!
– В бараний рог? – осмелился поправить его слуга.
– И в него тоже! – мстительно зыркнул глазищами барон. – Ох, Господи, если бы ты только знал, насколько это мелко и всепрощающе – свернуть в бараний… – он оборвал себя на полуслове и рявкнул: – Вперед, чего стоим, кого ждем?!
– Кучера нет…
– Ты будешь кучером! – барон ткнул пальцем в говорившего.
– А как же Оскар?
– Сбежал – туда ему и дорога! Он уволен. Поехали, поехали! – прорычал барон, готовый своими руками придушить любого, кто позволит себе хотя бы намек на улыбку насчет его прически. Слуги оказались не лыком шиты – сказывался длительный опыт работы с этим вандалом – и подставлять свои шеи ради садистских наклонностей барона не желали. Сбежавший кучер остался далеко за бортом и мог уже не возвращаться домой. Подобного для себя слуги всё-таки не желали: несмотря на жестокие порядки, царившие в родовом замке барона, пахать с утра до вечера на его полях в качестве наказания было еще хуже, чем попасть под его же горячую руку.
Карета рванула с места, слуги с мрачными лицами застыли на подножках, охранники подняли полосатый шлагбаум на веревочке, пропустили спешащий экипаж и, уже тихо посмеиваясь над видом барона, снова опустили.
Барон нащупал и сорвал с головы тонкие проволоки, удерживающие его волосы в вертикальном положении, с непрекращавшимся рычанием бросил их на пол и позволил себе немного удовольствия потопать по ним ногами. После чего встал на колени и схватился за сиденье, на котором обычно сидел. Оно приподнялось, открывая запрятанный внутри тайник с оружием. Четыре арбалета, сорок стрел, десять метательных ножей, три кинжала, один меч и кольчуга, способная выдержать попадание арбалетной стрелы с двадцати шагов.
Спускать издевательство над своей персоной он никому не собирался и теперь с особой тщательностью обдумывал, что именно сделает с наглым парикмахером, превратившим его в Главное Посмешище Вечера. Даже царь, и тот не сумел скрыть своего изумления и последующего веселья от увиденного. Хорошо еще, что поблизости за тем же столом не оказалось женщин – их кавалеры надавали бы ему за такой вид как нечего делать. Заикой станешь, увидев в темном углу подобного типа. А тонкий голос, совершенно не соответствующий габаритам барона, и вовсе заставит подумать столкнувшихся с ним людей, что он не барон, а жуткий демон.
Кучер погонял лошадей, не сворачивая с главной дороги, не уступая пути и едва ли не давя тех, кто не в добрый для себя час вздумал перейти им путь. Пешеходы разбегались в стороны, встречные экипажи прижимались к краю дороги, и в воздухе то и дело слышалось взаимное приветствие:
– Куда несешься, слепой, что ли?!
Барон спешно надел на себя кольчугу и упорно пытался зарядить арбалет. Упругая тетива не желала натягиваться: сил от нервной дрожи в руках барону явно недоставало. Заочно угрожая парикмахеру самыми тяжкими смертными карами, которые он мог экспромтом придумать, барон распалялся всё больше и больше. Он уже сомневался в том, что имеющееся в наличии оружие будет способно полностью утолить нарастающую жажду мести. Слишком это просто – застрелить парикмахера из арбалета или зарезать его ножом. Издевательства, которые в полной мере пришлось испытать на собственной шку… голове, требовали изощренной мести. И барон опасался, что хитроумного парикмахера к тому времени придушит кто-нибудь еще: не может быть такого, чтобы он издевался только над ним одним!
«Надо торопиться, пока конкуренты не опередили! – повторял одну и туже мысль барон. – Главное – покарать его первым! И только первым!!!»
Карета дважды повернула, выезжая на знакомую и уже полупустую площадь.
«А ведь он знал, он знал! – лихорадочно соображал барон, поглядывая на заходящее солнце и недовольных горожан, мрачно взиравших на спешившую карету. – Он меня предупредил, он издевался, он всё заранее придумал! Не дай бог, он успел уехать, подстригун-переросток, или его все же прибили до меня, я его парикмахерскую по камешкам разнесу! Я ему… я его… я устрою ему праздник, я ему… я его кузькиной матери покажу!!!»
Карета остановилась около парикмахерской, барон выскочил с мечом в одной руке и арбалетом в другой.