Безупречный враг. Дилогия - Демченко Оксана Б.. Страница 6

На сей раз голос прозвенел тепло и доверительно. Женщина скользнула чуть в сторону, искоса глянула на араави, стряхнула с плеч платок и осторожно тронула колени жреца обеими руками, поправляя складки его одеяния. Темные глубокие глаза Лооты всмотрелись в жреца, а затем обратились к Элиис. Губы приоткрылись, дополняя просьбу едва различимым звуком. От него по спине поползли холодные капли пота, тошнота снова подкатила к самому горлу, в глазах потемнело. Исполнить желание сирены стало казаться девочке очень важным делом. Самым главным в жизни!

Араави толкнул голову сирены вниз, безжалостно вминая лицо в циновку. Жестом подозвал стража:

– Связать, рот заткнуть, чтобы не искушала голосом. Рядом есть ручей? – Араави дождался кивка и недовольно нахмурился. – Тогда как обычно, в воду ее. Замерзнет – придет в себя, так что тащить на берег не спешите. Опять же, как я читал в книгах храмовых лекарей, вода помогает отвыкать.

– Ты издеваешься над ней, – ужаснулась Элиис.

– Год назад я стал не просто риил-араави, держателем ветви служения на одном из срединных островов, а владыкой перламутрового жезла запада, – сухо сообщил жрец. Он заметил, как Элиис обшаривает взглядом его руки и пояс. Жезла там не было. – Конечно, я не ношу знак власти в руках. К чему мне это? Привлекать лишнее внимание и оповещать врагов о своем присутствии? Тем более здесь, на Тооди, весьма далеко от островов запада, где я держу ветвь храма.

– Вот и сидел бы на своих островах, – буркнула Элиис, пряча любопытство.

– Я прибыл сюда по воле самого кораллового владыки Роола. Сейчас он благоволит мне. Он оказал мне честь и посчитал, что я достаточно быстро исполняю сложные приказы, чтобы быть в силах опередить иных. Он прав, ведь ты находишься в этих носилках, а вовсе не в той клетке, какую приготовил ваур, заинтересованный в тебе. Итак, могу ли я продолжить рассказ, о божественная?

Элиис поежилась: хитрый араави умудрился втянуть ее в разговор, сумел заинтересовать и даже, кажется, очаровать, не используя особенного, данного лишь сиренам голоса. Ловок! Так внимательно слушает, так вежлив. Прежде никто из старших не уделял девочке искреннего внимания и не беседовал с ней на равных. Как не ответить? Поколебавшись, Элиис почти решила снова перейти на «вы» в обращении, ведь каждое «ты» жжет уши стыдом и першит в горле – недопустимо грубить араави! Но, едва открыв рот, она упрямо сказала то, что сказала:

– Да, конечно, я дозволяю. Ты говорил про Лооту.

– Я получил сирену Лооту в свою личную охрану вместе с властью и перламутровым жезлом. Это был спорный по своей полезности довесок… Тогда сирена нуждалась в соке цветка ош самое малое четыре раза в день. Лоота плохо помнила свое имя, зато готова была по первому слову убить и умереть… Не получив ош, она кричала и билась, испытывая мучительную боль. – Араави нахмурился, повел плечами и глянул на Элиис то ли с насмешкой, то ли с пренебрежением, поди пойми его гримасу… – А ты говоришь – не стану оружием, я сильная и не склоню головы. Прежний араави запада дарил Лооту наиболее угодным зурам городов в дни больших праздников. Сирена танцевала для них. Пела, вплетая дар убеждения в музыку. Говорят, лишь песни медоточивых дают наслаждениям полноту. Еще она голосом лишала слуг и гостей, неугодных зуру, разума и даже жизни.

– Юго был прав, – мрачно отметила Элиис. – Все жрецы – людоеды.

– Юго, похоже, лучше тебя разбирается во взрослой жизни Древа. Но я поправлю его слова в одном. Не только мы плохи, – без радости сказал араави, не оспаривая самого обидного замечания. – Для сирина хороших хозяев, девочка, вовсе нет, ни здесь, ни где-либо еще в мире. Так что давай не создавать друг другу осложнений. Я обязан показать тебя единому владыке, держателю кораллового посоха. Роол стар и склонен к применению жестких методов воспитания в отношении тех, кто наделен каплей божьей. Он, скажу тебе по секрету, боится вас до потной спины. И значит, он желает, чтобы вы потели и дрожали еще сильнее – от одного звучания его имени.

– Не пугай меня, сушеная акула.

– Кажется, уже напугал… Прости, – усмехнулся жрец. – Я, Эраи Граат, готов поклясться именем Сиирэл, что не обижу тебя, не накажу без веского повода и никогда не стану приучать к соку ош. За прочих жрецов и тем более араави я, увы, не поручусь. Не позволяй своему упрямству разрушить лучший из путей судьбы. Я хочу привезти тебя к коралловому владыке здоровой, сытой, красиво одетой, спокойной. Послушной хотя бы внешне… Зови меня сушеной акулой и людоедом, не стану возражать. Но поклонись ему и признай себя сирином храма, чтобы не превратиться через несколько лет в такую вот Лооту.

– Пока что я пообещаю именем Сиирэл, что рано или поздно сбегу, – с веселым отчаянием заверила Элиис. – От тебя и от всех твоих наставников.

– Хорошо, – устало прикрыл веки жрец. – Только сперва поклонись владыке и этим дай самой себе время на подготовку побега. Ладно?

– Я подумаю.

Эраи Граат кивнул и сделал жест стражам, предлагая подавать обед. Девочка ела охотно, вполне довольная своим непобедимым и ненаказуемым упрямством. Жрец заинтересованно поглядывал на нее и улыбался уголками губ. Сушеная акула! Хорошее определение, весьма точное. Рядом с Элиис он как-то впервые задумался об утраченном и, к сожалению, невозвратном.

Семнадцать лет назад ему было семь, и он сам пил ледяную воду, чтобы погас голос, наделенный силой убеждения. Он справился с тем делом, как с любым иным, которое считал важным. Жалкие остатки дара, именуемого в больших городах проклятием, не показались храму настолько ценными, чтобы признать хрипло кашляющего заморыша сиреной. Никто не выделил серебра родителям, никто не надел на тощую шею золотой знак витой раковины и не начал дрессировать новую вещь храма. Насколько знал повзрослевший Эраи, жизнь в крепости, куда свозят молодых сладкоголосых, трудно назвать воспитанием… Он не желал иметь хозяев и служить чужой воле. Он своего добился.

Уже тогда, в раннем детстве, Эраи осознал наитием и рассудком ничтожность, а вернее, ущербность роли медоточивых. Он жаждал большего. Природа не наделила нищего заморыша силой мышц и непобедимостью боевого духа воинов древней крови. Родители не обеспечили сына неотъемлемой знатностью происхождения. Каплю божью он извел сам. Что осталось? Ум и усердие. Такт и ловкость. Бесконечное трудолюбие. Он поставил цель и шел к ней, лишив себя всего, что было и еще есть у Элиис. Детства, друзей, беззаботности…

Ему исполнилось восемь, когда он, сосредоточенный и серьезный мальчик из небогатой семьи Граат, пришел в храм и попросил о возможности служить в нижней ветви. Он явился к воротам из путаницы тесных гнилых улочек пригорода, куда ночами не решались сунуться воины ваура. Он выжил там и заранее выучил нечто важное для избранного пути. Досконально знал все церемонии, владел даже малоиспользуемыми диалектами окраинных островов, писал без помарок на современном и древнем, почерк был великолепным и ровным… Его сочли ценным и приняли, даже выплатили семье серебром за утрату наследника.

Эраи быстро освоился в храме и научился понимать, какие качества замечают и относят к достижениям. В десять он перешел во вторую ветвь, в четырнадцать стал ею управлять, ради нового шага по лестнице власти безропотно перебравшись на крохотный островок в западной части Древа. Туда, в нищее захолустье, не пожелали плыть более взрослые и менее расчетливые. Он трудился неустанно, укрепляя малый храм. И был замечен. К шестнадцати поднялся еще выше, войдя в число немногих избранных. Его уже почтительно называли «энэи Граат», ему кланялись, со смесью удивления и небрежности окидывая взглядом худую фигурку недоросля. Небрежности становилось все меньше, зато опасливое удивление росло. Сперва преемник первого жреца острова, затем избранный последователь самого риил-араави и чуть позже – наследник перламутра запада, кто же мог такое предположить? Только он сам, выбравший для высшего служения остров и храм, где владыка был самым пожилым из всех прочих.