Порыв ветра - Воронков Николай. Страница 23

— Пять, пять, шесть.

Снова перемешала.

— Один, два, три.

Никто не смеялся. И смотрели на меня теперь очень-очень внимательно.

Наконец один протянул.

— Играть с тобой я никогда не буду — потом чуть оживился — А как у тебя это получается? Просто чувствуешь или сам переворачиваешь как надо?

Чувствуя себя чуточку отомщенной и почти хозяйкой положения, скромно потупила глаза.

— Возьмёте с собой — когда-нибудь расскажу.

Мужики начали переглядываться, потом как по команде повернули головы к старшему. Тот долго молчал.

— После таких фокусов и в рассказанное тобой убийство поневоле поверишь. Ладно, — решился он — О возможных бедах ты предупредил, а польза от тебя может тоже будет.

Расслабившись, он уже с улыбкой посмотрел на меня.

— Хорошо, можешь считать себя зачисленным в наш отряд. Первое время за тобой присмотрит Самант, сегодня переночуешь в его комнате. И это, вымойся хорошенько. Мы и сами пахнем не как букет цветов, но от тебя разит совсем как от помойки в самом бедном квартале.

Счастливая, я с готовностью кивнула.

— И это… Одень лучше платье, не позорь нас.

Видимо, у меня округлились глаза, потому что он откровенно засмеялся.

— Не держи нас за дураков — в тебе не почувствует девчонку только глухой слепой идиот. Стражники посмотрят сквозь пальцы на нашу любовницу, а вот если ты останешься в этом — он кивнул на мою одежду, то нас почти наверняка сразу арестуют за похищение, совращение и прочие извращения. Ясно?

Невольно покраснев от стыда за собственную самоуверенность, я только кивнула.

— Ну и хорошо. Кстати, как тебя зовут?

На мгновение я засомневалась — чем моё имя может мне помочь или навредить, но решила не врать по мелочам и без особой необходимости.

— Натис.

Старший повторил моё имя, будто пробовал его на вкус, но ни хвалить, ни шутить не стал. Имя как имя, ничем не хуже другого. Коротко повторил:

— Самант, займись ею.

Мужчины встали из-за стола и направились на второй этаж. Один, с вытатуированной ящерицей на правой щеке, оглянулся.

— Жди на улице.

Ждать так ждать. Правда непонятно кого и сколько. Выйдя из дома, постояла немного у крыльца, но никто не выходил. Уже даже начали появляться мысли, что таким образом от меня решили вежливо «отвязаться», чтобы не смотреть на женские слёзы и сопли. Хотя, в чём их винить? Кто я для них? Сидели, пили, ели, на следующий день в дальний путь, и вдруг появляется какая-то пигалица и требует, чтобы взяли её с собой. Кто такая? Явно прячется, да ещё и про убийство помянула. Честно говоря, будь я на месте мужиков, то очень сильно подумала бы, брать ли мне такую спутницу. Может и они сейчас это обсуждают? И если передумают, то винить я их не будут. Просто не имею права.

Потоптавшись ещё немного, решила, что дальше ждать бесполезно. Но на всякий случай дала себе маленькую слабину — досчитаю до сотни, а потом и пойду. Начала считать очень-очень медленно: «Один, два… сорок…. семьдесят..» С каждой прошедшей секундой настроение падало всё ниже. Вернее, оно и так было не очень, а тут стало накатывать чувство опустошенности. Терять даже такой маленький лучик надежды было горько. Но делать нечего, и я стала осматриваться, выбирая, в какую сторону идти.

За спиной скрипнула дверь.

— Заждалась? Пошли.

Такие простые слова, сказанные грубоватым мужским голосом, но как же я им обрадовалась! Не спрашивая, куда и зачем, засеменила за Самантом. Идти пришлось недолго. На заднем дворе возле колодца стояла большая бочка с водой. Зачерпнув воды ведром, Самант сунул мне в руки шершавый обмылок.

— Мойся.

Понимай как хочешь, но я решила, что речь всё-таки идёт о моей голове. Мыло было с характерным резким запахом, напомнившем о нашем «хозяйственном». И мылилось оно отвратительно. Пришлось намыливаться и споласкиваться раз пять, прежде чем волосы вернули себе прежний цвет (надеюсь) и стали хоть немного рассыпчатыми, а не слипшимися сосульками. Правда, запах протухшего жира всего лишь сменился на резкий запах мыла, но это уже не мои проблемы. Если мужикам такой запах более привычен, потерплю и я.

Самант аккуратно спрятал обмылок в кожаный мешочек, сполоснул руки. И снова короткое: «пошли». На этот раз мы поднялись на второй этаж таверны. С волос капало, за мной тянулись мокрые следы, но никто не обращал на это внимание. Да и мне, по большому счёту, было наплевать. Тем более, что день был жарким, и обсохнуть вот так, «естественным» образом было даже приятно.

Комната для ночлега — малюсенькая. Табуретка, топчан, матрасик с одеялом. Самант сразу начал раздеваться. Неторопливо, напевая что-то себе под нос, снял безрукавку, рубашку и потянулся к ремню на поясе. На меня он даже не глядел, но где-то в глубине души всплыли извечные женские страхи. Да и топчанчик был очень узкий. Стараясь, чтобы в голосе не проскользнули трусливые нотки, небрежно спросила:

— А где буду спать я?

Самант будто в первый раз увидел меня.

— Ты? Спать?

Скомкал одеяло и бросил мне.

— Хочешь — на полу. Хочешь — на подоконнике. Хочешь — за дверью или во дворе. Запомни — у нас в отряде детей нет. Мы прикрываем друг другу спины в бою, но в повседневных делах каждый заботится о себе сам. Или привыкай к этому, или… — он зевнул — Ладно, завтра рано вставать.

Через минуту он уже храпел.

Я постояла, разглядывая его мускулистое тело, раскинувшееся на топчане. Мда, явно не прЫнц. Но ведь и я не прЫнцесса. А если вспомнить мою жизнь за последнее время, то его поведение можно посчитать чуть ли не верхом благородства. Приютил, умыл, не приставал. Может быть завтра помогут выбраться из города. Неизвестно, что будет дальше, но уже за то, что сделано, надо сказать спасибо.

Расстелив одеяло на полу, покрутилась, пытаясь устроиться поудобней. Кулачки под щёку вместо подушки.

А всё равно хорошо! Живая, почти здоровая. Никто мной не командует и ничего не требует. Я никому ничем не обязана (почти). Завтра постараюсь выбраться за город, убежать подальше и спрятаться поглубже. Должны же где-то люди жить как люди, а не как звери! Всего-то и надо — найти это место, и стать такой же, как все. И жить как все.

Осталось только найти это место…

Утром собрались весьма быстро. Никто никого не подгонял и не уговаривал. Сполоснули лица водой, сытный завтрак из яичницы с жаренным мясом. Со мной никто не сюсюкался. Идёшь рядом — и ладно. Потеряешься — никто и не вспомнит, что была такая. Но порцию яичницы выделили не жалея.

Когда я вышла во двор таверны, то первым впечатлением стало некоторое разочарование — никаких боевых рысаков в наличии не наблюдалось. Мужчины, как и вчера вечером, были в своих кожаных жилетах и куртках. Разве что к ножам на поясах добавились короткие мечи. Никаких щитов, копий, доспехов. Всё имущество, состоящее их десятка мешков разных размеров, сложено на двухколёсной повозке, похожей на среднеазиатскую арбу, разве что колёса поменьше. В повозку запрягли скотину, напоминающую раскормленного осла-переростка, но с маленьким ушами. Ничего героического и пафосного.

Старший (остальные звали его Мармук) кинул на меня взгляд.

— Почему не переоделась?

Я даже удивилась.

— Во что? У меня ничего нет.

— Ладно, поедем мимо рынка — купишь.

— Так у меня и денег нет… — я невольно понурилась, чувствуя себя без вины виноватой.

Взгляд у Мармука стал не очень хороший. Я и без всякой телепатии почти ощутила его мысли: «Взял на свою голову! Мало нам неприятностей, так ещё и деньги за неё надо платить. Может проще прогнать?» Но вслух он ничего не сказал. Коротко бросил «ну, двинулись» и всё.

Через полчаса остановились у первого попавшегося рынка. Мармук ненадолго отлучился, и вскоре вернулся со свёртком одежды. Протянул его мне.

— Переоденься.

Я закрутила головой, высматривая место поукромнее, но Мармук решил проблему быстро и радикально.

— Спинами в круг!