Восхождение самозваного принца - Сальваторе Роберт Энтони. Страница 94

— Госпожа Дасслеронд потребует от меня отчета, — сказал Келерин'тул. — Что мне ей сообщить?

— Королева Джилсепони нигде и никогда не упоминает о народе тол'алфар, — ответил Роджер. — Когда я спросил ее об этом напрямую, то понял, что за все эти годы она впервые вспомнила о вас. Никто при дворе не знает о тол'алфар. Придворным и без того хватает, о чем чесать языками. Госпоже Дасслеронд нечего бояться ни самой Джилсепони, ни того, что она раскроет кому-нибудь секрет би'нелле дасада.

Если эти слова и убедили Келерин'тула, внешне он никак этого не показал.

Роджер растерянно усмехнулся.

— Неужели ты так и не понял, как тяжело приходится Джилсепони среди этих напыщенных придворных павлинов? — спросил он эльфа. — Она никогда не станет учить этих подлых вероломных глупцов ничему серьезному и уж тем более не нарушит ради них свое слово. Главнокомандующий королевской гвардией — ее заклятый враг. Если кто-нибудь и застанет Джилсепони, танцующую би'нелле дасада, то это будет последним, что он увидит перед смертельным ударом ее меча!

Келерин'тул долго и внимательно смотрел на Роджера, после чего удовлетворенно кивнул.

— А ты спрашивал ее про другое? — поинтересовался эльф.

— Да, и тоже напрямую, — ответил Роджер. — Как только Джилсепони даст ответ, я тебе его сообщу.

— Мы узнаем ее ответ раньше, чем ты, — со свойственным эльфам высокомерием заявил Келерин'тул.

И, слегка поклонившись, исчез в темноте. Дейнси подошла к Роджеру и крепко сжала его руку, чувствуя, что мужу требуется ее поддержка.

— Так она поедет с нами? — спросила она.

Вместо ответа Роджер утомленно прикрыл глаза. Ему было нестерпимо больно сознавать, что Джилсепони, лучший его друг, страдает, а он даже не знает, как ей помочь.

— Что ни день, то сражение, — проворчал Дануб, следуя за Джилсепони в их покои.

Они возвращались после горячих и напряженных споров с герцогом Каласом и парой других придворных. Разговор касался нынешнего положения в Палмарисе — по всем меркам вполне благополучного. Однако Калас настаивал, чтобы король пересмотрел основу управления городом и ратовал за отмену указа, по которому Браумин Херд был назначен епископом. Он повторял прежние свои утверждения, что нельзя сосредоточивать в одних руках обязанности настоятеля и барона. Поначалу Джилсепони не догадывалась, зачем герцогу понадобились все эти обсуждения. Потом наконец догадалась: тот просто стремился отвлечь внимание королевы от другого события — возвращения в Урсал Констанции Пемблбери.

Однако она не удержалась от того, чтобы вступить с Каласом в ожесточенный спор, хотя и понимала, что играет герцогу на руку. Тот постоянно что-то нашептывал Данубу на ухо, и вскоре все разумные доводы Джилсепони потонули в гуле голосов.

— Браумин Херд прекрасно себя проявил, — сказала Джилсепони, когда они с Данубом остались одни.

— Тебе кажется, что я сам не мог бы в этом разобраться? — буркнул король. — А ты только подливаешь масла в огонь. После твоих слов Калас готов превратить мой двор в поле битвы!

— Ты же знаешь о его неуступчивости, — заметила Джилсепони.

— Да, Калас упрям, — согласился Дануб. — Не меньше, чем ты, моя дорогая.

Эти слова, произнесенные каким-то чужим, отстраненным тоном, отбили у королевы желание продолжать разговор.

Вздохнув, она откинулась в кресле, чувствуя неимоверную усталость.

— Роджер и Дейнси пригласили меня провести зиму в Палмарисе, — немного придя в себя, сообщила мужу Джилсепони.

К ее удивлению, Дануб даже бровью не повел.

— Я обдумываю их предложение, — выжидающе добавила она.

— Возможно, это было бы самым разумным, — спокойно произнес король.

Чересчур уж спокойно. Внимательно взглянув на мужа, Джилсепони поняла: внутри у него все кипело. Слухи, насмешки, густо пересыпанные откровенной ложью, — как он, должно быть, устал от всего этого!

— Констанция Пемблбери возвращается в Урсал, — сообщил Дануб. — Вместе с Мервиком и Торренсом. Возвращается не на время, а насовсем. Здесь ее дом.

— У нее всегда было право выбирать, где ей жить, — ответила Джилсепони.

Король молча кивнул.

Она встала, подошла к мужу, взяла его за руки и посмотрела прямо в глаза.

Дануб отвел взгляд.

На следующий день Джилсепони отправилась в Палмарис. Ее отъезд не сопровождали ни фанфары, ни придворная шумиха. Не было даже полагающегося королеве сопровождения. С ней были только ее друзья — Роджер и Дейнси.

ГЛАВА 28

НА ЮГЕ НЕСПОКОЙНО

— Бехренский флот нам теперь не помеха, — уверенно заявил знаменитый пират Майша Дару.

Ростом выше шести футов, с нечесаной гривой вьющихся черных волос, окладистой бородой и синими глазами, способными, казалось, прожигать насквозь, этот головорез являл собой впечатляющее зрелище. Внушительный облик лишь подкреплял его славу жестокого и безжалостного негодяя, а глаза… в эти глаза, наверное, лучше было не заглядывать в минуты, когда он истязал свои жертвы или был охвачен приступом неуправляемого бешенства.

— Им сейчас не до нас, — злорадно усмехнувшись, продолжал Майша. — Оборона Хасинты хорошенько повытряхнет из них кишки.

Остальные бехренские пираты, набившиеся в кубрик флагмана Дару, носившего звучное название «Овай вару», что означало на их языке «Белая акула», усмехались и перешептывались. Им доставляло явное наслаждение, что для бехренских военачальников и их живого божка Чезру настали трудные времена. Пираты рассказали гостям, что на западе племена тогайру подняли мятеж, подобно песчаной буре прокатившийся и по степям Тогая, и по бехренским пустыням.

Для пиратов, которым сейчас не угрожала бехренская армия, действительно настали золотые деньки.

— Мы никогда и не считали флот бехренцев серьезным противником, — ответил Маркало Де'Уннеро, сидевший между Эйдрианом и Садьей. — С какой стати они вдруг придут на помощь Хонсе-Биру? А если они воспользуются подвернувшимся случаем и к беспорядкам в северном королевстве добавят собственные, нам это только на руку.

— Я говорю, что нам они не помеха, — пояснил свои слова Майша Дару. — Боевым кораблям Чезру ой как не до нас, зато для нас привар поспел.

Вновь послышались шепот и довольные смешки. Пираты предвкушали веселые времена, обещавшие им практически безнаказанные грабежи.

— Вот и скажи, Де'Уннеро, есть ли нам резон двигаться сейчас на север? — спросил Майша Дару.

Маркало Де'Уннеро сдержанно улыбнулся и даже утвердительно кивнул головой. Признание важным гостем разумности доводов Майши заставило синие глаза свирепого пирата вспыхнуть еще ярче. Возможно, он догадался, что Де'Уннеро приготовил ему какой-то сюрприз.

Не говоря ни слова, Де'Уннеро вытащил и положил на стол небольшой, но плотно набитый мешок. Пристально глядя на пирата, бывший монах толкнул мешок в его сторону.

Развязав тесемки, Майша Дару перевернул мешок, и на грубо оструганный деревянный стол, вспыхивая красными, зелеными и янтарно-желтыми огоньками, посыпались драгоценные камни.

Кое-кто из пиратов не смог сдержать удивленного возгласа. Кое-кто подался вперед, завороженный соблазнительным зрелищем. Лицо Майши Дару приняло сосредоточенное выражение.

— Плата за наши услуги? — деловито осведомился он.

— Плата за то, что ты позволил нам оказаться здесь, — ответил Де'Уннеро. — Я благодарен, что ты и твои парни нашли время для встречи с нами.

Эйдриан поморщился. Он обернулся к своему наставнику, считая явной глупостью столь непростительно щедро платить какому-то пирату за несколько часов отнятого у него времени. Но Де'Уннеро, как и Садья, выглядели вполне удовлетворенными.

Когда же юный рейнджер вновь перевел глаза на Майшу, он яснее понял замысел Де'Уннеро. Пират пытался разыгрывать спокойствие и даже хладнокровие, но сквозь эту неуклюжую маску проглядывало жадное предвкушение еще большей добычи.

Впрочем, могло ли быть иначе? Если за обыкновенную встречу Де'Уннеро одарил пирата целым состоянием, сколько же тогда Майша Дару и его бехренские головорезы, которых бывший монах вербовал для охраны южного побережья Лапы Богомола на случай междоусобной войны в Хонсе-Бире, получат за настоящее дело?