Garaf - Верещагин Олег Николаевич. Страница 75

А после будем петь про это песни

И улыбаться раненой душой…

Года прошли, и многое забылось,

Не помним запах утра над рекой…

Но мне сегодня почему–то вдруг приснилось,

Что ветер стих и будто стал чужой.

Выходит, все же что–то здесь нечестно,

Но кто подскажет — где мы не правы?

Ведь старой яхте — на море не место,

К тому же — с почестями мы её сожгли…

Стояли в ряд мальчишки, солнце плыло–

И даже ветер потихоньку стих…

Ах, вспомнил… — ведь у яхты ИМЯ было,

А мы забыли вслух его произнести…

Понимаешь, это больно, очень больно–

Когда горят на берегу костры,

Когда уходим снова добровольно,

Когда сжигаем наши корабли…

Стихи С.Петрова

Гарав закончил петь — и поразился тому, как окаменело лицо эльфа. Стало чем–то похоже на маску — не страшную, не отчаянную — нет. Просто никакую. Мёртвую.

— Почему ты выбрал эту песню? — спросил Мэглор спокойно и негромко. Гарав пожал плечами. Поспешил добавить:

— Не знаю, лорд.

— Было время, когда я убил бы тебя на месте за намёк… — эльф вдруг мягко улыбнулся — как будто зажёгся в ночи фонарик. — Но ты даже не знаешь, что это намёк, ведь так, Гарав? Спасибо. Хорошая песня — и зря ты хулишь свой голос. Ведь важно, о чём петь, а не как петь.

— Так что, голос совсем не важен? — улыбнулся Гарав в ответ.

И тогда эльф взял его одной рукой за затылок — здоровой. И сжал — сильно, больно даже.

Странно — Гарав понимал, что эльф может свернуть ему шею, как цыплёнку. Более того — мальчишка видел, что эльф убил в своей жизни столько людей, что потерял им счёт, если и вёл когда. Но почему–то не боялся. Может быть, потому что глаза эльфа были спокойными и притягивающими, как…

…Гарав не успел придумать сравнения.

Сознание оставило мальчишку мягко и безболезненно — как приходит хороший сон. А с ним милосердно ушли все душевные муки и живая память о страхе и тоске…

…Эльф поднял человека на руки — вместе со всем доспехом и оружием — как добрый хозяин поднимает усталого щенка. И твёрдым ровным шагом пошёл по тропинке, напевая тихо:

— Белая лань безрогая, слышишь ли ты мой зов?

Я превратился в гончую с рваной шерстью на тощих боках;

Я был на Тропе Камней и в Чаще Длинных Шипов,

Потому что кто–то вложил боль и ярость, желанье и страх

В ноги мои, чтоб я гнал тебя ночью и днём.

Странник с ореховым посохом взглянул мне в глаза,

Взмахнул рукой — и скрылся за тёмным стволом;

И стал мой голос — хриплым лаем гончего пса.

И время исчезло, как прежний мой образ исчез;

Пускай Кабан Без Щетины с Заката придёт скорей,

И выкорчует солнце и месяц и звёзды с небес,

И уляжется спать, ворча, во мгле без теней.1

Ire queluva Anarinya

Quelienen u–navan minya.

Imbe menque yeni, enyare,

Carinava noire vinya,

мre queluva Anarinya.

мre tuluvan Mandos minna,

Nava lomea lume sina

E ta lumba farnesse, yallo,

Ente fairi meruvar linna

мre tuluvan Mandos minna

Ire Namo faukava 'n anto

Yasse vanuvan, vinyacanta,

Nu talunya caitavar — nande,

Linyar vanime, tauri lande,

Helma vayuva lauca vilya…

Tare enkenuvanyel, milya.

Tare nanuvan Valinore,

Ar enkapuvan minna more;

Omentava ni nwalca hwinya–

Ar enqueluva Anarinya,

мre queluva Anarinya…2

Шаг его был лёгок и твёрд. И далеко по лесу разносилась уже новая песня…

— В неоглядную даль гонит яростный ветер бессчётные серые волны…

Боль, отчаянье, смерти — безбрежное море навеки в себе погребло…

И лежат под водой белокрылые птицы из гавани Альквалонде!

И седая волна, уходя в глубину, над обугленным плачет крылом…

И лежат под водой белокрылые птицы из гавани Альквалонде…

И седая волна, уходя в глубину, над обугленным плачет крылом!

Корабли! Парусов ваших гордый размах до сих пор вас не видевшим снится…

Стая огненных птиц — неотмщённым деянием Зла вы летите во мгле…

И во мраке, окутавшем мир, есть и вашего пепла частица -

Ибо равно бессмертны, к несчастью, и Зло и Добро на земле!

И во мраке, окутавшем мир, есть и вашего пепла частица -

Ибо равно бессмертны, к несчастью, и Зло и Добро на земле…

В день конца своего всё прощу и забуду пустеющим сердцем холодным…

Только гибели вашей — ни забыть, ни простить не дано…

Как я плачу о вас, белокрылые лебеди гавани Альквалонде,

Горький пепел смешав с погребальным мучительно–терпким вином…

Как я плачу о вас, белокрылые лебеди гавани Альквалонде,

Горький пепел смешав с погребальным мучительно–терпким вином!3

1 Песенный текст группы «Громовник».

2 Когда погаснет мое Солнце,

Оно не будет первым гаснущим предметом:

В течение тысячи веков, однажды,

Будет поставлена новая могила,

Когда погаснет мое Солнце.

Когда я войду внутрь Мандоса,

Это будет мрачным часом

Даже в этой мрачной обители, откуда

Сами духи мертвых и те захотят уйти,

Когда я войду внутрь Мандоса.

Когда Намо разинет свою пасть,

В которую я пройду в новом теле,

Под моими ногами лягут — долина,

Прекрасные озера, широкие леса;

Теплый воздух обнимет мою кожу…

Вот тогда я и увижу тебя вновь, милая.

Вот тогда я повернусь спиной к Валинору

И вновь прыгну в глубину тьмы:

Встретит меня жестокий вихрь —

И снова погаснет мое Солнце,

Когда погаснет мое Солнце…

(Vinyar Tengwar N26, ноябрь 1992)

3 Стихи барда Потаня.

* * *

Солнце било в глаза.

Прищурившись, Гарав потянулся и улыбнулся солнцу. Звякнула кольчуга — он удобно сидел на плавно изогнутом корне дерева, как на диване с хорошей спинкой — на самой опушке леса. Рядом лежали щит, шлем и арбалет.

А в сотне шагов по траве луга вели коней Эйнор и Фередир.

Глава 28 -

в которой никто никого не прощает, потому что это не нужно.

Гарав встал и смотрел, как они подходят. Эйнор поотстал, а Фередир почти бежал, ведя в поводу и своего Азара, и Хсана Гарава.

— Ты где был? — заорал Фередир, швыряя конский повод Гараву. — Ты как сюда–то попал?! Мы весь день и полночи через лес скакали, а он сидит и спит, как будто так надо!!!

Гарав поймал повод Хсана и улыбнулся, ощутив на щеке конские губы. Потёрся

виском о храп. И подумал, что это справедливо.

Всё справедливо. Бежать от себя — бездарное занятие. Как ни оправдывай его и какие причины не выдумывай. Труса нагоняет собственный страх, предателя — те, кого он предал. Так — даже в мире Пашки, что уж здесь…

— Так где ты был?

Эйнор соскочил с Фиона, передал повод всё ещё изливающему свою радость Фередиру. Гарав оттолкнул конскую морду и встал прямее.

— Я… — мальчишка перевёл дыхание. — Я вас предал…

— Да? — без интереса спросил Эйнор. — Когда?

— Когда… Ангмар пришёл… я хотел разбить себе голову о камни… но он не дал… и он стал меня мучить… просто пальцами так делал, что я рассказал, куда мы ехали… а потом он начал просто говорить… ну… такие вещи, что всё было правильно…

— Подожди, — сказал Эйнор встревожено. Заглянул в глаза Гараву. — Как хотел разбить себе голову?!

— Ну… как–как… — Гарав съёжился и выталкивал слова по одному. — Я сразу понял, что сейчас меня будут пытать… и что я не смогу молчать… я же не Фередир… и… и… и надо же было что–то делать…