Гарри Потер и Обряд Защиты Рода - Collinerouge Danielle. Страница 50

Немного позже я вспомнила, что мы совершенно потеряли голову и не побеспокоились о предохранении. На что Джеймс ответил мне, что эту проблему он взял на себя. Представляешь, милый Дневник, Джеймс купил себе очень дорогое зелье Бесплодия. Обычно мужчины перекладывают на нас, женщин, эту обязанность, а Джеймс нет.

Похоже, мы уснули. Джеймс разбудил меня уже на рассвете. Мы совсем спятили. А если девчонки увидели, что моя постель в спальне пуста! Джеймс посоветовал мне впредь закрывать её пологом, а на самой кровати делать так, будто там кто-то спит. По дороге в гостиную мы встретили Филча с его мерзкой кошкой. Они зыркали в темноте, а Джеймс прижимал меня к себе. Я дрожала от страха и смущения. Я ужасно не люблю Филча, он такой неопрятный, злой, ненавидит парочек, зажимающихся по углам школы. И вот он, в двух шагах от нас, что-то вынюхивает, выискивает, а Джеймс на зло ему тискает меня! Когда сторож ушёл, Джеймс прошептал мне на ухо, что мечтает заняться со мной любовью под мантией-невидимкой в кабинете этого кошачьего маньяка. Надо ли говорить, что я осталась еле живой от смеха.

Мой дорогой Дневник, Джеймс невероятно искушён в постели, я не могу поверить, что я его первая девушка, о чем и заявила ему после нашей третьей встречи. И, представь себе, оказалась права. Джеймс все лето спал с гейлой. Я едва не задохнулась от ревности. Но он успокоил меня, сказав, что это не женщина, а магическая «тварька» – очень красивая, но холодная, как русалка. Она всего лишь тренажер, - уверял меня Джеймс, - разве можно её сравнивать с тобой, твоим теплом, запахом, любовью, в конце концов. Джеймс уверял меня, что за невероятно огромные деньги (гейлы – это очень дорого) Златовласка (ну и имя, правда!? Джеймс называл её Золотко) показала ему как, чего и куда, потому что он, якобы ничего этого не знал (в чем я глубоко сомневаюсь). Тогда я у него спросила, как же это было первый раз, на что Джеймс махнул рукой и рассмеялся: «Поверь, Лили, тебе бы не понравилось, боюсь, что я бы даже не догадался, куда отправить моего милого приятеля Джимми или справился бы со всем, включая предварительные и пост-ласки, за 30 секунд!» Я смеялась, слушая его рассказ, но все же выразила сомнение по поводу его невинности. «Малышка, неужели ты серьёзно полагаешь, что я родился мастером-любовником?» - возразил Джеймс. Я сказала, что именно так и полагаю. Но он только довольно смеялся в ответ: «Просто я привык добиваться, чего хочу. А если уж что-то делать, так делать хорошо. Ты же не забыла, что я отличник в учебе. И если и дальше буду отличником исключительно в учебе, то стану похож на Слинявуса!» Я ответила ему, что у Златовласки этим летом был самый талантливый ученик. Джеймс растянулся в улыбке на всю подушку.

Милый Дневник, я спятила, сошла с ума, съехала с катушек! В объятьях Джеймса я теряю голову и позволяю ему делать со мной все, что ему захочется. Он фантастически изобретателен во всем – и в ласках, и в доставлении мне удовольствия, и в месте наших свиданий. Оказывается, комната, где мне так понравилось, не только его. Впрочем, надо быть дурой, чтобы не догадаться, что ею пользуется и Сириус. Но темперамент Джеймса не совпадает с количеством его законных ночей в этой комнате. А я, если честно, резко к ней охладела, когда представила, что там до нас был этот нахал Сириус со своей очередной подружкой. Джеймс ответил, что это не вопрос и он найдёт для нас другое гнездышко. Следующей же ночью он прокрался в мою спальню (только как, ума не приложу, до сих пор ни один парень не смог преодолеть нашу заколдованную лестницу. На это Джеймс ответил, что для него правил не существует, а у парней просто бедная фантазия!). Я жалобно возражала ему, что боюсь, что это немыслимо, со мной в спальне ещё четыре девушки. Джеймс пообещал, что их не тронет и сегодня ночью его единственной жертвой буду я, заткнул мне рот маленькой подушкой, которую притащил с собой. Вскоре я сама зажимала в ней свои стоны, дрожала от страха, что нас услышат, и задыхалась от удовольствия. Джеймс не отпустил меня, пока не получил свое и всласть не настращал, что заберет подушку у испорченной и несдержанной девочки в самый интересный момент. Потом, довольный собой и мной, он исчез под плащом-невидимкой. Я, замирая от страха, выглянула из-за полога. Все девушки мирно спали.

Следующая наша встреча была в ванной для старост. Джеймс совсем без руля и тормозов. Он внаглую выспросил у своего друга Люпина, где находится ванная, какой у неё пароль. А вечером под плащом притащил меня туда, завесил полотенцем портрет русалки, чтобы та никому не разболтала об увиденном, и принялся меня купать. Он сказал, что это его личная идея, с гейлой они до этого не дошли, «деньги кончились». Я ужаснулась, неужели то, что он до сих пор вытворял, прежде прорепетировал со своей ненаглядной Золоткой! Но Джеймс только засмеялся и сказал, что большинство уроков потратил на «оттачивание техники непосредственно самого процесса», а по поводу ласк у него был отличный теоретический курс – гейла была ленивая и болтливая. А потом добавил, что только со мной у него рождаются отличные идеи, как повести время. У меня было лучшее купание за всю жизнь (предыдущую, конечно).

Я снова в больничном крыле с волшебным кляпом между ног и кучей настоек на прикроватной тумбочке. Мое законное страдание раз в месяц. Но теперь я знаю, за что. За 20 дней моей взрослой жизни я, кажется, уже испробовала всё, что только можно. Не может человек быть так счастлив за просто так, мне было слишком хорошо с Джеймсом все эти три недели.

– Почему тебе так плохо, Лили? – Джеймс прибежал ко мне в обеденный перерыв, эффектно превратил тыквенный сок в ананасовый, но видя мою кислую улыбку, спросил это.

– Не может быть все время хорошо, Джеймс, - вздохнула я.

– Глупости всё это! У тебя так всегда было! Я помню, ещё в 3 классе ты напугала мадам Помфри, она вызывала специалиста из клиники Св. Мунго, потому что с тебя кровь просто лила, не останавливаясь.

– Откуда ты все это знаешь, Джеймс? – удивилась я.

– Потому что с тебя глаз не спускал, испугался, что ты умрешь, и серьёзно обдумывал, что в таком случае сделаю с собой.

– Ты ненормальный! – ужаснулась я. – Разве я тебе тогда нравилась? Ты же был невыносимым шкодником!

– Был, но в тебя влюбился ещё в первом классе. И шкодничал, когда с тобой было все хорошо. А тогда… я серьёзно испугался, что ты чем-то страшным заболела и тебя не могут вылечить!

– А разве не ты потом притащил мне чихающих лягушек – они прыгали по всему больничному крылу, мадам Помфри их ловила.

– А ты смеялась! Когда я подслушал, что с тобой все в порядке, то решил, что немного повеселиться тебе не повредит, - Джеймс улыбался, а я удивлялась, что, оказывается, он так давно меня любит. Зачем тогда дергал за косички, толкался и вообще валял дурака в моём присутствии!

– Скажи, Лили, - вдруг серьёзно спросил он, - ты действительно здорова?

Я кивнула и объяснила, что такое иногда бывает у девушек и женщин, говорят, что после родов все может измениться.

– Это долго ждать, тебе ещё рано становиться матерью. Попробуем другой способ, - ответил Джеймс.

Так, что он снова задумал?

– Я прочитал, что когда человека очень любишь, то можно облегчить его страдания, - произнес он.

– Ты уже облегчил. Когда ты рядом, мне не так плохо, - ответила я.

Но он ответил, что этого не достаточно. Он взял меня за руки и сказал, что таким образом, если сильно напрячься, то у человека можно забрать силы, а можно и боль. Не знаю, правда это или нет, но живот стал ныть меньше, и я благодарно поцеловала его руки. Джеймс растаял и пропустил следующий урок, развлекая меня.

Когда я вышла из больничного крыла, Джеймс уже выл от тоски по мне, при этом умудряясь ещё и шутить над своим состоянием. Он, действительно, ужасно изголодался, и я чувствовала себя мучительницей, уговаривая подождать его ещё пару дней. Я, как обычно после первой волны (почти в прямом смысле, мой дорогой Дневник!) своих ежемесячных страданий, была очень бледная от кровопотери. Мадам Помфри дала мне с собой большой пузырёк витаминной настойки. Если принимать её три раза в день, силы быстро вернутся.