Охотники за магией - Галанина Юлия Евгеньевна. Страница 16
Изменился за четыре года он мало, но всё-таки стал какой-то другой.
— Где живешь? — спросила я, с облегчением вставая.
— Здесь, — коротко ответил Янтарный, поднимая с пола блюдо.
— А чего тебя в эту дыру занесло? — полюбопытствовала я, пытаясь определить размер нанесенного мне ущерба. Хорошо еще, что прутья решетки были тупыми и просто придавили ткань, не прорвав ее.
— Меня не занесло. Я здесь родился, — по-прежнему коротко, и словно нехотя, отвечал Янтарный.
— Так ты же Сильный? — удивилась я.
— У меня бабушка из Смелых, — признался сквозь зубы Янтарный. — Их не всех уничтожили.
— Ага, — мрачно констатировала я. — Мало того, что Сильный, так ты еще и Наглый…
— Получается, что так, — пожал плечами Янтарный. — Пошли, я тебя выведу.
Когда Янтарный меня вывел из замка, я нашла наш экипаж, и сказала кучеру, что Профессор велел отвести меня домой, а потом вернуться.
«Ну вот, наши собираются…» — примерно такие мысли посещали меня на обратном пути в представительство.
Я в Отстойнике, Ряха в Отстойнике, теперь вот, оказывается, и Янтарный здесь ошивается. Там, глядишь, Серый Ректор подтянется, Шестая, остальные девчонки из пансионата, охранники тоже, ну и тётя из Хвоста Коровы. Тогда Отстойник точно переполнится и лопнет. Красота!
Только Янтарный вёл себя как-то странно. В Пряжке прохода не давал, а здесь даже не улыбнулся. Неужели такая толстая?
Беда заключалась в том, что, опять же в рамках строжайшей экономии, в Огрызке не было нормального зеркала. Старое, в резной раме, от потолка до пола, разбили, когда активные граждане штурмовали прежнее представительство, а новым большим зеркалом Профессор не обзавёлся, денег ему жалко было «на такую ерунду».
А я из дома только ручное взяла, кто ж знал, что тут такое беззеркалье. Поэтому осматривать себя можно было только по частям, а по частям всё смотрелось не очень плохо. В письме я попросила своих прислать мне из дома большое зеркало, в результате чего получила краткое наставление не дурить, потому что капитану «Золотого пса» больше делать нечего, как возить на край земли подобные глупости.
Поэтому приходилось жить с мыслью, что меня слишком много и надо бы худеть.
Единственное, что удалось вытянуть из Янтарного, пока он вёл меня к выходу: после уничтожения Пряжки он не стал перебираться вместе с пансионатом в другое место, покрутился некоторое время в столице и вернулся домой. Не женился. Занятно.
С горы, где стоял замок, было видно, что в городке пожар.
Горело что-то в районе рынка.
Я попросила кучера подвести меня туда.
Полыхало славно, искры так и летели в тёмное небо. Горел сарай с Ряхиными тараканьими конюшнями.
Светлая Сестра-Хозяйка, да что там творится?!
Я выбралась из экипажа и присоединилась к толпе зевак, радостно наблюдающих за пожаром. Моё бальное платье так потрясло народ, что около трети наблюдавших отвернулись от пожара и уставились на него.
— Само загорелось или подожгли? — спросила я у ветхой бабушки, так одобрительно взиравшей на пламя, словно это она его пустила.
— Само загорелось, скажешь, милая тоже! — с удовольствием откликнулась старушка. — Подожгли, конечно, да изнутри ещё — оно там, значит, разгорелось, а теперь, когда наружу вышло, туши не туши, всё одно дотла выгорит.
Бабуля дернула меня за руку:
— Пойдем, с той стороны глянем, — там ещё лучше видно, как горит!
Ну, лучше, так лучше. Я подобрала пышные юбки повыше, и мы зашли с другого бока.
Там, в числе тушащих, метался Ряха, весь испачканный сажей и пеплом.
Я метнулась к нему.
— Хреново дело, хреново! — отмахнулся Ряха, правый кулак у него странно распух и костяшки пальцев были ободраны.
— Помочь чем? — спросила я.
Лицо Ряхи исказилось.
— А-а, чем тут уже поможешь! — рыкнул он. — Нашёл я ту скотину, что приказала Молний спереть, поучил маленько уму-разуму, так кто-то поджог сделал. Все тараканы сгорели, теперь ими только Медбрат забег устраивать будет. Ты домой иди, нечего тебе тут по ночам шататься, да ещё в таком виде. У-у, праздничек!!!
Вложив в последнее слово всю накопившуюся горечь, Ряха снова пошёл к сараю.
С этой стороны было видно, что ловить в сарае, действительно, нечего: строение выгорело изнутри, стены вот-вот должны были начать рушиться.
За моей спиной кто-то сказал кому-то:
— Заклинанием подожгли.
У меня заболели ладони, вспомнившие ожог.
Глава восьмая
УТРОМ
Утром мне попало и за сбегание с бала, и за пожар, словно это я его устроила.
— Ладно, ладно, — бурчала я в спину Профессора, нарезая на кухне капусту для салата. — Чем вы недовольны? Семь танцев я отплясала честно, а на больше мы не договаривались. У меня, может быть, желудок расстроился…
— Не подбирала бы орехи с грязного пола, — не расстроился бы! — заявил непреклонно Профессор, растапливающий на плите сургуч в кастрюльке. — А с расстройством желудка люди по пожарам не шастают. Да ещё в нашей новой шторе! А если бы сажей запачкала?
Та-ак, а откуда он узнал про орехи?…
— А я не шастала. Я увидела пламя, и мне стало интересно.
— А мне интересно, долго ли ты протянешь, если будешь так безответственно относиться к собственной безопасности!
Что-то сегодня Профессор был суровым и сам на себя не похожим. Может быть потому, что Рассвет уехал по делам и ему пришлось самому писать письма и запечатывать их.
— Так на пожаре тоже чужих не было, как и на Горе. Одни свои. Потому что люди шепчутся, что подожгли сарай заклинанием, — возразила я.
— Да ну? — забыл про все свои несправедливые претензии Профессор. — Заклинанием, говоришь? Так-так-так, пойду я, Льда позову. Не нравится мне этот пожар.
Лёд, был, оказывается, в курсе. Больше того, он знал ещё кое-какие новости, о которых мы не слышали.
— Сарай этот азартный, где твой друг крутился, сгорел до бревнышка, — рассказывал он, бессовестно уплетая нарезанную капусту. — А сегодня Гора издала указ, категорически запрещающий тараканьи бега, как развращающие народ.
— А Ряха вчера весь кулак о какую-то сволочь ободрал, — вспомнила я, отбирая у Льда тазик с капустой.
— Душа моя, откуда ты знаешь такие нехорошие слова? — всплеснул руками Профессор.
— Так Ряха сказал… — пожала плечами я.
— Не водись с ним! — попросил Профессор. — Он тебя нехорошему научит, помяни мое слово!
Я не стала говорить Профессору, что по моему глубокому мнению это я могу научить Ряху десятку вещей, ну никак не попадающих под категорию «хорошее». Ведь он где свои уроки получал? На улице, да в гарнизоне… Что он может знать о жизни? А я, слава Медбрату, в пансионате обучалась.
— Я узнаю имя этого нехорошего человека, — подмигнул мне Лёд, стягивая еще горсть нарезанной капусты. — Тогда и прикинем, что к чему.
— А тебе, душенька, надо вернуть платье госпожи прокурорши. Чтобы она не волновалась, — сказал Профессор, капая сургуч на конверт и ставя печать представительства.
После обеда я упаковала платье прокурорши в коробку и побежала, конечно же, на пепелище. Надо же новости сначала узнать!
На щите у входа на рынок висел свежий указ. Народ роптал, но сдержанно.
В сторону пепелища никто не смотрел.
Потому что там гордый и независимый Ряха меланхолично разгребал дымящиеся угли, оставшиеся от сарая.
— Ты что, с ума сошел? — с любопытством спросила я, подходя к нему.
— Угу… — односложно ответил Ряха, упрямо расчищая землю.
— Правда-правда сошел? — обрадовалась я.
— Из-за такой ерунды? — наконец-то заговорил по-человечески Ряха. — Да ты знаешь, сколько раз меня спалить пытались?
— Сколько?
— Лучше не спрашивай. Принеси лопату, вон у стены стоит. Штыковую.
— Лопата-то тебе зачем? — забеспокоилась я. — Ой, прав был наш Профессор, научишь ты меня плохому.