Сказки Долгой Земли (авторский сборник) - Орлов Антон. Страница 97

В интонации Эгле сквозило враждебное одобрение. Стах мог бы таким же образом восхищаться какой-нибудь серой мечницей: убийца, хищница, сука лесная – но, боги и дьяволы, как сражается!

На Дромадерские холмы он возвращался угрюмый, погруженный в растрепанные мысли. Как хочешь, так и добудь ей чертову свеклу. Хорошо, что луну с неба не захотела.

Янтарно-розовый вечер, безумие осипших автомобилей. Из дверей ресторанчиков и кафе в цоколях старых зданий с обшарпанной штукатуркой, напоминающей добела истрепанные географические карты, вырывается разудалая музыка.

Завернул в дешевую забегаловку, выпил кружку пива. Ощущение, что во всей этой истории есть что-то крайне противное, как еле уловимый запах от ботинка, наступившего на размазанный по тротуару собачий сюрприз, было настолько сильным, что хотелось нарезаться до бесчувствия. Стах не стал потакать этому желанию, набирался он только в компаниях. Сейчас он сделает иначе: выяснит, в чем дело.

Лоточники, выползавшие на улицы ближе к вечеру, предлагали прохожим вареные кукурузные початки, пригоршни бобовых стручков, кульки с солеными и засахаренными орешками, жареные семечки и дешевые матерчатые зонтики. Ага, зонтик надо купить. Свой опять где-то посеял, а в небесах, пока еще золотых без темени, уже плавает бледная погань с пучками шевелящихся отростков. Что-то они сегодня рановато появились…

Медузники нападают на неподвижные или медлительные объекты, не настолько они проворны, чтобы поймать того, кто хладнокровно уворачивается от змеящихся в воздухе мохнатых щупалец. Как можно стать жертвой флегматичного упыря, если ты здоров, не пьян, не спишь на ходу и не считаешь перекидников на карнизах, – это у Стаха в голове не укладывалось, и тем не менее после каждой ночи кого-нибудь везут в больницу с диагнозом «значительная кровопотеря», а то и в морг.

Для припозднившегося пешехода зонтик – предмет первой необходимости: летучие кровососы атакуют сверху.

Темных и однотонных с претензией на элегантность не нашлось, пришлось удовлетвориться тихим ужасом из линялого пестрого ситчика – в прошлой жизни юбка или занавеска. Зато остов хороший, массивный, из крепкого дерева.

До своей первой хаты Стах добрался в сумерках. На чертов грим ушло с полчаса, а потом, уже на лестнице, спохватился, что забыл бусину, активирующую чары личины. Пришлось возвращаться. Выйдя из подъезда, поглядел вверх: так и есть, упырей налетело вчетверо больше обычного.

– Видать, у них сегодня праздник, – заметил, взглянув на него, куривший на крыльце пузатый мужчина в затрапезной пижаме, шлепанцах с матерчатыми розочками и дорогим черным зонтом под мышкой.

Стах прошел мимо, не поддержав разговора. Знал он, когда у медузников бывают такие праздники.

Горят фонари, никесовский супермаркет сияет в темноте громадной хрустально-золоченой игрушкой. Народ нервничает, держится освещенных мест.

На трамвае с пересадкой до Тянги, а там до второй хаты четверть часа быстрой ходьбы. «Пьяным шагом» – это спасает не только от яблочных огрызков из окон в негостеприимном Закерамье, но и от вылетевших на охоту кровопийц. Сверху доносится вкрадчивый шелковый шелест. А что сейчас творится на Танаре… Толку-то об этом думать: все равно ты здесь, а не там и никому ничем не поможешь.

По-болотному сырой и затхлый воздух тянгийской улочки (под землей прорвало трубу, жижа просачивается в газоны) всколыхнулся от пронзительного крика.

За углом. Две женщины и три медузника. Самое скверное, что стрелять нельзя – собственная кровь у небесных гадов едкая, оставляет ожоги, которые долго не заживают. Кажется, соки медузников добавляют в средства для удаления ржавчины.

Жертвы жались к стене пахнущего плесенью дома с закрытыми ставнями и запертым подъездом. Стах наотмашь врезал сложенным зонтом по извивающимся щупальцам. Удар был настолько сильным, что белесый купол содрогнулся, некоторые из отростков скрючились, пострадавшая тварь отлетела в сторону. И ты получи. И ты тоже. А еще хочешь?

Другие упыри, болтавшиеся на уровне крыши трехэтажного дома, нападать не спешили. Жрать охота, а по хваталам получить неохота, лучше попытать счастья в другом месте. Не такие уж они безмозглые.

– Фонарик, – всхлипнула пожилая женщина. – Мы шли с фонариком, уронили его… Обычно свет их пугает, а сегодня совсем обнаглели, куда власти смотрят… Еще вон канализация улицу топит, а мы коммунальщикам за что деньги плотим!

Та, что помоложе, рослая и призывно накрашенная, подобрала электрический фонарь, не желающий включаться после удара об асфальт, и один на двоих старомодный зонт с бахромой.

– Я провожу, – предложил Стах. – Вам далеко?

Они жили через три переулка отсюда. Медузники сопровождали их стаей, угрожающе подергивая черно-белыми щупальцами, но атаковать остерегались. Время от времени Стах вертел над головой сложенным зонтом, со свистом рассекая воздух, это помогало держать тварей на расстоянии.

На пороге его приглашали выпить чаю, молодая игриво и многозначительно улыбалась. Он сослался на спешку, попрощался и пошел своей дорогой. У него есть Эгле. Только почему в ответ на эту мысль шевельнулось в душе не теплое чувство, а непонятная настороженная горечь?

Хуста пытался навести порядок в видавшей виды квартире с потолком в потеках, обоями, выглядевшими так, словно об эти стены яйца на яичницу разбивали, и старой мебелью, по всей видимости благополучно пережившей Темную Весну. Ставни на всех окнах наглухо задраены: Хуста балбес, но не дурак, которому жить надоело.

Наводить порядок было с чего: перед тем как уснуть, свернувшись среди газетных клочьев на облезлой подвесной полке, Шмыга вволю порезвилась и все, до чего дорвалась, расшвыряла. Ее хозяин ползал на четвереньках, собирая катушки с остатками цветных ниток, тронутые ржавчиной скрепки и кнопки, крышки от пивных бутылок и костяшки домино.

– Оставь, – понаблюдав за его возней, посоветовал Стах. – Кому оно надо?

– А я думал, твое… – недомаг с некоторым трудом поднялся на ноги, распрямился, кряхтя, и плюхнулся в обитое потертым серым штофом пружинное кресло, отозвавшееся утробным звуком. – Она любознательная, как что увидит, ей надо посмотреть, в лапках подержать, а потом не кладет на место. Не человек ведь.

– Трофана вас с ней за это на улицу выкинула?

– И за это тоже, – Хуста расплылся в обезоруживающей улыбке. – А тебе эта ведьма зачем сдалась?

– Не сама ведьма, а то, что можно у нее купить. Мне нужен истинный «свекольный зуб». Слыхал о такой штуке?

– Ценная, редкая, обладает уникальными свойствами. Не скажу какими, потому что не знаю, но для тех, кто знает, игра стоит свеч. И что за проблема, денег не хватило?

– Она вообще отказалась эту мерсмонову свеклу продавать. Согласна поменять на кесейское ожерелье, которое есть у Клаурамца с улицы Забытых Песен. Тоже маг, занимается консервацией.

– Знаю. Для себя берешь?

– Я в этом деле доверенное лицо влиятельной персоны.

– Тогда понятно. Влип ты, друг Равул. Мое мнение недорого стоит, но, по-моему, накрепко влип.

Стах сперва чуть не спросил «какой еще Равул», вовремя спохватился – это же его нынешнее конспиративное имя! – и поинтересовался:

– С чего ты взял?

Спокойным тоном, хотя на душе скребло, словно хрещатка за плинтусом. Ему ведь тоже казалось, что влип, и услышать подтверждение со стороны, пусть даже от раздолбая Хусты, радости мало.

– А ты вроде как в сказку попал. Один посылает к тому, тот к другому, другой к третьему, и каждому добудь какую-то невидаль. С доверенными лицами солидных покупателей так не поступают. Кого-то здесь держат за дурака – или твоего нанимателя, или тебя. Не обижайся, Равул, я сам дурак, на то, что я говорю, можно не обращать внимания. Мы со Шмыгой ребята простые.

– Ладно, – потрепав по загривку воющего в душе пса, смирился Стах. – Своему нанимателю я серьезно задолжал, поэтому по-любому обязан это поручение выполнить. Что скажешь о Клаурамце?

– Складская крыса. Педант, чистюля, придира, коллекционер. Они с Трофаной на ножах, и спереть у него что-нибудь раритетное она может захотеть чисто для того, чтоб ему насолить. В молодости были женаты, не сошлись характерами, а как маг, она, заметь, на порядок сильнее. Улавливаешь, какие отношения? Он для нее половую тряпку из прихожей не уступит, не то что ценное ожерелье.