Сказки Долгой Земли (авторский сборник) - Орлов Антон. Страница 119

Если их увидишь – скорее позвони!

Под двустишием типографским способом изображено несколько созданий устрашающего вида, и кто-то их старательно раскрасил цветными карандашами, превратив в пестрых мультяшных персонажей.

Нарядные платьица на девочку лет десяти-одиннадцати. Вместе с игрушками и рисунками валяются ювелирные украшения – кольца, браслеты, диадемы, ожерелья, то ли настоящие, то ли неотличимые от настоящих и по-любому не дешевые. Эстелла сразу представила себе женщину, которой немилый поклонник дарит драгоценности, а та отдает их ребенку, словно какие-нибудь ненужные побрякушки.

На то, чтобы все это перемерить, времени ушло порядочно, так что скучать без дела ей не пришлось.

На первом этаже кухня – все примитивное, никакой автоматики, зато на плите синяя кастрюля с еще теплым компотом из сухофруктов, на застеленном клеенкой столе блюдо с пирожками. Так как Проводник ничего не запрещал, Эстелла отведала и того, и другого. Объеденье, однако смутное ощущение голода не исчезло, словно проглоченная пища таяла, не доходя до желудка.

Попадались тут и зеркала, она смотрела на себя с удовольствием: фарфоровое лицо, длинные глянцевые ресницы, огромные глаза из синего стекла, водопад туго закрученных, как у аристократок на старинных картинах, шелковистых локонов. И талия тонкая-претонкая, всего сорок два сантиметра – измерила, найдя в одной из комнат шкатулку с шитьем. Так бывает у тех, кому делают специальную операцию и удаляют ради красоты нижние ребра, а у нее – без всякой операции, вот вам всем! Проводник обязательно должен на ней жениться. Только сначала пусть станет вампиром и спасет ее от Темного Властителя. Когда вернется, она с ним на эту тему поговорит.

Потом они будут жить-поживать в этом доме, потому что дом и впрямь замечательный – лучше, наверное, во всей стране Отхори не сыщешь. Он полон того особенного тепла, которое согревает не только тело, но и душу, и никакая дрянь сюда не залезет.

Из кухни Эстелла видела, как по двору кружат две твари с вытянутыми мордами, смахивающие на белых медведей, но без шерсти, с голой бледной кожей. Они тоже на нее косились, нехорошо посверкивая кровавыми глазами, однако пробраться в дом даже не пытались.

Выглянув в окно на втором этаже, она обнаружила на заснеженной покатой кровле пристройки птичий след, один-единственный, но такой громадный, словно его оставила избушка на курьих ножках.

Небо весь день было пасмурное, печальное и до того низкое, что с крыши, наверное, рукой дотянешься.

Эстелла сидела на ступеньках деревянной лестницы, размышляя над тем, почему прореха на ее кружевном платье сама собой заросла, а ссадина на ноге заживать не хочет и до сих пор болит, когда в коридоре послышался шорох.

Испугавшись, она вскочила, но успокоилась, увидев в нижнем проеме Проводника – все такого же красивого, все в том же сером джемпере.

Поглядев на Эстеллу, он погрустнел, в зеленых глазах как будто сгустился сумрак.

– Здравствуй! Чего сразу так мрачно уставился?

– Ты за это время стала еще больше похожа на куклу. Я надеялся, что оно пройдет, но этот чертов морок ассимилирует тебя со страшной силой.

– Хочешь сказать, что меня заколдовали?

– Ты сама себя заколдовала. Иногда и такое бывает. Как себя чувствуешь?

– Нормально, только нога болит поцарапанная и есть хочется. Я поела на кухне пирожков с капустой и с повидлом, но они одна видимость – вкусные, а в животе пусто.

– Их когда-то пекла мама Сандры. В Отхори нет настоящей еды, только сны о ней. А в больнице тех, кто с синдромом Рухлера, в первые дни не кормят – в расчете, что голод не тетка, пациент захочет есть и проснется.

– Значит, меня там голодом уморят?!

– Потом начнут кормить питательной кашицей через зонд.

– Фу…

– Думаю, тебе это не грозит, проснешься раньше.

– На улице еще светло, а ты уже здесь! Соскучился по мне?

– Когда я бодрствую в мире живых, я не помню о том, где был и что делал во сне. К счастью, не помню, а то была бы такая шизофрения… Так что я днем и я ночью – это две разные личности.

– Хм, интересненько… А здесь ты помнишь о том, где был и что делал наяву?

– Да.

– И что ты сегодня делал?

– Ничего особенного. Имей в виду, в Отхори времена суток меняются бессистемно и произвольно. Вчера была ночь, а теперь день, и он может тянуться хоть целую неделю напролет. С временами года иначе. В здешней Танхале постоянно ранняя весна, вечная Темная Весна… Сейчас я кое-что возьму, и пойдем.

В одной из комнат первого этажа он нашел среди разбросанных на полу игрушек и школьных принадлежностей серебряную цепочку с причудливой узорчатой подвеской, украшенной матово сияющими черными жемчужинами, надел на шею.

– Прелесть какая! – похвалила Эстелла. – А почему ты все время в этом джемпере?

– Это был мой любимый джемпер. Мне его бабушка связала. У меня в той жизни были мама и бабушка.

– А у меня…

Она запнулась: вроде бы у нее тоже кто-то был… Или не у нее – у Лерки, но она ведь больше не Лерка.

– Уже не помнишь? Ладно, пошли.

– Куда?

– Куда собирались. Властитель сейчас спит, но в сон об этом доме ему дороги нет – скорее всего, тут работает запрет, сознательно или бессознательно наложенный Сандрой. Выйдем на ближайший перекресток, и я попробую его призвать.

– Откуда ты знаешь, спит он или нет?

– Чувствую.

– Как чувствуешь?

– У меня на спине клеймо, оно реагирует на его присутствие.

– Ой… Больно? – тонким от жалости голосом спросила Эстелла.

– Просто ощущение тепла, ничего страшного.

– А покажешь?

– Там не на что смотреть. Идем.

Белых зверей во дворе уже не было, и следов не осталось.

– Без тебя тут какие-то ходили, похожие на лысых медведей. Смотрели на наши окна. Знаешь, кто это?

– Не знаю, но хорошо, что ты не пошла с ними знакомиться.

Сумрак пасмурного дня. Перестук капели, подтаявший снег под ногами хлюпает. Особняки с пристройками, лоджиями, балкончиками, крылечками и мезонинами выглядят не слишком богато, с налетом запущенности, но по-сказочному привлекательно. «Картофельный переулок», – прочитала Эстелла название на табличке.

– А зачем нам надо на перекресток?

– Оттуда проще кого-то позвать. Больше вероятность, что тебя услышат.

Опять попадались навстречу ненастоящие прохожие, из-под ворот выбралась рыжая дворняга, тоже ненастоящая, завиляла хвостом. Каким-то непостижимым образом Эстелла понимала, что это и не духи умерших вроде Проводника, и не здешние монстры – просто запечатленные портреты тех, кого больше нет. Глядя на них, ей хотелось заплакать, но впереди уже открылся перекресток с неработающим светофором, пустыми трамвайными путями и круглой тумбой на углу, оклеенной афишами и объявлениями. Самое большое, налепленное поверх всего остального, грозило штрафами домовладельцам, которые не убирают снег с крыш и не сбивают сосульки, представляющие угрозу для жизни прохожих. Подумалось: кто же во сне станет снег убирать?

– Лерка, я сейчас его позову, – хрипловатым от напряжения голосом предупредил Проводник, снимая с шеи усыпанный черным жемчугом кулон. – Не пугайся, когда увидишь. Властитель человек, но в Отхори он выглядит как чудовище. После Темной Весны его заковали в магические цепи, и в таком виде ему, наверное, легче их выдерживать.

Размахнувшись, швырнул украшение и что-то тихонько произнес, Эстелла ни слова не разобрала. Окрестные дома из грязновато-красного кирпича, с вывесками на первых этажах и ожерельями блестящих сосулек по карнизам, наблюдали за развитием событий, вытаращив мутные окна: когда-то еще на этом перекрестке произойдет что-нибудь интересное!

Беззвучный удар, от которого земля содрогнулась, и в десятке шагов от них воздвиглась черная скала. Нет, не скала – существо. Ростом под три метра, с жутковатой оскаленной маской вместо лица, как будто выкованной из вороненого металла, закутанное, словно в плащ, в черноватый туман, по которому то и дело пробегали серебристые просверки. Существо было опутано цепями разной толщины – они прошивали его насквозь, просвечивая в тумане, одни казались докрасна раскаленными, другие покрыты белесым налетом изморози.