Сказки Долгой Земли (авторский сборник) - Орлов Антон. Страница 51

– Эй, Залман! – еще один сотрудник компании, с коротко подстриженной черной бородкой и хмельным взглядом, перегнулся через перила лестницы. – Идем, а то все пропустишь. Девочки мадам Эмеральдины сейчас будут танцевать на столах!

– От меня только что Вир ушла, – пожаловался Залман.

– Забей на нее, – коллега покачнулся и ухватился за мраморные перила. – Ты извини, я чисто по-дружески, но чего тебя так тянет на эту милитаристку? Давай, пошли, сейчас начнется! И ты, студент, иди сюда, у них под юбками ничего нет…

Студент слегка пожал плечами и вопросительно посмотрел на товарища. Тот махнул рукой – мол, все равно. Когда они проходили мимо Стефана, тот рассмотрел, что за эмблема у Залмана на рукаве: след звериной лапы и поверх нее, наискось, ветка с листьями. Вот он, значит, кто… Чернобородый караванщик облапил обоих за плечи – должно быть, для того, чтобы самому не упасть. Все трое скрылись за изгибом лестницы, где угадывалась полость зала и звучали выкрики, музыка, звяканье вилок, витали запахи вина и вкусной еды.

Нацепив мину человека, который здесь на законных правах, в то же время в душе испытывая мандраж, Стефан завернул под лестницу. Гардеробщица, похожая на пожилую мышь, вязала варежку. Он с уверенным видом перебросил через стойку свою битую молью куртку на меху саблезубой собаки (ничуть не хуже списанного солдатского полушубка). Взяла, словно так и надо.

Потом зашел в туалет, умылся, пригладил торчащие вихры, почистил мокрыми ладонями потертый бархат сансельбийского богемного камзола и отправился наверх. На лестнице курили несколько мужчин в парадной форме компании.

Стефан обмер (сейчас за шкирку да на улицу), но все-таки выдавил:

– А где Залман и студент?

– Там они, – один из «шоферюг» (судя по эмблеме, офисный работник) кивнул в сторону сверкающего арочного проема.

Народу полно, и вряд ли все друг друга знают. Стефан разжился чьей-то почти чистой тарелкой, навалил побольше всяких деликатесов, таким же образом прибрал к рукам бокал с остатками спиртного на донышке, налил туда из кувшина что-то оранжевое с мякотью, забился в угол и набросился на еду. Жевать помедленнее, не глотать кусками, а то нехорошо станет. И не чавкать, культурный же человек… Тыквенный сок с примесью портвейна. А после надо бы втихаря завернуть в салфетки побольше бутербродов с копченой колбасой и рассовать по карманам.

Насытившись, осоловев от еды, он откинулся на спинку стула. На него никто не обращал внимания. Компания рядом взахлеб, с пьяным восторгом припоминала какую-то поломку, из-за которой все могли сгинуть в лесной глуши, но кривая все-таки вывезла; если не считать предлогов и междометий, едва ли каждое десятое слово было цензурным. На сдвинутых в центре зала столах отплясывали, высоко вскидывая ноги, разбитные девчонки в широких юбках с цветной бахромой. Неожиданно Стефан увидел своих якобы знакомых – Залмана и студента в сером свитере. Те сидели не слишком далеко от него, о чем-то разговаривали, их голоса тонули в общем гомоне.

«Один из них должен все забыть, а второй – вернуться живым из Страны Мертвых».

Эта мысль пришла сама собой, и Стефан потряс головой, прогоняя неожиданно сгустившееся наваждение. Не про них же Лепатра говорила… Или про них?.. Это все ее грибочки, он до сих пор не протрезвел до конца.

Налил в опустевший бокал красного сока, на поверку оказавшегося клубничным.

Поблизости вспыхнула ссора, два здоровенных лба опрокинули столик и схватились за ножи. Их соседи загомонили, повскакивали, кто-то кликнул охрану. Залман, секунду назад мирно беседовавший с товарищем, одним махом оказался рядом, оба ножа звякнули на паркете, парни даже опомниться не успели, а он скрутил и того, и другого – какие-то приемы, Стефан в этом не разбирался – и дружелюбно попросил:

– Ребята, утихомирьтесь!

Видно было, что это человек очень сильный и вдобавок по-кошачьи ловкий.

Подоспели приятели драчунов, растащили их в разные стороны. Миротворец вернулся на свое место. Девчонки, прервавшие танец, опять полезли на столы.

– Во, видали? – с довольным смешком спросил кто-то из компании, по соседству с которой примостился Стефан. – Это наш дикарь, Залман Ниртахо. Лучший следопыт Трансматериковой компании! Дорогу находит звериным чутьем, даже если звезд не видно и компасы врут.

– Тот самый, который, говорят, вырос в Лесу?

– Ну! – подтвердил первый. – Его мать ехала с караваном, на них напали кесу, и ушло всего несколько человек, на таран-машине прорвались. Машина потом гробанулась, ни до Кордеи, ни до Лаконоды не доехать, но им попался островок, построили дом с частоколом, обосновались – так и жили, пока проходивший мимо караван их оттуда не снял. Это в стороне от трассы, поэтому нашли их только через двадцать лет. Или, не дай соврать, через восемнадцать… Короче, в середине зимы, тогда еще в газетах об этом писали. Залмана Трансмать сразу взяла под крыло, пока военные своими загребущими лапами не дотянулись, такие парни всем нужны. Говорят, хорошие следопыты – они вроде лесных колдунов, только без магии.

– Это, что ли, на него подавали в суд за самосуд?

– Ага! Только не хрен, Трансмать своих не выдает. Он тогда круто накуролесил, сшибся с бандой гопников, типа за друга заступался, и гадов этих больше десятка положил. В одиночку, заметь, про него точняк можно кино снимать! Жалко, физией для кина не вышел… И дерется как зверь лесной – видели, ага? Знай наших ребят из Трансматериковой компании! Хороший парень, один недостаток – непьющий. Потому что в дикости вырос, не приучен, если хлебнет родимой – ему сразу худо становится. И привыкать не учится, это, я считаю, недостаток… Ну, пошли, наливаем… Эй!.. Эй, как тебя, пить будешь?

– Буду, – Стефан подставил свой бокал с остатками клубничного сока.

Что-то крепкое. Пищевод, а потом и желудок наполнился горьким огнем, в ушах зарокотали невидимые моторы, на глазах выступили слезы.

«Эфра, вот же кто тебе нужен! Вот оно – то невозможное, что могло бы перевернуть твою замороженную душу! Дикарь с первобытной логикой и тяжелыми кулаками. Он не стал бы говорить, что их можно понять, не стал бы маскировать свое бессилие интеллектуальными рассуждениями. Он бы просто пошел и убил их. И был бы прав: хорошее беззаконие против плохого закона. Даже не так… С законом-то как раз все в порядке, по статье эти мархенские мерзавцы получили бы пожизненную каторгу – если бы не коррумпированность местной полиции и не обывательская трусость, помноженная на круговую поруку. Закон даже рядом с Мархеном не валялся, так что имело бы место хорошее беззаконие против плохого беззакония. Верно тот шоферюга заметил, как в кино. За это мы и любим такое кино… А что у героя с лицом не все в порядке, так для Эфры, подозреваю, это дело двадцать пятое, сказала ведь она про кузин Бранда – „ничего особенного“. Если они встретятся, для меня не останется никакой надежды. То есть вообще никакой. Ага, влюбляешься, и душа трепещет от невыразимой красоты, и пронзительные слова сплетаются в стихотворные строчки, а потом приходит вот такой дикарь с дубиной на плече, р-р-раз – и все пропало…»

Ему подлили еще, он с благодарностью проглотил пылающую горечь. Залман и студент исчезли из поля зрения, зато Стефан подружился с соседями, начал читать им свои стихи, его хлопали по плечам и хвалили. В один из моментов он обмер, потому что увидел в глубине зала стеклянную дверь, прежде не замеченную, – вдруг та самая и вот-вот случится страшное?.. Так и сидел ни жив ни мертв, а потом началась потасовка, сцепившиеся парни со всей дурости врезались в стеклянную плоскость – и со звоном посыпались осколки.

От сердца отлегло, он опять начал с выражением декламировать, доверчиво глядя на расплывающиеся пьяные лица и не интересуясь тем, слушает его кто-нибудь или нет.

Бутербродов, которые Стефан распихал по карманам, хватило почти на неделю. Его одежда пропахла дорогой копченой колбасой, и голодающие коллеги по Квадроэсхатологическому театру ему завидовали, хотя завидовать было нечему.