Поход клюнутого - Чичин Сергей. Страница 56
Тень смятения, доселе покрывавшая чело сержанта Гилберта, в один миг сменилась гримасой радостного просветления.
– Сэр Амберсандер, говоришь? Нешто вы знакомы с самим сэром Малкольмом?
– Скажешь тоже – знакомы! С ихним поручением и путеше... йой! Что ж ты, скот ненавистный, все в одну коленку пинаешься? Она ж так долго не выдержит!
– Эй, хозяин, принеси-ка мне кружечку! – Сержант рывком пододвинул скамью и на нее уселся, небрежно задвинув меч за спину. – Я-то под рукою сэра Малкольма восемь лет ходил, мне ли его не знать! Уж ежели с вами дела такой человек водит, то какие там облыжные обвинения... да я самих их!..
– Мы, сержант, за чужим именем скрываться не приучены, а гоблину я давно собираюсь язык подрезать на полмили, чтоб не чесал лишнего, – упрямо набычился дварф. – Мы за свои дела сами отвечать можем, а с кем там нам довелось поручкаться – к делу никакого отношения не имеет. При всем уважении к сэру Малкольму, знался я с мужами куда как значимее – вот, к примеру, у самого Подгорного Трона не раз стоял на расстоянии руки от короля Грабаула. Что ж ты за это предо мной ковры не расстилаешь?
– Ты, сержант, его не слушай, это в нем национальное самосознание наружу рвется, – спешно вклинился Бинго, опытно заметив, как физиономия сержанта обескураженно вытягивается, и мстительно пнул Торгрима в ответ, метя тоже в колено, но попав в подметку сапога. – Суть речей моего долгобородого и великочестного, но низкорослого и малоумного товарища такова: ваши извинения мы милостиво принимаем, ибо ясно, что служба, такие вот дела и пряжки по всем бокам.
– Я и говорю. – Сержант угрюмо глянул на раздувающего ноздри дварфа. – Ежли с вами самый сэр Малкольм не считает за грех общаться, то можно считать, что словам вашим верить можно... иначе б вы это имя и произнести не смели, без того чтоб поротую шкуру не потревожить.
Торгрим яростно саданул Бингхама опять, пока тот не завелся рассказывать, как сам спелся с капитаном и что он, Торгрим, у того сидел в каталажке, но Бинго уже усвоил правила этой игры и ловко убрал ногу, так что дварф чуть не свалился с лавки и уж точно заслужил в глазах Гилберта статус дерганого юродивого.
– Мы, сержант, ноне не в тех условиях, чтоб от твоей любезной помощи отказываться, – объявил он сурово. – Но прошу принять к сведению, а ежели протокол ведешь, то и в него занеси крупными буквицами: вот только рассчитаюсь с неотложными делами, буду целиком к услугам вашего здешнего кривосудия!
– Вот очень ты им нужен будешь, когда обоз уйдет.
– В последний раз прошу по-доброму: умолкни, гоблюк, не то завтра проснешься без языка вовсе! – Торгрим хватил кулаком по столу. – Я ж вижу, сержант, ты старый солдат и не знаешь слов люб... о, Ладугуэр побери, это тут при чем?.. Словом, ты честный рубака, так я тебе скажу по-свойски. Сердце слушай! Оно завсегда подскажет, кто прав, кто виновен.
– Эге ж… – Сержант принял поднесенную хозяином кружку с сидром и выразительно глянул на Бинго. Гоблин нервно заерзал на лавке. – Слушаю вот я его, и это...
– Это частный случай, – с горечью признал дварф. – Такой ходячей клоаки пороков я и сам не видел, и сэр Малкольм дивился, и вообще по пути остается множество озадаченных. Но вот тебе мое крепкое слово, слово Даймондштихеля, – а это слово непреложное! – что к нонешней оказии он никаким местом непричастен, и даже колпак ему я взять позволил, ибо мною проказники учены, мой трофей, с меня и спрос. Хочешь, заплачу за него штраф?
– За гоблина?
– За колпак. За гоблина штрафы платить – столько денег не начеканено.
Сержант повздыхал, отпил из кружки, испытующе оглядел подозрительного Бингхама. Тот тоже уткнулся в кружку, бормоча в нее что-то неразборчивое, что не желало оставаться внутри, но противоречило инстинкту самосохранения.
– Да Райден с ним, с колпаком, – решил Гилберт наконец. – Раз уж они так, по-кривому, то и мы с ними ответно не станем цацкаться. Не видал я колпака, не подтвердились досужие подозрения, обыск не дал результатов, означенные монеты не найдены.
– Да это ж и есть правда! – не удержался Бинго. – Не было у нас трех золотых, скажи, борода? Это ж самое что ни на есть алиби!
– А плевать мне, было или не было. – Сержант махнул рукой. – Не хватало еще честным дварфам карманы выворачивать по злостному навету всяких бездельников. Попрошу, однако же, в городской черте вести себя предупредительно и в иные истории не влипать, а коли еще случится кого вразумлять, так не сваливайте их по укромным местам, а, напротив, волоките к ближайшему стражнику и сдавайте с сопутствующими обвинениями.
– Да мы до утра на улицу уже не пойдем, а утром тихою сапой город покинем. – Торгрим выразительно вскинул кружку. – За торжество правосудия, сержант!
– За него, – согласился Гилберт с немалым облегчением.
– За торжество, – примазался и Бинго, который хотя и имел насчет правосудия собственное неканоническое мнение, но против абстрактного торжества возражать отнюдь не собирался.
– Так что, сержант, не заберете этих сомнительных личностей? – неприязненно испросил из-за стойки хозяин.
– Ты сам подозрительный! – рыкнул на него сержант. – Чего такое в свои вина добавляешь, что уже три купца из твоих постояльцев жаловались на головную боль и непонятное полегчание кошелька после бурной ночи?
– Такие уж хорошие вина держу, что, начавши пить, мало кто удержится от продолжения.
– А настой йоруги, который сильнейшее сонное зелье, кто скупил у всех аптекарей?
– Ну, сплю я плохо, сержант, это что – преступление?
– У кого совесть чиста, тот всегда спит хорошо, – заметил Торгрим сурово, поглядел на Бинго и добавил сокрушенно: – Или кто гоблин.
– Я как раз скверно сплю, – пожаловался тот немедленно. – Странное снится, вскакиваю с таким облегчением, словно от звонка до звонка срок мотал на зоне с гзурабами. Хозяин, поделись сонным зельем!
– А я пойду, пожалуй. – Сержант в несколько мощных глотков допил сидр и поднялся. – Будьте здравы, на вина здешние не налегайте, а будете в наших краях еще – заходите, не стесняйтесь... ну, ты, по крайней мере, дварф. За всякую шушеру не скажу, а я всегда рад с правильным воином потолковать.
Он подобрал меч и покинул зал, а Торгрим воспользовался моментом и снова пнул Бинго в колено.
– Похоже, твое бурление и на меня переходит! В жизни не влипал так вот, на ровном месте, обыкновенно наблюдаю осторожное к себе равнодушие.
– Чуть колпак не прошляпил, поборник справедливости! Если б догнали те, которые графские – ты бы и с кольчугой охотно расстался?
– Да вот не хватало еще загреметь по твоей загребущести.
– Загребущесть к загремлению отношения не имеет! Если гремишь, то уж с самой верхотуры и донизу, и поступишься ли в этом полете малым – никак не облегчит твоей участи. И обидно же будет, если таки грюкнешься внизу, да еще и колпак проимеешь.
Сохраненный колпак Бинго недолго думая натянул на голову и вид заимел самый комичный, но смеяться над ним было решительно некому.
– Спать пора, – постановил Торгрим. – Хозяин, покажи нашу комнату.
– За мной следуйте… – Хозяин запалил от светильника свечу и двинулся к лестнице.
– А сонное зелье?
– В аккурат вышло. – Хозяин воровато покосился на винную бочку. – Хочешь винца глоточек? Оно благотворно действует.
– От выпивания никогда не отказывался.
– Поберегся бы. – Торгрим зябко передернул плечами. – Сам же слыхал, с него голова болит, и кошель... правда, кошеля у тебя нету, но вдруг и правда я, с тобою повозжавшись, начну все тобою заслуженные симптомы перехватывать?
– Раз откажешься – в другой раз могут и не предложить. Нацеди мне кружечку, плоскошапочный.
Номера в «Ресторацио» оказались обширными, люксовыми, с балдахинами и даже занавесями на окнах, чем Бинго не преминул сразу же воспользоваться, дабы расквитаться наконец с замучившими соплями, и даже Торгрим, пока готовил укоризненную речь, не сдержался и обтер голову бархатной портьерой. Кровать, правда, одна, зато такой ширины, что лошадей можно укладывать. Нашлась в закутке за дощатой загородкой и бочка с водой, в которой дварф с удовольствием ополоснул конечности. Выйдя же, застал гоблина деловито переливающим выпрошенное вино из кружки в кожаный бурдючок, который, как оказалось, в числе многого иного таскал на поясе.