Вне времени - Шеремет О.. Страница 36

Мой голос был язвителен и зол. Кенррет даже отшатнулся слегка.

— Ты… не можешь такое говорить.

— Но говорю, правда?

— ты любишь Януша?

Я бросила на диван сумку и скрестила руки на груди. Наши взгляды скрестились и лязгнули — закаленная в подобных сражениях сталь.

— Нет.

— Алхаста? — губы Кенррета чуть дрогнули, будто он пытался ухмыльнуться, но не смог.

— Нет. Я никого не люблю, неужели не ясно?

— ты…

— Научилась быть ведьмой. Разве не так, Архимаг?

Он приблизился на шаг. Чуть выше меня, но меня совсем не смущает, что смотрю снизу вверх: сегодня в более выгодном положении.

— Это оказалось просто. Дружба, любовь… какие смешные слова! Помнишь, я сказала, что дроу ничуть не лучше людей? Но они намного приятнее магов! Знаешь, почему?

Он не ответил, а я продолжала говорить — вбивать слова-гвозди в его тело.

— Твои соотечественники привыкли быть бессердечными. А мы — МАГИ — вырезаем свои сердца. Или дрессируем их, чтобы они прыгали через скакалку или через горящие обручи по команде "Алле-оп". Если мне нужно: сердце бьется быстрее, и я искренне уверенна, что люблю Алхаста… Нет — и сердце замирает. А за всю эту науку спасибо тебе!

— А ты стала стервой, — задумчиво проговорил Кенррет, находясь, однако, мыслями где-то далеко. О чем он думает, интересно?

— Я такой и была, только ты не разглядел. Алхаст — Архимаг, зачем с ним расставаться? К тому же — ах, он так уверен в моей чистоте и наивности… Милый мальчик.

— Значит, так ты теперь думаешь?

Я кивнула, дрожа с ног до головы, будто в лихорадке. Что же он скажет теперь?

— Лучше бы тебя тогда сожгли, — резко, как пощечина.

Он развернулся и пошел к выходу из восьмигранки, сгорбившись. Я сжала кулаки — до боли, так что ногти впились в ладони.

— Конечно, тогда бы твоя душа осталась при тебе!

Он замер на секунду. Я закрыла глаза — думала, сейчас он развернется и ударит меня по-настоящему… Но, когда решилась поднять веки, Дара уже не было.

ДАРМ" РИСС

— Конечно, ведь тогда твоя душа осталась бы при тебе!

Отчаянный крик — она уже не боится, что нас кто-нибудь услышит. И я слышу в её голосе слезы, мольбу: "Обернись!". Или обманываю себя? Если я вернусь, то не смогу больше уйти…

Напомнила о том, что моя душа продана демону, а сейчас принадлежит её. Спасибо. Знает, что больнее ранить невозможно — показать, какой я идиот.

Я вышел из восьмигранки и побежал, как только достиг лестницы. Дрожа всем телом, вылетел на улицу и стал большими глотками пить воздух. Почему? Как? Она ведь не может действительно думать так, как говорит!

Впрочем, почему нет. Ведь полгода назад я и сам… Но Лаэли, рыжий ангел, девочка, прощающая всех, кроме себя. Неужели я настолько ошибся в ней?

И всё же я себе отдавал отчет, что, даже если она на моих глазах совершить что-нибудь… ну, достойное темной эльфийки… я не перестану верить в её чистоту.

Всё так. Вот только что делать — не знаю.

ЛАЭЛИ

Ноги перестали держать — я упала на пол и плакала навзрыд, уткнувшись лицом в пыльную темно-красную обивку дивана. Что же я такого наговорила…

— Лаэли, — встревоженный голос Сессен. Она нагнулась, потянула меня за плечо. Я дернулась и зарыдала ещё громче. Хочу сказать, чтобы оставила меня в покое, но не хватает дыхания.

Тогда она опустилась на колени рядом со мной, чуть слышно вздохнув (второй месяц, а у неё уже животик заметно). Отлепила мою макушку от дивана и прижала к своему бюсту. Правда, так мягче… Но кислорода меньше.

— Пойдем в комнату?

Ах да, что-то та про то, что плакать на людях стыдно. Я закивала, пытаясь подавить всхлипы.

Сумка с материалами для ритуала осталась лежать в восьмигранке.

Девчонки деликатно оставили меня лежать ничком на кровати, а сами ушли куда-то. Наверное, поговорить с деканами. Практика — вспомнила я. Ведь завтра утром мы с Алхастом… И подскочила, подброшенная хорошим пинком. Который отвесила мне совесть. Спасибо Дару, его слова, кажется, пробудили данную лентяйку, которая только и знает, что дрыхнуть!

Прежняя апатия пополам с меланхолией сменилась яростной жаждой действия. И, пока данная жажда не иссякла, я обула туфли, умылась ледяной водой и заторопилась на улицу. Мне предстоят три тяжелых диалога. Возможно, с летальных исходом.

Первый диалог нашел меня сам, хотя я в последний момент малодушно спряталась за шкаф. Януш выудил меня оттуда и выставил за дверь, на лестничную площадку. Прежде чем я успела придумать с чего начать разговор, он потянулся за поцелуем. Я побледнела, будто жертва вампира со стажем в десяток укусов, но упрела ладони в грудь юноши, не подпуская его ближе.

— Не надо.

— Идешь к Алхасту? — он нахмурился и отвел взгляд.

— Д-да… То есть, это неважно.

— Объяснишься?

— Мне, кроме него, никто не нужен! — выпалила я, боясь, что еще секунда, и смелости не хватит.

— Уверена?

— Нет, — уже тише и честнее ответила я. — Януш, извини меня, пожалуйста.

— Ничего. Я понимаю.

— Не понимаешь.

— Ну да, — неожиданно быстро согласился носферату. — Мне даже казалось, что я нравлюсь тебе больше, чем этот блондин, со всех сторон положительный.

— Прекрати, — теперь я тоже смотрела в сторону.

Он вздохнул, смешно надув щеки. Правил очки, а потом неожиданно опустился на одно колено, взял мою ладонь и приложился к ней теплыми вампирскими губами.

— Я попытаюсь понять. Но, если передумаешь…

И растворился серым туманом. Вампирские штучки. Что ж, если носферату еще способен к позерству, значит, не сильно он и расстроен.

Приободренная первым успехом, я вышла на улицу. Стихийнки вроде бы смилостивились и уделили нашей башне толику хорошей погоды. Но только почему ветер такой жаркий? Будто из Бездны. Возможно, я просто слишком волнуюсь. Или заболела.

Бре-ед. Магичка, подхватившая простуду после окончания (успешного, заметьте!) сессии. Я высунула язык и прищелкнула пальцами, вызвав небольшой ветерок.

До башни четвертого курса оставалось всё меньше, и я уже не могла отвлекаться посторонними мыслями. Уши, щеки — всё лицо горело, пульс отдавался ушах.

Не смогу. Я остановилась. Почему бы не повернуть обратно? написать Алхасту записку, тем более что и предлог есть — я заболела. И можно будет избежать на редкость неприят6ого разговора.

Размахнувшись, я залепила себе пощечину. Решила — так иди.

— Сама виновата, — процедила сквозь зубы, заставляя себя сделать следующий шаг. — Любишь с вампирами целоваться, люби и с эльфами… объясняться.

Силы воли хватило ровно на пять шагов. Очередная остановка. Слабость, коленки подгибаются, сердце трясется, как пациент стоматологической клиники. Боюсь, боюсь… Больше, чем пауков.

Прибегла к стимулирующему средству: еще одной энергичной оплеухе. Что-то не окрыляет.

Еще раз? Из глаз выступили слезы. Не успела удивиться силе пощечины, как моя рука совершенно самостоятельно схватила меня же за волосы и дернула. Я бы завопила что-то ругательное, но вопрос — на кого ругаться-то?

Нет, ребята, подраться сама с собой — это что-то.

"Остановись! — испуганно закричала Алиса. — Что ты делаешь, больно же!"

Пока я продолжала недоумевать, одна из моих непослушных рук прошлась по щеке и шее, расчертив глубокие полосы, которые сразу набухли и с тали кровоточить. Будь проклят маникюр.

А больше я ничего не помню.

Очнулась, как и полагается, с головной болью. Но жар прошел.

Что-то прохладное и ласковое, прохожее на лист дерева, прошлось по лицу, снимая саднящую боль. Приоткрыла левый глаз. Мутно…. Моргнула — картинка прояснилась, и перед моим взором предстал обеспокоенный Алхаст и, за его плечо — вездесущий гений смерти с подобающей случаю похоронной физиономией.

— Вы мне бредитесь, — брякнула с непонятно откуда взявшейся уверенностью.