Сказки Долгой Земли (авторский сборник) - Орлов Антон. Страница 26
– Валеас и Олимпия – ученики Текусы Ванхи, старейшей лесной колдуньи.
– А кто такая Изабелла?
– Мать Валеаса. Тоже лесная, и тоже училась у Текусы. Ее убили в конце осени, полтора года назад.
Припоминаю: ага, Джазмин тогда ездила на какие-то похороны, оставив нас Ингой на одном из складов в Дубаве. Уже лег первый снег и вовсю шла консервация последнего урожая, так что работы для магов хватало.
– Почему – убили? – удивляюсь с некоторой задержкой. – Кто?
– Ох, она узнала что-то, чего не следовало узнавать. И позволила себя убить. Лесного колдуна в Лесу никто не найдет, если он сам того не захочет, но Изабелла Мерсмон не стала уходить и прятаться. Опасалась, что они тогда возьмут заложников, и поэтому дождалась убийц у себя дома.
Инга издает невнятный звук, словно из души у нее рвется особое мнение, а я снова спрашиваю:
– Кто?
– Высшие. Матиас, никогда с ними не связывайся.
О Высших мало что известно. Даже Джазмин нам почти ничего о них не рассказывала. Нестареющие маги, на порядок могущественней всех остальных, с немыслимыми способностями к регенерации – практически полубоги. Вот интересно, как становятся Высшими – или это у них врожденное? Я ведь даже такой малости не знаю.
Вспоминаю фразу, оброненную сволочным лесным колдуном, и вспыхивает догадка:
– Тарасия Эйцнер – Высшая?
Джазмин молча кивает.
– Если б она согласилась вывести караван, Трансматериковая расплатилась бы, разве нет? Она же вместе с нами тут пропадет… Почему капитан с ней не поговорит?
– Она не пропадет. А капитан понимает, что это бесполезно.
– Если люди будут каждый раз получать помощь, они развиваться перестанут, – сердитым голосом выдает Инга. Без запинки, словно отвечает заученный урок.
– Так она бы хоть Эберту помогла, что ли, какое там дальнейшее развитие, если он загнется от пневмонии посреди Леса!
– Матиас, это как на экзамене: одни сдают, другие вылетают. – Инга поворачивается в мою сторону, ее глаза воодушевленно светятся.
– Какой еще экзамен, если и для каравана и, в частности, для Эберта речь идет о жизни и смерти…
– Все, Матиас, хватит на эту тему, – ровным утомленным голосом окорачивает меня Джазмин.
Осознаю и замолкаю. Я же трус, никуда не денешься. Боялся отца, боялся Щагера и Сулосена. Валеаса этого не испугался по-настоящему только потому, что в тот момент не хотел жить и он показался мне подходящим орудием для достижения цели. Сейчас суицидное настроение уже прошло, и я быстро схватываю: Изабелла Мерсмон чем-то не угодила Высшим и умерла, я тоже смертен, следовательно… Да, следовательно, надо держать свои соображения при себе. Какая разница – нравится, не нравится, если все равно ничего не изменишь?
– Мы должны расти, а если каждого заплутавшего выводить за ручку и каждого заболевшего лечить, никакого роста не будет! – Инга продолжает прилежно рассуждать, эхо ее звонкого голоса глохнет в морозной тишине под заснеженными хвойными сводами. Отмечаю все сомнительные связки в ее аргументации, но помалкиваю, как велено.
Я тогда решил, что больше не буду принимать ее всерьез. И, как выяснилось немногим позже, сделал еще одну чудовищную ошибку.
Когда выходим к каравану, она сразу устремляется к фургону первого класса, где обитает госпожа Старый Сапог. Джазмин провожает ее ничего не выражающим взглядом и поворачивается ко мне:
– Матиас, насчет помощи Валеаса – это еще надвое, поэтому обнадеживать капитана я пока не буду. Сейчас поработаешь с Куто, хорошо?
– Я не могу.
– В чем дело? – Она вытаскивает тонкую сигарету с серебряным обрезом и смотрит на меня с тревожным недоумением. – Что ж, если так сильно устал, можешь часок отдохнуть.
С трудом мямлю:
– Я вообще не могу… Потому что…
Рассказываю о последке и о резонансе. Это занимает довольно много времени, она успевает выкурить три-четыре сигареты, нервно затягиваясь и роняя пепел на свою серебристую шубу. Пальцы у нее все сильнее дрожат.
– Хорошо… – произносит она свистящим шепотом после долгой паузы. – Хорошо, Матиас, что ты хотя бы сам понимаешь, что натворил.
Киваю. Молча. А что тут скажешь?
– Есть какие-нибудь идеи? – Голос у нее непривычно тусклый, почти безжизненный.
– Наверное, меня надо судить. Наверное… Судом магов, потому что по обычным законам я невиновен. Приму приговор, каким бы он ни был.
– И после этого тебе станет легче, верно? – безжалостно заканчивает Джазмин. – Для суда магов нужен кворум, как минимум четверо. К Куто не ходи. Буду сама с ним работать, если этот лесной разбойник нас не выручит. Теперь хотя бы причина известна, уже что-то.
Сутки проходят, как в дурном сне. Джазмин не стала позорить меня и всем объяснять, почему я отстранен от работы с Бочкой. В результате Инга решила, что Матиаса переутомление одолело, силы истаяли, и задрала нос к самым облакам: она круче. Наверняка уже успела похвастаться перед Старым Сапогом. Ну и наплевать.
Я делю купе с коммерсантом из Танхалы, похожим на квелого мотылька, не успевшего найти себе щель для спячки, все пассажиры такие из-за чар Джазмин. Выбираюсь наружу только по нужде. Иначе, боюсь, увижу Тарасию Эйцнер, выжидающую, когда мы подыхать начнем, и меня невежливо перекосит. Знаю, кто бы говорил, сам подлец, но я хотя бы понимаю, что я подлец, и моя душа из-за этого места себе не находит, а Старому Сапогу хоть бы что. Она Высшая, она выше этого.
Избегая встречаться взглядом с сонными рыбьими глазами зачарованного соседа, смотрю в забранное стальной сеткой окно. Снег в пятнах подмерзших помоев, поломанный кустарник, дальше темнеет сплошная стена елажника. На стекле по краям наледь: обогрев работает в полмощности, чтобы аккумуляторы протянули подольше.
На мне многострадальная куртка, шея замотана шарфом, иначе зуб на зуб не попадает. Смешно, да? Остался не при деле и все равно не могу согреться, а еще колдуном называюсь.
С тупой тоской вспоминаю «Кофейню-на-Бугре». Поднебесный переулок прячется среди тесно сдвинутых домов с крутыми черепичными крышами. Узкие тротуары, булыжные мостовые, на всем налет легкой запущенности, придающей местечку ностальгический шарм. На столбах сидят пузатые стеклянные лягушки в железных шляпах – ни в каком другом уголке Танхалы я больше не видел таких фонарей. Чтобы попасть в кофейню, надо подняться по истертой лестнице из розоватого камня, свернуть под арку, обрамленную обветшалой пышной лепниной, и тогда в небольшом проходном дворе увидишь дверь под вывеской из фальшивой бронзы. Какой там кофе разных видов, и классик, и капучино, и глясе, и с пряностями, и по древним староземным рецептам… Какой сногсшибательный горячий шоколад, какие десерты, какая выпечка! Окна выходят на другую сторону: вид с пригорка на уютный квартал, напоминающий, говорят, старинные европейские города, какие были давным-давно на Земле Изначальной. На Поднебесный переулок я набрел случайно, когда знакомился с Танхалой, и на Магаране все мечтал: вот вернусь в столицу – и снова буду хотя бы раз в неделю захаживать в «Кофейню-на-Бугре».
Никуда я не вернусь. Утонули мои мечты в сугробах посреди дремучего Леса.
Стук в расхлябанную фанерную дверь.
– Матиас, выходи! – Голос у Джазмин уже не такой тусклый, как при нашем вчерашнем разговоре. – Пойдем гостей встречать.
Сказать по правде, не верил я в это, но иногда случается даже то, во что не веришь.
Получив магическое послание, Джазмин предупредила караванщиков, чтобы не вышло вдругорядь какой неувязки, и, когда мы втроем двинулись навстречу визитеру, вслед нам смотрел сам капитан с помощниками. Стояли возле машин, за компанию никто не потянулся. И правильно, а то мало ли как оно повернется.
Мне показалось, что Тарасия Эйцнер тоже наблюдает за нами из окошка фургона первого класса, сквозь расписные жалюзи. Кто ее разберет.
Бредем по усыпанной редкими хвоинками тропе, над головой проплывают страшноватые гирлянды седого лишайника и путаница черных лиан, смахивающих на канаты под куполом цирка. Мерещится мне – или тут и в самом деле все каждый раз выглядит немного по-другому, словно на тех картинках, где нужно найти энное количество отличий? Ледяной змейки на прежнем месте уже не видно. На снегу валяется расклеванная шишка величиной с кулак, вчера ее не было.