ЗвеРра (СИ) - Галанина Юлия Евгеньевна. Страница 46

— Чего? — недовольно пробурчали из-под кровати.

— Ничего, Графч, спи. Нисин папа в гостях, — объяснил Марк. — Ниса, которая мышь вышила.

— Она красивая, — прозвучало из-под кровати. — И умная.

Марк с лисом переглянулись и молчаливо решили, что росомаха похвалил Нису. А не дохлую мышь на вышивке.

— А астролябия, и правда, замечательная! — признался архивариус. — Я её впервые вижу так, в натуральном виде. Только с изображениями знаком.

Марк снял астролябию с гвоздя, поставил на стол перед архивариусом. Тот длинными пальцами ласково погладил обод, прошёлся по причудливой гравировке градусной шкалы.

— Эх, если бы сейчас была ночь, и небо ясное, мы могли бы поопределять высоту звёзд… — мечтательно сказал лис. — Вы знаете, как это делается?

Марк виновато покачал головой.

— Хоть я и Полярная Звезда всея ЗвеРры — увы…

— Вот эту штуку — её зовут алидада — показал архвариус на подобие стрелки, — одним концом направляют на звезду, а второй конец нам покажет на шкале высоту определяемого объекта. Просто и гениально.

— Ага… — поддакнул не очень-то понявший Марк. — Офигенная штука. Только никак я не пойму, пророку-то она зачем? Он же не моряк в конце концов.

— Говорят… — архивариус поднял астролябию за кольцо, покачал ею, как маятником, — говорят, что святой отец мог измерить ею высоту звезды каждого человека. И сказать, насколько низко она стоит.

— "Насколько низко" — слова, прекрасно характеризующие пророка, — буркнул Марк. — "Насколько высоко", как я понимаю, его меньше всего интересовало. Кстати, я в ЗвеРре не вижу птиц. Кроме домашних.

— Пояс Безумия не пускает.

— К птицам, как и к людям, у святого человека были какие-то претензии?

— Вряд ли, — совершенно серьёзно сказал архивариус. — Скорее всего, просто так получилось.

Из кухни появился взъерошенный Птека. Вооруженный поленом. Увидев гостя, засмущался, спрятал полено за спину.

— А я слышу — голоса здесь… — сбивчиво пояснил он. — Доброе утро. То есть день.

Архивариус учтиво склонил голову в ответ.

— Ваше питьё, уважаемый Птека, бодрит на удивление.

— Это можжевеловая вода, — обрадовался польщённый Птека, положил полено на пол. — С боярышником, шиповником и другими травами. Наш старинный семейный рецепт.

— Пожалуй, я бы не отказался его узнать. Когда приходится работать ночами с бумагами — подобный напиток незаменим.

Птека растерялся. Было видно, что он вспоминает, сколько дней ещё отпущено ЗвеРре до того момента, когда Безумие рванет в городе и всем станет не до можжевеловой воды.

Лис это заметил.

— Разумеется, после полнолуния, — вежливо добавил он. — Если всё обойдётся. Точнее — когда всё обойдётся.

— Вы в это верите? — стало любопытно Марку.

— Почему бы и нет? — усмехнулся лис. — Мне приятно в это верить. Тем более, что моя вера подтверждается. Одно из подтверждений — на столе.

— А есть второе подтверждение?

— Есть, — кивнул лис. — За окном. В ЗвеРре никогда не было таких дождей. Что-то сдвинулось с места и определённо меняется. Думаю, хуже, чем сейчас есть, не будет.

— Но я не знаю, куда шагнуть дальше, — признался Марк. — Ну, очертился круг вещей, среди которых прятался Артефакт, — и что? Я словно в ваш треклятый Круг Безумия носом упираюсь, ни туда, ни сюда.

— Дальше — думать.

— У меня голова пухнет, — мрачно хлебнул можжевеловой воды Марк. — У нас есть поговорка "пусть лошадь думает, у неё башка большая".

— Ничего, это пройдёт, — пообещал лис. — Первые два человека были съедены слишком рано, мы не узнали, кто они. Третий человек был учеником, студиозусом. Четвёртый — военным, командором, пятый — политиком, мудрецом. А кто ты, Марк?

— Не скажу! — отрезал Марк. — Если ЗвеРра устоит — она устоит, кто бы я ни был. Ну а если гикнется, тем более разницы для неё не будет, кого конкретно она слопала после ученика, вояки и политика.

— Но ты не ученик, не мудрец, не военный…

— Ага. А ещё я не врач, не учитель и не слесарь-сантехник. И ещё много кто "не" — подтвердил ехидно Марк. — И это моя маленькая злобная радость — заставить ЗвеРру поломать голову, кто ж я. Такая своего рода ответная плюха за то, что меня, не спросясь, дернули сюда и велели разбираться неизвестно с чем. Так что я тоже загадочный — ничего личного.

Архивариус молча кивнул.

Марк немного остыл и спросил миролюбиво:

— А где тело этого мудреца, который пятый? Я видел третьего и четвертого.

— Он у нас, лисиц. Как-то так решили, что раз военный лежит у зубров, мудреца приютят лисы.

— Что-то мне подсказывает, что шестому человеку только на подвал птекиных родственников и можно рассчитывать, — заключил Марк. — Все приличные склепы уже заняты приличными людьми. А мудрец до чего доискался?

— Мы не знаем. Около Оленьего Двора на него напали ласки. Теперь-то понятно, откуда они там были, но тогда никто не сообразил, что резиденция Хранителей не пустует. Решили, что это просто судьба…

Архивариус прислушался, принюхался.

— В дождь всё пахнет сильнее, — сделал он вывод. — А вот олени, к речам о резиденции, держали в своём Дворе кладовую благовоний.

— Я знаю, — отмахнулся Марк.

— Я к тому, что можно оттуда палочек принести, — немного смущенно сказал архивариус.

— Я уже ничего не чувствую, — признался Марк. — Привык. Хотя…

— А ещё нас подслушивают, — ровно продолжил лис. — Кто-то снаружи, у восточного окна.

Марк от стола, а росомаха из-под кровати одновременно бросились к окну, столкнулись. Марк дёрнул створки — неизвестный, замерший на мокрой стене, отпрянул и исчез, съехав по мокрой веревке. Только и видели.

У росомахи глаза хищно загорелись, он перемахнул через подоконник, вцепился в веревку и тоже понесся вниз.

Марк обернулся, чтобы спросить у архивариуса, как тот смог почувствовать гостя за окном раньше росомахи, но обнаружил, что и лиса уже нет. Покинул мельницу, не прощаясь.

— Вот чёрт! — не сдержался Марк. — И этот испарился.

Он подошёл к западному окну, глянул: лестница была пуста. Дождь намывал ступеньки.

— Даже пирога не дождался, — удивился Марк. — Ну и, собственно говоря, пророк с ним. Больше достанется.

По ступенькам устало поднимался росомаха. В зверином облике.

Через несколько мгновений он толкнул дверь и мокрой, грязной шваброй ввалился в комнату. Оставив дверь полуоткрытой, молча заполз под кровать и заснул, не желая обсуждать неудачную погоню.

Из кухни просачивались умопомрачительные запахи: пирог уже пёкся.

Марк закрыл окна и двери, сел к столу и принялся снова разглядывать изображения одноглазого пророка, думать и сопоставлять.

— Волки обиделись… — бормотал он себе под нос. — Волки обиделись и забыли… Обиделись, что их дары не оценили… Так обиделись, так обиделись…

Из кухни поднялся Птека, торжественно неся блюдо с пирогом.

Водрузил блюдо на южный стол.

— Где сегодня ночевать будем, как думаешь? — спросил его Марк.

Птека неторопливо разрезал горячий пирог на части.

— У нас дома… — мечтательно предположил он. — Грибов нажарим…

— Увы, — оборвал его мечты Марк. — Заночуем мы у волков: смиренно попросимся на постой. Заверни полпирога с собой: угостим хозяев Волчьих Башен. Графч, ты пойдёшь с нами?

— Нет! — обиженно прозвучало из-под кровати. — Скараулю гада. А вы идите.

— Договорились. Жаль только, дождь не кончается.

— Скоро закончится… — угрюмо пообещал росомаха. — Снегом.

Наевшись пирога до отвала, Марк стал готовиться к очередной ночи. Карту, тетрадь сложил в полосатый рюкзак. Слазил на чердак за влажными носками.

Птека упаковывал еду.

Дождь лил, как окаянный.

Марк высунул нос за дверь мельницы, присматриваясь и собираясь с духом.

Вечер надвигался, пора было идти. Марк натянул вязаный жилет, рюкзак спрятал под зубровый плащ, надел и полосатую шапку под капюшон. Птека, блистая шубой, баюкал у груди тючок с запелёнутым пирогом. Набаюкавшись вдоволь, убрал пирог в мешок.