Сказки Долгой Земли (авторский сборник) - Орлов Антон. Страница 14

– …Идет сюда. Я бы эту девку взяла в ученье… Жалко, нельзя ее тут оставить, пока переполох не уляжется. Слышь, может, хотя бы она тебе по нраву придется? Не из нашенских, иноземная туристка… Ты глянь, она и телом ладная, и лицом пригожа, а что волос у ей на голове мало – не беда, отрастут…

Собеседник что-то буркнул в ответ, и на этом диалог прервался, потому что Ола остановилась на пороге и поздоровалась. Вчерашняя старуха приветливо осклабилась в ответ, а Реджи – тот едва удостоил гостью взглядом. На нем были добела вытертые джинсы и черная атласная рубашка, волосы стянуты на затылке, под глазами тени.

– Поди отдохни, – вздохнув, посоветовала старуха. – Завтра утречком уйдете, к тому времени и девка поправится. А покуда выспись, да перед этим отвара попей. Ишь, глаза-то красные, ровно у кесу… Вы, молодые, силы экономить не умеете.

Реджи удалился молча. Хозяйка сокрушенно покачала головой, словно извиняясь за его манеры, и проводила Олу в «умывальную комнату», а после дала длинное шелковое кимоно с малахитовыми разводами, усадила за стол и принялась угощать какао, чаем с душистыми травами, всякими лакомствами.

Звали ее Текуса. Она была не прочь оставить девушку у себя, если та не успеет уйти на Землю через Равдийский портал – Ола это быстро уловила и слегка забеспокоилась. Неплохо, когда есть запасной аэродром, но вдруг старуха, увлеченная своими непонятными планами, не захочет ее отпустить?

– Не боись, у нас тут хорошо, и каждое время года на свой лад хорошее, – расхваливала Текуса свой мир. – Оно, конечно, иные в зимнюю пору бедствуют, но такие, как мы с тобой, хоть летом, хоть зимой живут припеваючи.

– Что вы имеете в виду? – вылавливая позолоченной ложечкой с витым черенком клубничину из сливок, осторожно спросила Ола.

– Ведьма ты. Да еще к Лесу отзывчива, а таких мало, кому лесное колдовство доступно, по пальцам перечесть… Этот бандит потому и приволок тебя ко мне.

– Если б я была ведьмой, не вляпалась бы в такую историю.

– А неученая потому что! Ну, это дело наживное, всему выучишься… Вишь, гроза-то вчера особенная была, колдовская, но простой человек не почуял бы, а опытный колдун опять же почуял бы по-другому, без хвори. Когда ты о своих недомоганиях сказала, он смекнул, что к чему – тут он молодец, мигом все схватывает. Окромя того, Казимир знатный специалист, и не будь ты ведьма, не смогла бы перебить его чары.

В общем-то, лестно… Жила себе и не подозревала о собственном потенциале.

– А кто вызвал вчерашнюю грозу?

– Кому надобно было, тот и вызвал, – безразлично обронила старуха, подливая к себе в чашку сливок из серебряного кувшинчика, с одного бока покрытого темноватым налетом, с другого до блеску начищенного. – У кажного свои дела…

У Олы мелькнула мысль, что Текуса и Реджи к этой искусственной грозе еще как причастны! И Реджи не случайно оказался вчера вечером поблизости от береговых ворот, и в дом так бешено ломился потому, что потерял много сил и нуждался в отдыхе – иначе, наверное, свалился бы на улице. Разделавшись с пятерыми подонками, он в течение некоторого времени находился в полуобморочном состоянии; Ола вспомнила, каким измученным было его жесткое худощавое лицо, когда он с прикрытыми глазами развалился на стуле. Наверняка это он нарисовал на воротах колдовские знаки, притянувшие молнии, и помог Эвендри-кьян-Ракевшеди сбежать. Но такие догадки лучше держать при себе.

Дипломатично поинтересовалась:

– Сколько лет вашему внуку?

– Двадцать второй пошел, ежели по стандартному считать. Не внук он мне. Ученик. Страсть до чего способный, но невоспитанный, как есть бандит. Мать у него настоящая дама, служила при дворе Зимней Госпожи, а этот вона какой – уж сама поглядела! Вишь, мать его еще во младенчестве чужим людям отдала, которые и колотили кажный день почем зря, и куском попрекали, оттого злой вырос.

– Что же она так поступила?

– А нельзя было иначе. Спасала она его, проклятье отвела. Кабы не это, он бы еще малым дитем помер. Глянь вот, какая была его мать, когда служила придворной дамой у Зимней Госпожи!

Старуха с театральным кряхтением выбралась из-за стола, выдвинула нижний ящик солидного темного комода с выпуклыми завитками. Ола думала, что она покажет портрет, но та вытащила и встряхнула, расправляя, тончайшую, словно из молочного тумана сотканную накидку, расшитую жемчугом и серебряными узорами, напоминающими изморозь на стекле.

– Вишь, церемониальное одеяние, – с уважительным вздохом пояснила Текуса. – Вона как одевалась, пока жила во дворце и по молодости да по глупости не попала в беду. Это она мне подарила, я ведь учила ее премудрости, и с бандитом ейным уже одиннадцать лет маюсь. Ох, намаялась… Так-то он по всем статьям хорош – и собой видный, и силы хоть отбавляй, и работы не боится, и в ученье все на лету схватывает, но неотесанный, как рыло подзаборное! А еще то плохо, что к девкам у него нет интересу, – она заговорщически понизила голос. – Завлекла бы ты его, а? Я вижу, он тебе приглянулся, вот и перевоспитай парня, доброе дело сделаешь.

– Мне домой надо, – жалобно отозвалась Ола, разглядывая умопомрачительную накидку: такая вещь дает некоторое представление о стиле придворной жизни!

– Зачем тебе домой? Здеся лучше, а у вас там все неправильно.

Она испугалась, заподозрив, что Текуса постарается ее задержать.

– Вдруг я подвид А?

– Никак не А, уж это я бы сразу углядела. Вот не скажу пока, В или С… Будь ты из наших, тоже враз бы определила, никаких делов, а с вами, иноземными, поначалу неясно. Ежели С, тогда совсем хорошо – будешь такая, как я.

Это не вдохновляло: стать такой же бабой-ягой – совсем не хочется.

– Да ты не боись, я же не всегда была старая, – усмехнулась Текуса, как будто прочитав ее мысли. – Чего хочешь, если я уж пятый стольник разменяла! А стариться начала, когда мне за триста сорок перевалило, до того была покраше тебя, мужчины да парни за мной стаями бегали. Раз ты способная по колдовской части – наверное, все-таки С, но боюсь соврать. Поживем – увидим.

– Я обязательно должна вернуться.

– Тьфу, уперлась! Да что у тебя там есть, чтобы туда возвращаться?

– У нас высокие технологии, компьютеры, телевидение – без этого невозможна полноценная жизнь. Кроме того, у меня работа с хорошей зарплатой, с перспективами…

– Шаромыжная у тебя работа. А здесь колдуньей станешь, люди будут уважать.

– Почему вы решили, что шаромыжная?

– Оно в тебе читается, будто в книге, – старуха скривилась, отчего усилилось ее сходство с гротескной бабой-ягой. – Такой дрянью занимаешься, что никакого другого названья этому делу нету. А за все приходится платить – рано или поздно, не в этой жизни, так в последующей. Одумайся, девка, повороти на другую дорожку…

Ввязываться в дискуссию не стоит. Во что бы то ни стало добиться, чтобы ей помогли добраться до портала!

– Я обязательно об этом подумаю. Но я все-таки человек своего мира, и даже если решу эмигрировать на Долгую Землю, сначала мне надо побывать дома, решить некоторые вопросы…

Она постаралась искренне улыбнуться. Текуса смотрела на нее с откровенным осуждением.

За окном в добротной раме – новый всплеск шума, крики, собачий лай. Те же и увязавшаяся за ними дворняжка, только теперь работники Санитарной Службы и полицейский уже не гонятся за свинобразом, а сами от него убегают. Наверное, расстреляли впустую весь боезапас.

– Что это за свин такой экзотический? – спросила Ола, чтобы сменить тему.

– А зверь лесной. Ворота вчерась порушились, вот и набежало в город зверья.

Утром, едва солнце озарило изнутри клубящуюся в небесах перламутровую хмарь, Реджи и Ола уже стояли под навесом сквозистого бревенчатого сооружения и ждали рейсовый автобус до Пахты. Ола запоздало спохватилась: так и не узнала, как Реджи на самом деле зовут. Старуха ни разу не назвала его по имени – или «бандит», или «негодник».

Он не проявлял желания общаться и попытки завязать разговор игнорировал, в лучшем случае цедил что-нибудь односложное. Хам. Если позавчера, после той резни, Ола боялась, что он начнет приставать, то теперь ей уже хотелось, чтобы он пошел на сближение.