Принц Эрик и прекрасная посудомойка - Добрынина Марина Владимировна "и Астральная Сказочница". Страница 4

Ну, думаю, учитывая то, что женщин здесь явно маловато, я пока не одной не увидела, шансы на взаимность у меня есть. Хоть и глядит он в мою сторону как-то неодобрительно.

— Ну, — говорит, — отвечай, чем двору не угодила?

— А ты кто?

— Я здесь вопросы задаю!

И тут мне как вожжа под хвост попала. Согласитесь, причины были. Вытащить из постели, приволочь неизвестно куда! Ни тебе выпить, ни отогреться! И я еще должна на тупые вопросы отвечать!

— Так, — говорю, — я к тебе в гости не напрашивалась. С дворами никакими дела не имела. Я замерзла тут как собака, а ты сидишь! И вообще!

На вообще доводов у меня уже не хватило. Говорю это, а сама чувствую — шансы становятся все меньше и меньше.

А тот на ноги как вскочит.

— Ты… — пыхтит, — ты…

Славик ситуацию разрядил. Прямо-таки в ноги этому жлобу кинулся, чуть не плачет.

— Господин атаман, — кричит, — господин атаман! Прости ее! Это сестрица моя Сонька! Ну прости глупую бабу!

А я стою в это время. Руки в боки. И трясусь. То ли от холода, то ли от страха. И еще обидно: чего это меня глупой обозвали?

Атаман попыхтел-попыхтел, поглядел на Славика, который по такому случаю скорчил умоляющую рожу, и бросил:

— Ладно, только убери ее куда-нибудь подальше. Я с ней после разберусь, когда отойду.

А Славик снова, как в лесу, меня за руку и бежать.

Потом-то мы, конечно, шагом пошли, как с глаз атамана скрылись.

— Дура ты, — сказал Славик, — одни от тебя неприятности. И вздохнул.

— И что? — спросила я, — ты совсем-совсем не рад меня видеть?

— Рад, — снова вздохнул он, — но все равно ты противная.

С этим трудно было не согласиться. В лагере становилось все тише. Небо, казалось, дрогнуло и стало медленно-медленно менять оттенок. Славик зевнул.

— Вот, — сказал он и показал рукой на невзрачный серый шалашик, — можешь здесь пока остановиться. Сейчас там никого нет. Но учти, как проснешься, носа оттуда не высовывай, пока я не приду. А то мало ли что.

Я кивнула и заползла внутрь. Пол шалаша был устлан еловыми ветками, которые почти уже осыпались. На них валялось дырявое шерстяное одеяло. Я поморщилась, подумав, какое количество насекомых может там обитать, но все равно укуталась, свернулась клубком и уснула.

Когда я открыла глаза, было светло. Страшно хотелось в туалет. Я помучилась с полчаса, ожидая Славика. Но он все не шел и не шел. Шалаш, помнилось мне, стоял прямо у кромки леса. И, вроде, когда мы шли к нему, неподалеку наблюдались какие-то кустики. Решено. Я осторожно выбралась из шалаша, удостоверилась, что в мою сторону никто не смотрит, и галопом припустила к кустам. Добежав до них, я обнаружила, что какие-то они чахлые, но зато невдалеке наблюдались вполне приличные заросли. Заросли были колючие, пришлось еще углубиться в лес. Короче, когда я вернулась обратно, прошло несколько больше времени, чем я рассчитывала. Ну и конечно, вокруг шалаша, завывая, бегал Славик и рвал у себя на голове последние волосы. За этим процессом с интересом наблюдало несколько господ довольно живописной наружности. Я зябко поежилась.

Но тут Славик заметил меня и почти успокоился.

— Ты, — завопил он, — я же сказал тебе сидеть на месте! Куда ты поперлась!

Я невинно захлопала глазками.

— Ну мне надо было.

— Ты в могилу меня сведешь! Я, ей, понимаешь, мучаюсь, одежду достаю, а она по лесу шастает!

Кузен швырнул в меня крытой сукном куньей шубейкой и обиженно отвернулся. Солнце поднималось выше, обещая погожий день. Я оглянулась. Редкие лиственные деревья пожелтели лишь наполовину.

— Славик, — тихо позвала я, — осень на дворе. Не зима. Осенью люди шубы не носят. Даже такие симпатичные, как эта.

Славик только фыркнул:

— Ты думаешь у нас здесь швейная мастерская?!

Я вздохнула и накинула шубу на плечи.

— А поесть у вас что-нибудь найдется?

Псари-то теперь все время на псарне толкались. Но к Зоркому никто из них и близко не подходил. Эрик же сказал, что я за собакой буду ухаживать. Значит, даже если подыхать борзая будет у них на глазах, не двинутся.

А что случилось тогда, я потом долго и нудно у людей выспрашивала.

Итак, принц Эрик появляется на пороге. Он снова слегка нетрезв. В его мутноватых голубых глазах читается желание построить как можно больше народу. Глядит на Зоркого, по которому сразу видно, что повязок ему не меняли, и рычит:

— Где она?

Гаврик, потирая зудящую задницу, мстительно заявляет:

— А нетути ее, Ваше высочество. Второй день как не приходит.

Через непродолжительный период времени принц, развивший приличную скорость и обладающий весьма действенными средствами убеждения, уже знал, что посудомойка София исчезла ночью. Вещей не собирала. Со знакомыми не прощалась. Поскандалила немного на кухне, повыдирала волосья кое у кого, а потом исчезла. Причем репутация у Соньки этой как-то не говорила в пользу того, что она может из-за такой мелочи в речке утопиться.

Принц разозлился. Он и до этого был не в лучшем расположении духа, а теперь ему для злости еще и конкретный повод предоставили!

Не лучшее же расположение духа принца объяснялось вот чем. Эрику было двадцать восемь лет, и он был холост. Король с королевой, отчаявшись дождаться, когда же он перебесится, решили взять ситуацию в свои руки. Король-отец обновил связи при Большом Дворе, перед теми полебезил, на этих наехал, третьих просто подкупил, но добился-таки того, что желал изо всех своих сил. Посватал своего старшенького к одной из дочерей самого Императора. Дочерей у Императора было семь, и, откровенно говоря, королю-отцу было все равно, какую из них ему предоставят. Но и тут повезло. Предложили третью — милую, тихую, воспитанную и ничем не примечательную Люцию. Ко всем ее достоинствам прибавлялось то, что он не была страшной и болтливой. Страшную король постеснялся бы предложить своему сыночку, а болтливых женщин он сам на дух не переносил. Хватало и королевы.

От принца Эрика, зная его неангельский характер, все приготовления держали в тайне. Сообщили лишь тогда, когда, по мнению короля и королевы, у него не было бы уже возможности возражать. За два дня до приезда невесты.

Принц смирился. Правда перед этим он высказал родителям все, что о них думает, а потом напился, и отправился строить народ. От него досталось: двум стражникам, которые, как ему показалось, неровно стояли на часах, причем одним из этих стражников по странному совпадению был Заур, потом — какому-то пажу, который, вроде бы, недостаточно учтиво поклонился, затем — еще кому-то. А потом Его высочество вспомнил, что он давно не был на псарне.

Мало кто осмелился бы назвать принца Эрика дураком. Конечно, помешал бы статус, да и без статуса Эрик кому угодно с помощью подручных средств объяснил бы его неправоту. Но, надо признать, Эрик и впрямь отличался умом и сообразительностью. Не так уж много времени ему потребовалось для того, чтобы вычислить, куда это Софья могла подеваться. Вернее, выдвинуть версию, которая нуждалась в проверке.

И тогда Эрик отправился к брату.

Младший брат Эрика, принц Януарий, был чрезвычайно серьезным молодым человеком. Целыми днями он трудился, изучая фолианты в королевской библиотеке, в которую, кроме него, да старика-хранителя, вообще мало кто заходил. И при этом, странное дело, мимо этого худого, хрупкого, бледного до желтизны молодого человека не пролетала практически ни одна сплетня.

Принц Януарий был моложе Эрика всего на год, страшно ему завидовал, причем все об этом знали, хотя он сей факт отчаянно скрывал. Но при этом плохим он вовсе не был, и всегда брату помогал. Или почти всегда.

Эрик нашел его в библиотеке, как и ожидал. Брат читал древнюю книгу, украшенную потускневшим золотом. Его тонкие желтые пальцы, на которых, казалось, было на два сустава больше, чем положено, осторожно перелистывали тяжелые страницы.

— Слышь, Яник, скажи, это правда, что я, якобы, связался с посудомойкой? — заявил принц Эрик, не тратя время на излишние приготовления.