Хранительница врат - Цинк Мишель. Страница 4

Она заговорщически подмигивает, и мы с Соней заливаемся смехом. Быть может, Элспет и считает, что ее призвание — организовывать встречи и собрания Общества, зато она предоставляет нам с Соней возможность жить независимо и делать, что вздумается.

— Ну ладно, мне надо поздороваться со всеми остальными. Увидимся за ужином.

Она направляется к джентльмену, в котором я, несмотря на то что он явно пытается наглядно доказать свои способности делаться невидимым, узнаю старого Артура Фробишера. В Обществе поговаривают, будто бы он ведет род от древних друидских жрецов самого высшего ранга. Однако с возрастом чары его ослабели, так что из дымки явственно проступают очертания седой бороды и мятого жилета. Он что-то рассказывает одному из младших членов Общества.

— С тетей Вирджинией, небось, родимчик приключился бы, узнай она, как мало Элспет нас опекает, — слышится рядом со мной беспечный голосок Сони.

— Еще бы. Но, в конце концов, на дворе тысяча восемьсот девяносто первый год. Да и вообще, откуда бы тете Вирджинии все узнать? — Я улыбаюсь Соне в ответ.

— Если ты не расскажешь, так я тем более! — Она смеется и кивает гостям, которых набилась уже целая комната. — Ну что, надо бы и нам со всеми поздороваться?

Я обвожу взглядом комнату, высматривая кого-нибудь из знакомых. Глаза мои останавливаются на молодом человеке, стоящем близ элегантной винтовой лестницы.

— Идем, там Байрон.

Мы шагаем через комнату. Обрывки разговоров долетают до меня вместе с клубами табачного дыма. В воздухе висит густой аромат благовоний. Когда мы уже совсем близко от Байрона, в воздухе перед ним неожиданно появляются пять вращающихся по кругу яблок. Он же стоит, прикрыв глаза и опустив руки.

— Добрый вечер, Лия. Добрый вечер, Соня.

Здороваясь, он даже не открывает глаз. Яблоки так и продолжают виться в круговом танце. Я давным-давно уже перестала гадать, откуда он знает, что перед ним именно мы — хотя он чаще всего вот так и закрывает глаза, исполняя тот или иной салонный трюк.

— Добрый вечер, Байрон. Раз от разу все лучше, как я погляжу. — Я киваю на яблоки, хотя, разумеется, он моего жеста не видит.

— Что ж, это неизменно забавляет детей — и, конечно же, дам.

Молодой человек открывает глаза и в упор глядит на Соню. Яблоки одно за другим падают ему в руки. Выбрав самое красное и спелое, он галантным жестом протягивает его моей подруге.

Я поворачиваюсь к ней.

— Постой пока тут, хорошо? Попроси Байрона поделиться с тобой секретами его… гм… занимательного таланта, а я пока принесу нам пунша.

По блеску в глазах Сони видно: ей приятно общество этого джентльмена. А огонек в его глазах подсказывает, что чувство это взаимно.

Соня застенчиво улыбается.

— Ты уверена, что одна справишься?

— Абсолютно. Вернусь в два счета.

Я прохожу мимо блестящего рояля, что наигрывает негромкую мелодию, хотя никто не сидит за клавишами. Интересно, кто в этой бурлящей толпе столь даровитый пианист? Радужная волна энергии связывает клавиши слоновой кости и молодую даму, сидящую в сторонке на софе. Значит, играет именно она. Я улыбаюсь, не адресуя улыбки никому конкретно, просто радуясь собственной наблюдательности. Общество представляет столько возможностей шлифовать и оттачивать мои способности!

Добравшись до чаши с пуншем, я оборачиваюсь и гляжу на Соню и Байрона. Так и думала — парочка с головой ушла в беседу. Что ж, как настоящая подруга, я не стану возвращаться слишком быстро.

Покинув гостиную, я направляюсь на шум голосов, что доносится из какой-то темной комнаты. Дверь полуприкрыта, и, заглянув в щелочку, я вижу группку людей, обступивших круглый столик. Дженни Манн готовится проводить спиритический сеанс. Приятно видеть, ведь именно Соня помогала Дженни развить ее природные способности.

Дженни просит всех участников закрыть глаза, и я осторожно затворяю дверь, а сама прохожу к маленькому внутреннему дворику в дальнем конце здания. Протягиваю руку к двери, размышляя, не стоило ли накинуть плащ, как вдруг замечаю в зеркале на стене свое отражение. Нет-нет, я совсем не тщеславна — эта роль у нас издавна отведена Элис. Я всегда считала, что она куда красивей меня, пусть мы и близнецы, но сейчас, глядя на свое отражение, с трудом узнаю себя.

На лице, которое прежде казалось мне слишком круглым и неоформленным, прорезались аристократические скулы. Зеленые глаза, мамино наследство — лучшее, что во мне есть — приобрели необычайную яркость и выразительность, точно все страдания, победы и уверенность минувших месяцев упали в глубину зрачков, словно мерцающие самоцветы на дно родника. Даже волосы мои, некогда тускло-каштановые, теперь лучатся здоровьем и светом. Из темной громады здания Общества я выхожу в стылый ночной воздух, и сердце мое полно тайной радости.

Как я и думала, на дворе никого нет. Я спасаюсь тут всякий раз, как мы приезжаем в Общество на парадный ужин. Я все еще не привыкла к резкому запаху крепких духов и благовоний, какие предпочитают более рьяные волшебницы и спиритуалисты — и теперь жадно вдыхаю холодный воздух. Кислород живительной волной врывается в тело, в голове у меня проясняется. Я бреду вдоль каменной галереи, что вьется вокруг сада, возделываемого самой Элспет. Я-то сама в садоводстве никогда не блистала, но узнаю некоторые травы и кустарнички, которые показывала мне Элспет.

— Вам не страшно тут, во тьме? — раздается вдруг из тени чей-то глубокий голос.

Я выпрямляюсь, не в состоянии различить ни лица, ни фигуры человека, которому принадлежит этот голос.

— Нет. А вам?

Он негромко смеется. По телу разливается тепло — как от горячего вина.

— Нисколько. Собственно говоря, подчас я начинаю думать, что мне правильнее было бы бояться света.

Я возвращаюсь в настоящее, открываю ладони навстречу обволакивающей нас темноте.

— Если это правда, что же вы не покажетесь? Здесь света нет.

— Верно. — Мой собеседник выходит в озерцо тусклого свечения, отбрасываемого бледным месяцем. Темные волосы сверкают даже в столь жалких лучах. — Зачем вы тут, в этом промозглом пустом саду, когда можно веселиться в кругу друзей?

Странно — повстречать человека, настолько неосведомленного о том, как протекают встречи Общества. Я подозрительно сощуриваюсь.

— А что? И что привело вас в Общество?

Все члены Общества ревностно берегут его тайны. Для посторонних это лишь частный клуб — и все же охота на ведьм минувших лет ничто по сравнению с бурей, что поднялась бы, узнай обычный мир о нашем существовании. Ибо хотя в «просвещенном» обществе есть люди, ищущие совета простых духовидцев, наша подлинная сила до смерти перепугала бы даже самых продвинутых и непредубежденных из них.

Незнакомец шагает ближе. Я не могу разобрать, какого цвета у него глаза, зато отлично чувствую, как напряженно, внимательно вглядываются они в меня. Скользят по моему лицу, вниз по шее, на миг останавливаются на бледной коже в вырезе зеленого, точно мох, платья. Однако мой собеседник тут же отводит взгляд, и в краткий миг перед тем, как он и сам отступает на шаг, я ощущаю жар, что разливается в воздухе меж нашими телами, слышу короткий сдавленный вздох — не знаю, его или мой.

— Я получил приглашение от Артура. — Из голоса незнакомца исчезло тепло, теперь он — воплощение светской учтивости. — Артур Фробишер. Наши семьи знакомы меж собой уже очень давно.

— А, понятно. — Вздох мой в ночной тишине слышен вполне отчетливо. Сама не знаю, чего я ждала, чего так испугалась. Наверное, все дело в том, что очень трудно доверять кому бы то ни было, когда знаешь — падшие души могут принять любое обличье, а уж тем более — человеческое.

— Лия? — окликает Соня с террасы.

Усилием воли я отрываю взгляд от глаз незнакомца.

— Я тут, в саду.

Стуча каблучками по каменным плиткам террасы, она приближается к нам.

— Что ты тут делаешь? Я думала, ты за пуншем пошла.

Я неопределенно машу рукой в сторону дома.