Поход клюнутого - Чичин Сергей. Страница 2

Невоспитанный Бинго, однако, о таких тонкостях осведомлен не был, а если бы и был, то, поди, полез бы в баклагу, упирая на то, что он-де тоже мастер в хороводе покружиться. И через костер сигал, и польку-бабочку умеет (ну, думает, что умеет), и насоветовать горазд с три короба, а пиво на то и пиво, чтоб дуть его, а не пробовать с завязанными глазами, рискуя, чего доброго, пронести кружку мимо пасти. Однако за спиной капитана гоблин опытно разглядел целую вереницу суровых конных молодцов самых строевых габаритов, и всякое желание задирать коротышку испарилось быстрее, нежели оставленный без присмотра кошель в трущобном районе.

Решив для начала опробовать тактику, известную как «работа под дурачка», Бинго хлюпнул носом, кокетливо ковырнул землю приметой потенциального возмутителя спокойствия номер девять (новейший, задиристого фасону ботфорт, очевидно с чуждой ступни съятый и на собственную подозреваемого конечность со скрипом натянутый). Поскреб могучую грудь обгрызенными ногтями, задвинув поглубже под расстегнутую рубаху признак номер тридцать пять (талисман в форме наконечника стрелы, премногими коварного вида зазубринами снабженного, яко символ Скорпиона Огнивца, нощных татей и иного мошейного люда покровителя). И ответствовал тоном, в котором в должных пропорциях переплелись оскорбленная невинность, возмущение произволом властей, тяжелое детство, потенциальное предложение слезть с лошади и помахаться, назойливый призыв не замать сироту и здоровое любопытство праздного зеваки:

– А чиво?

И тем, сам того не ведая, облегчил висящее над ним обвинение на пункт номер четырнадцать, обличающий врага государства во всяком, кто начинает речь словами: «Слюшай, да?!»

– А ничиво! – рявкнул сэр Малкольм, который за свою многолетнюю армейскую карьеру научился говорить, как резать, – по крайней мере, на тех, кто ниже по рангу, это его умение всегда действовало, а с теми, кто выше, таким тоном разговаривать в просвещенном Аракане принято не было: так и до суда недалеко.

– Ну и все! – обрадовался Бинго и, сделав сэру ручкой, ловко развернулся на месте, выглядывая направление, в каком было бы интересно припуститься, оставив озадаченную кавалерию с носом, но без добычи.

Направления не сыскалось. Окружающие лица горели предвкушением зрелища, а тела, любопытными лицами увенчанные, застыли плотными рядами. Продираться сквозь такие – все равно что бегать по плечи в густом киселе! Себе дороже, не только догонят и по башке звезданут, но и в толчее последнюю мелочь из карманов выгребут.

– Двэ сэрэбрушки – продэржится три раунда! – запоздало приглушая голос, просипела личность в полосатом халате; поймав негодующий взгляд Бинго, слегка смутилась, обвесив усищи до самой груди, и пояснила не без достоинства: – Тэбэ что, наваляют, и ладно, а у мэня сэм дэтэй нэкормленых, мамой клянусь! Папой клянусь! Его папой и папой его папы, совсэм нэкормленый, видишь, сам с голоду пухну!

«Прохиндей!» – возмущенно смекнул Бинго.

«Сообщник!» – решил капитан, но размениваться на сообщника не стал, тем более что знал его давно – пройдоха вот уже три года балансировал на грани, обнаруживая за собой каждый раз новые приметы нежелаемого гостя, но никогда не больше двух единовременно. С ним как-нибудь в другой раз, а вот этот, с корягой вместо дорожного посоха и физиономией такой, что хоть портрет Скорпиона пиши с него…

– А ну, представься по всей форме, олух! – гаркнул сэр Малкольм на Бинго и сурово сдвинул косматые рыжие брови под стальной кромкой шлема.

– А какая тут у вас форма? – опасливо уточнил Бинго, вяло почесывая загривок. – Главное, чтоб без этих, знаешь… атласов да лампасов. Или лампадасов? В общем, звать меня Бингхам, из рода Занги, ежли вдруг не видно. Из колена Гого, сына его Драго, его сына Браго, его сына Грого…

– А сам ты каким образом не «го»? – хмуро уточнил сэр Малкольм, с неудовольствием вычеркивая пункт двадцать один – «обормот неприкаянный, родства не помнящий, никоими устоями не повязанный, готовый едино на благо натуры своей подлой каверзничать». Этот, если уж будет каверзничать, то в полном соответствии с заведенными его родом традициями. Эх, лучше бы все-таки родства не помнил! – Приемный, что ли?

– Самый что ни на есть родной! Можно и меня – Бинго, – благодушно предложил Бинго и сам подивился такому удачному раскладу, ранее за ненадобностью не обнаруженному.

– Гхм… – Капитан потер подбородок латной рукавицей. – Бинго, говоришь? Что-то очень мне знакомое… постой-ка… эдак орут, ежели память мне не изменяет, пеорские лучники, когда стрелу удачно положат! Стало быть, ты у нас эдакий везунец получаешься?

– А то не видно. – Гоблин невинно развел руками. – Не успел в город войти, как уже это самое… «Бинго» на одном нашем горном наречии и впрямь типа как «попадалово» будет. В самом что ни на есть добром смысле.

И склонил голову с намеком: мол, не будем новомодничать, оспаривать добрый смысл? А то мало ли какие еще устои осыплются, как жухлая осенняя листва! Потом и всей гвардией не восстановишь, что один огорченный гоблин с корнями навыворачивает.

Капитан внимательно его оглядел. Бинго приосанился, постаравшись выглядеть как мог достойно, но в результате только выкатил на обозрение примету номер восемнадцать: пояс ременный, плотной кожи, заклепами металлическими для вящей тягости усаженный, для сокрытия в нем прутов отмыкательных замечательно пригодный, и с бляхою цельностальною, размерами вельми кулачный щит-баклер напоминающей. Ношение коего пояса пристойному обывателю токмо в тягость, а на благо лишь мерзавцам да негодяям неблаговидным, доспехов рыцарских снискать не способных и вынужденных пробавляться латами суррогатными. Но на пояс капитан внимания как раз не обратил. Его скорый на решения ум, не раз швырявший звено рыцаря Амберсандера в самую беспощадную сечу и с триумфом из нее выводивший, вгрызся в случайно встреченную удачу, как бойцовый пес в глотку соперника.

– А пойдем-ка со мною, друг Бинго, – изрек сэр Малкольм тоном непререкаемым, как трубный сигнал, призывающий к бою. – Угощу тебя в честь приезда в город, о делах наших потолкуем, за жизнь, что называется…

По притихшему базару прокатился завистливый вздох. Не с каждым капитан стражи изволит трапезничать! На большинство так вовсе глянет пронзительно – и сразу палками за ворота, возвращайся потом окольными тропами, суй стражам на воротах мзду в кулак, чтоб в сторону глядели, когда будешь тихой мышкой обратно прошмыгивать... А тут – пять минут как с гор спустился, а уж за жизнь беседовать зазывается!

Бинго же, хоть и желал жрать до остервенения, как-то не уразумел сразу своего счастья.

– Я это… как лошадь жру, – предупредил он тревожно, углядел, как капитанова лошадь умыкает пучок лука с прилавка, и спешно поправился: – И мясо еще. Без мяса что за обед? И пиво! И пряники.

– Пошли, я ж сказал, – вздохнул капитан, прикидывая свои покупательные таланты. Получалось, что одного гоблина, жрущего как лошадь и еще пряников жаждущего, он может прокормить, даже не давя авторитетом невезучего трактирщика. Впрочем, надавить все равно надо будет – для острастки. В этом мире никакие личные качества так не ценятся, как грозная вредоносная репутация.

– Денег нету, – уточнил Бинго и даже для наглядности вывернул специальный боковой карман, который всегда держал пустым для таких вот демонстраций. – Последнее отдал, чтоб в город пустили. Одним глазком посмотреть!

В город, надо заметить, он проник, приставши к процессии исключительно вонючих богомольцев, протолкавшись в самую их гущу, накрывшись с головой плащом и с шипением ковыляя на сильно подогнутых ногах. Богомольцы, как назло, еле тащились, так что только исключительно могучие икроножные мышцы могли выдержать столь долгое пребывание в напряжении. Выпрямиться же означало неминуемо спалиться, ибо большинство паломников от общей аскезы сильно усохло и едва доставало головами до гоблинского плеча. Стража, взимающая на воротах пошлину, брезгливо разбежалась от толпы во все стороны, махнувши предводителю паломничества, чтоб ссыпал горсть медяков – сколько есть, не считая, – в сборную кубышку. Бинго как раз эту кубышку собирался прихватить, проходя мимо, но она оказалась мудро присобачена к воротам цепью. Вот она, цивилизация!