Мне отмщение - Медведевич Ксения Павловна. Страница 6
Ветер, кстати, свистел и выл, рвал со смоляных наверший факелов пламя. Люди ежились, переговаривались, вскрикивали, перекликались, но не уходили. Хотя мерзли, как шакалы.
Из ночной пустыни несся переливчатый вой - не шакалий. Это знали все.
Знали жители Таифа, столпившиеся у подножия холма.
Знали присоединившиеся к ним жители Джираны. Многие увязались за налетчиками, порубавшими айяров самого сильного человека городка, - посмотреть, что сделают с пленными.
Знали ушрусанцы - те еще запаленно дышали после скачки, драки и снова скачки.
Знали пленные - хотя к ночи из всех пленных остался в живых только Джаффаль.
Остальные уже лежали у жертвенника Манат мертвыми.
Джаффаль елозил на коленях, дергая связанными локтями, читал трогательные стихи и умолял о пощаде.
Ушрусанцы устало переглядывались, народишко внизу всхлипывал, сочувственно голосил и выкрикивал ответные бейты.
Бедуина, видать, снова одолело вдохновение, и он, подвывая, продекламировал:
В ответ из толпы донеслись жалостные причитания и мольбы "пощадить достойного сына племени бану тай". Чей-то голос выкрикнул:
- О храбрец! Тебя схватили безвинно, о лев воинов пустыни! Я посвещаю тебе ответные бейты!
Муса топтался и чувствовал себя невыразимо погано: вой гончих Манат, глупые причитания трусливого бедуина и словоблудие таифцев настолько не сочетались между собой, что положение мучительно понуждало его пойти в сторону и облегчить желудок - хоть так, хоть эдак.
Более того, Муса был уверен, что ответные бейты обращены как раз к ним, ушрусанцам. Точно - толпа вскипела криками:
- О доблестный!
- Клянусь Всевышним! Пусть моя жена станет вдовой, если эти скверные, эти неверные, эти подлые огнепоклонники наложили на тебя руки справедливо!
Прекрасно. Самое время пойти блевануть - но в пустыне выли, выли псы богини, так что отлучиться Муса боялся до той самой усрачки.
Над камнем и пускающим слезы и слюни Джаффалем стоял господин нерегиль и молча, неподвижно, чего-то ждал.
И вдруг Муса почувствовал... это. Спиной. Всем хребтом. Это было очень, очень тихим. Словно бабочка порхала. А кругом гомонили, выли, стонали и причитали. Но айяр уже раз слышал это - и не мог ни с чем перепутать. А еще Муса с ужасом понял, что гончие притихли. Словно слушали, слушали то же самое, что и он.
Звяк. Звяк. Звяк.
И тихий, прозрачный голос, проникающий в слух, как таракан заползает в ухо к спящему:
Мой муж?.. Где же мой муж?.. Сколько людей, неужели тебя нет среди них, о Джундуба?..
Нерегиль медленно повернул лицо к тропинке - айяры держали ее свободной. Впрочем, желающих взлезть на страшный холм с жертвенником оказалось не так уж много.
Звяк. Звяк. Звяк.
Тарик криво, одним уголком рта улыбнулся. Истекающий потом Джаффаль поперхнулся очередным молением. И обернулся.
Лицо бедуина исказил такой всепобеждающий, смертный, останавливающий кровь в жилах ужас, что Джаффаль лишь раззявил рот и не смог выдавить ни звука.
Звяк. Звяк. Звяк.
Вдруг стало тихо.
А следом раздался жалобный, горестный вскрик - словно разбивались тысячи стеклянных сосудов:
Ты! Что ты со мной сделал? Что это у меня на груди! Больно! Больно! Больно!..
- Забирай его кровь, госпожа, - спокойно выговорил Тарик.
С железным шорохом вынул из ножен меч и коротким, почти без замаха ударом снес Джаффалю голову.
Толпа взвыла, как тысяча шакалов.
- Без суда! Он убил его без суда! Что же это делается, о правоверные!
Но Мусе было совсем не до воплей. Айяр трясся и стучал зубами, как на лютом морозе.
Стоявшее на коленях безголовое тело принялось заваливаться набок.
Из шеи плеснула кровь - и мгновенно иссякла в воздухе, словно вода, поглощенная жаром пустыни. Успевшие упасть на песок веерные капли исчезли с шорохом испаряющейся на дне казана жидкости.
Ааааааах...
Прозвучал рядом с Мусой тихий, сытый вздох.
Айяр стиснул зубы, чтоб не заорать.
Труп с сухим, деревянным стуком грянулся о землю - и развалился на части.
Страшное присутствие покойницы пощекотало Мусе спину, заставило намертво стиснуть пальцы на рукояти сабли - и развеялось.
Тарик медленно кивнул, встряхнул меч и убрал его в ножны.
А потом так же неспешно развернулся к перекрытому камнем жертвенника тоннелю и с достоинством, низко поклонился черноте.
- Твоя просьба исполнена, о Манат, - тихо сказал сумеречник.
Муса перевел дух, отпустил помертвевшие пальцы с рукояти оружия - и понял, что под холмом орут с прежней силой. А кое-кто даже лезет вверх.
Приглядевшись, ушрусанец злобно фыркнул. Конечно. Мулла и имам, кому ж еще быть.
- Как смеешь ты, кафир, казнить правоверного без суда! - имам остановился на приличном расстоянии от ушрусанского оцепления и принялся грозить сухим длинным пальцем.
Его поддержал мулла - зычным голосом, привычным к произнесению проповедей:
- Пусть лучше говорят: доблестного Джаффаля сожрали звери пустыни и он умер без погребения, чем рассказывают, что его убил неверный! И как! Ты принес в жертву правоверного! Как ты посмел, о сын греха! Ответишь за это по закону!
Толпа счастливо заверещала:
- Да! Да! Разоритель масджид! Подлый кафир! Чтоб вы все сдохли! Ты погубил правоверного ради языческого капища! Шарийа! Шарийа!..
И согласно, как огромный зверь, подалась вперед.
Ушрусанцы быстро переглядывались и кивали друг другу. Лучников - в линию. Один залп, и крикуны разбегутся по домам.
Словно уловив эти мысли, нерегиль приглашающе отмахнул ладонью шестерым айярам - те уже стояли со снаряженными луками.
Через мгновение гудящий в тепноте дождь стрел зашикал и заколотил по толпе. Часть стрел зацокала по камням - недолет, в темноте ж стреляли, навесом. Но кто-то упал, как подкошенный, а кто-то заревел от боли - ранили.
Толпа завизжала, откатилась - и обратилась в бегство.
На тропе остались лишь растерянно озирающиеся мулла с имамом.
Тарик криво улыбнулся.
И негромко, но очень внятно проговорил:
- Я очень удивлен, почтеннейшие, что с вами нет кади Таифа.
Те запереглядывались.
Нерегиль снова поднял уголок рта в улыбке:
- Ах да. Я совсем забыл. Он умер на рассвете, упав лицом в поилку для скота перед своим домом. Даже до молитвы не дошел, какая жалость...
Шамс ибн Мухаммад и Хилаль ибн Ибрахим принялись пятиться, но Тарик наклонил к плечу голову и улыбнулся широко, с видимым удовольствием:
- Куда же вы, почтеннейшие? Вы еще не рассчитались с богиней за то, что сделали!