Попытка говорить 2. Дорога человека - Нейтак Анатолий Михайлович. Страница 88

- Слова тут не помогут. Но… может быть, потом ты увидишь свою… своё творение со стороны и сам поймёшь.

- Может быть, – кивнул я. Если честно, проделанное воздействие меня утомило – не до предела, но изрядно, и в данный момент я попросту не желал ничего понимать и ни во что вникать, а желал залечь в восстановительный транс на час-другой. Или хотя бы просто выспаться.

Айнельди наградила меня проницательным взглядом и слегка ткнула особым образом сложенными пальцами в середину моего лба. Импульс чужой Силы, одновременно изощрённый до предела и простой, прокатился по мне от макушки до пят. А когда он угас, исчерпав себя, вместе с ним угасла и усталость. Та самая сенсорная перегрузка – бич менталистов и других магов, чья работа связана больше с абстракциями, чем с силами, материями и стихиями, не поддающаяся ничему, кроме времени, проведённого в отдыхе от мало-мальски сложной магии, – оказалась вполне даже излечима прямым божественным вмешательством.

- Так-то лучше, – констатировала она. – Благодарю тебя, Рин Дегларрэ.

- А, брось. Друзья не ведут счёта услугам.

Богиня вздохнула. И не требовалось ламуо, чтобы понять: именно слово "друзья" стало причиной этого, опять-таки вполне человеческого, вздоха.

- Ступай. И возвращайся с победой. Надеюсь, моё благословение поможет тебе добиться того, чего ты желаешь.

"Благословение?" Ровным счётом никакого движения Сил, кроме волны целительной Силы, я не уловил. Но мгновением позже решил, что пожелание добра не обязано сопровождаться громокипящими чудесами. Даже если добра желает самая настоящая богиня.

- Я тоже надеюсь, что смогу вернуться. Так что до встречи, Омиш, Айнельди. Я вернусь!

- До встречи, Бродяга…

Легидеон.

Уникальный мир! Ещё более причудливый, чем Зунгрен. Никому не известно точно, один ли риллу создал это тройственное место с его Днём, Сумерками и Ночью, или же Легидеон обязан своим появлением трём разным властительным. Более того: никому не ведомо имя того риллу (или тех риллу), чья воля поддерживает бытие Легидеона. Если с вотчиной Клугсатра и Клугмешд всё достаточно просто и не требуется гадать, какая суть стоит за внешней формой мира-гантели, то о сути этого тройственного мира можно лишь строить гипотезы.

Формально Легидеон – планета. А на практике это три планеты, подобные матрёшкам, занимающие в пространстве одно и то же место. При этом звезды у Легидеона нет: его День залит вечным светом, излучаемым раскалённым кольцом огня вокруг этой "планеты". Близ экватора Дня обычная жизнь невозможна, да и на полюсах Дня Легидеона, мягко говоря, жарковато (потому не стоит удивляться, что тамошние жители перевернули символику света и тьмы: лучистая яркость, что рушится сверху и убивает неосторожных, ассоциируется у них со злом, тогда как уютная темнота подземелий и каверн, хранящая от света, позволяющая выжить, – с добром).

Сумерки Легидеона напоминают по своим условиям обычные миры Лепестка – такие, как Аг-Лиакк, Тагон, Длего, Силайх… но сходство условий не равнозначно сходству сути. В неком, по меньшей мере головоломном смысле Сумерки расположены "под" Днём (и "над" Ночью), они прикрыты Днём от наиболее яростных потоков света, и вместо раскалённого кольца в небе Сумерек разлито неравномерное мягкое свечение: поярче около полюсов, побледнее у экватора. Который является более холодной областью, граничащей с мёрзлым царством Ночи – опять-таки, почти непригодной для обычных живых существ, годящейся только для духов Льда и Мороза, танцующих над беззвёздными вьюжными равнинами самой "внутренней" из трёх частей мира.

Полагаю, из приведённого описания ясно, что Сумерки соединены с Днём и Ночью: с первым – около полюсов, со второй – возле экватора. Но вот как именно они соединены – задача, для слабых умов непостижимая. Слова о глобальной магии пространства мало что объясняют, а понять выведенные магами древности формулы могут не многие. Большинству достаточно чисто практических следствий из странной структуры Легидеона. Достаточно знать, что из Сумерек в День (или в Ночь) можно пройти пешком, вдоль старых, местами рассыпающихся дорог или же напрямик, по бездорожью.

Всё это вместе с ещё кое-какими деталями я узнал, когда явился к намарситу Шехетафри: выдать полуящеру обещанный рассказ о своём походе в Сияющие Палаты и узнать координаты Ламайна. Того самого места, где жил Фартож Лахсотил – древний высший маг, которого Мифрил желал видеть мёртвым.

Или хоть услышать, что он мёртв.

Такой город мог возникнуть только на границе Сумерек и Ночи. Когда я впервые увидел Ламайн, то долго стоял на верхушке скалы, любуясь им… и одновременно тихо ужасаясь.

Погода, словно по заказу, стояла ясная и сухая. Стылые ветра, воющие нераскаянными душами, не несли в себе, как нередко бывало в этих краях, ни колкой снежной крупы, ни льдинок града. Конечно, эти ветра сами по себе могли за считанные минуты выстудить незащищённую плоть, превратив её в оледенелый памятник самой себе, а душу из тела вырвав и присоединив к своему тоскливому хору… но моя-то защита с лёгкостью могла выдержать и не такое. Потому я мог предаваться созерцанию, не думая об окружающем.

Ламайн… чем-то он походил на Ирван, но только вывернутый. Наоборотный. От ветров Ночи Легидеона город спасался в огромной скальной расщелине, развёрнутой перпендикулярно к их преобладающему направлению. Но в его Верхних Гнёздах, лепящихся к скале бугорками с тусклыми глазами окон, всё равно было холодно. Холодно. А долбить прочный скальный монолит или топить печи достаточно часто, чтобы спастись от холода – дорого. Не все обитатели Средних Гнёзд могли позволить себе расширять жизненное пространство, углубляясь в недра камня. И потому Верхние Гнёзда заслуженно считались бедняцким жильём. Ну, относительно: настоящие бедняки, живущие на грани нищеты, в Ламайне просто не выживали. Не те условия.

А что же Нижние Гнёзда?

В них тоже было неуютно, в них состоятельные горожане тоже не селились. Но по причине прямо противоположной. Ибо на дне расселины, к стенам которой лепились дома Ламайна и через которую трудолюбивые разумные перебросили сотни висячих мостов и мостков, булькало адское варево лавы: где тускло-вишнёвое, где багрово-красное, а где и раскалённое до желтизны. Никакой выверт геологии, никакой природный вулканизм тут были ни при чём: в жидком состоянии лаву поддерживало древнее заклятье одного из Основателей города, и администрация собирала с жителей Средних Гнёзд специальный "отопительный" налог. Собранные деньги передавались в качестве платы тем магам, которые соглашались на выматывающий, едва ли не каторжный труд. Древнее и мощное, но довольно примитивное заклятье пожирало "сырую" магию, словно какое-нибудь хтоническое чудище, а для коррекции регулярно возникающих в его структуре "узлов" и "лакун" наилучшим образом подходила только магия крови. Причём не чьей-нибудь, а крови самих магов: отделаться заместительными жертвами для "ремонта" таких чар было очень сложно.

Кстати, с жителей Верхних Гнёзд, спасавшихся от холода фактически своими силами, и с живущих в Нижних Гнёздах, слишком близко к источнику жара, "отопительный" налог власти не собирали. Зато с желающего получить гражданство Ламайна этот налог требовали… ровно за одиннадцать лет и сорок четыре дня. Наскрёб нужную (немаленькую) сумму – гражданин. Нет – значит, нет. Почему именно такой срок фигурировал в документах, за давностью лет не помнили даже матёрые законники. Что не мешало им держаться за традицию всеми конечностями. Об этом забавном выверте законодательства, как и о многих других моментах, связанных с этим местом, мне поведал патрульный намарсит, оказавшийся на поверку довольно-таки словоохотливым.

…Город на тонкой грани. Город меж ледяным адом и огненной преисподней.

Ламайн.

Вздохнув, я поднялся в воздух и полетел вперёд, одновременно спускаясь в расщелину. Мифрил мне сказал, что два года назад Фартож Лахсотил жил в Нижних Гнёздах. Значит, мне снова предстоит сближение с огнём. Причём в буквальном смысле.