Песнь Первая (СИ) - Ломаченкова Наталья. Страница 19

Росчерком надломленного крыла огонёк моей сущности выскальзывает из Астрала. Последний след обрублен. Больше меня никто не найдёт. Но только я не могла ожидать, что это будет настолько больно. Темно, страшно, пусто… Прости, мама.

Хрустальный трепет лазурных цветков возвращает меня в настоящее. Поднимаю голову — я вновь одна. Лишь бледный серп луны матовым светом заливает поляну, да холодный ветер ночи голубыми волнами пробегает по лепесткам соцветий. Одиночество… Вечное неумолимое одиночество — в этом моя судьба? Но почему? За что?

Тихо шепчутся таль-ив-инэ.

Ещё раз воззвав к шороху ветвей, проскальзываю в открывшийся проём. Чернота леса смыкает надо мной свои крылья. Молча следую за нетерпеливо пляшущим в воздухе сиреневым огоньком. Через несколько бесконечных минут вылетаю к нашей стоянке.

Алтарь словно возвышается над всей землёй. В бликах и всполохах пламени ощущаю тепло привета и протянутую руку дружбы. Мы одной крови — говорят мне глаза птицы. Мы — Поющие В Единстве Гармонии.

С печальным благоговением опускаю голубой букет на невысокий пьедестал перед изваянием Феникса. Перед мысленным взором пылает непримиримым блеском сфера отторжения. Я только что отказалась от этого единства…

Отказалась — и что получила взамен? Боль и ледяной холод одиночества…

Знакомая рука касается моих волос, спутанных после неистового бега. Вздрагиваю, оборачиваюсь, готовая выслушать ещё одну порцию упрёков. Взгляд находит такие родные и ласковые глаза.

— Прости меня, — виновато произносит Ветар. — Не знаю, что на меня нашло.

Смаргиваю невольно выступившие слёзы облегчения. Хочется забыть обо всём мире и устроиться в его тёплых надёжных объятиях. Ведь теперь он — мой последний маяк, среди ревущих волн всеобъемлющего океана. Последняя звезда, лучам которой я ещё могу следовать, чей свет не даёт мне утонуть. Но я не смею.

К счастью, он сам ощущает отголосок моего робкого желания и мягко обнимает меня за плечи. Сидим, прижавшись друг к другу; отблески огня играют на складках тёмных плащей и каменных перьях изваяния.

— Расскажи мне про Феникса, — просит Ветар.

Закрываю глаза. В сознании невесть откуда возникает силует женщины. Поющей. Её трепещущие крылья изумрудно-серыми всполохами спадают со спины. Волосы цвета тёмного золота стелются по ветру. В глазах — неукротимое пламя силы, нежность и пепельный груз знания. Яртиир — Феникс. Погибшая в неравном отчаянном бою с нежитью, вырвавшейся из мира Хаоса. Погибшая, несмотря на защиту десятка Стражей, за два года до моего рождения.

— Феникс — предводитель Поющих, — медленно и нараспев начинаю я. Слова повисают в воздухе тягучими звуками. — Нет, не совсем так. Поющие защищают мир от вторжения Хаоса, перевородной силы, несущей смерть. Она отделена от всей Сальхары магическими Вратами, запертыми и скованными ещё с дня Сотворения. А Феникс является единственным ключом, чтобы отомкнуть нерушимые оковы. Лишь его кровью окроплённые Врата смогут отвориться и выпустить в мир орду нежити. Поэтому Феникс — Хранитель и Повелитель — так почитается под луной и солнцем. На его силе держится мир, а остальные — лишь помогают ему, охраняют и защищают. Даже ценой своей жизни.

Я немного помолчала, собираясь с мыслями. Ветар терпеливо ждал.

— Но всё же бывает так, что Феникс погибает. Вернее, погибает его телесная оболочка. А сущность, бессмертный дух, через некоторое время возрождается в новом Поющем. Вот почему люди говорят, что он сгорает, вновь обретая жизнь из пепла…

Небо понемногу светлело. Над древним алтарём на мгновение завис ореол сиренего-огненного тумана и тут же рассеялся, оставив потухшие факелы камней, замершую белизну колонн и статую птицы, при свете обновлённого дня будто утративших свою таинственнную магию. Я только тихо улыбнулась. Будет вновь ночь — и будет жизнь.

— Феникс… — прошептал Ветар, не сводя с меня сияющего взора. — Я не забуду. Спасибо, Альнаор.

Я мимолётно коснулась его руки, легко поднимаясь с прохладной травы и подходя к Фламелю. Конь качнул грациозной шеей, пряди шёлковой гривы заплескались в редких лучах, умудрившихся проскользнуть сквозь переплетение ветвей и листьев.

Приветственная песнь зарождающемуся дню вырвалась на волю и пронеслась по лесу неумолкающей птичьей трелью. Полуночник отозвался игривым колыханием травы, и лошади помчались, точно соревнуясь в скорости, в возникшую прямо перед ними брешь тропы. Чувство неописуемой, дикой и бесконтрольной свободы захлестнуло меня свежестью ветра, ликующий и восторженный крик прозвенел, нескончаемым эхом отражаясь от стройных стволов деревьев. И неожиданно я расхохоталась в полный голос, точно не было на свете никакого горя. Ветар догнал меня, смеясь по-мальчишески искренне и весело, и мы понеслись рядом, опьянённые этой неистовой, бурной радостью — простым и незатейливым счастьем от того, что рядом с тобой есть друг.

Лес закончился неожиданно. Всего миг назад нас окружали нагромождения деревьев — и вот лошади уже летят по знакомому тракту, оставив позади туманность Полуночника.

Не останавливая Фламеля, я повернулась к лесу, уже начавшему таять под сиренью дымчатого марева.

— Прощай, друг! — пропела я. — Пусть достойный разгадает твою тайну.

Золотые искорки, закружившись в танце, взмыли в воздух и плавно рассыпались по незаметным более ветвям. Полуночник обещал ждать. Ждать и хранить покоящуюся в его сердце святыню.

А впереди свекали под утренними лучами крыши и купола Гавани Серых ветров.

Глава 6 — Гавань Серых ветров

Улицы Гавани, превратившейся с течением неумолимого времени в огромный город-порт, были запружены людьми. Дома и бесчисленные магазины толпились по обеим сторонам нешироких, но аккуратных улочек, сверкая витринами и оглушая прохожих зазывными криками торговцев, клятвенно обещавших самые качественные и непременно эльфийские товары по самым низким ценам. Вначале я с некоторым вниманием слушала их попытки перекричать друг друга, но после того, как один тощий мужичок начал упорно всовывать мне "истинную пряность, специально взращённую на эльфийских полях", потеряла к ним интерес. Откуда посреди моря он взял поля — остаётся тайной, покрытой мраком неизвестности. Мда, если врать, так надо хоть убедительно врать.

Ветар, вежливо сквозь зубы улыбаясь торговцам, целеустремлённо прокладывал себе дорогу к собственно месту нашего назначения, то есть пристани. Она, если судить по неопределённым намёкам, располагалась прямиком за рыночным кварталом города, где мы и оказались.

Протолкавшись ещё немного и выслушав поражающее своей объёмностью количество разных «лестных» слов в свой адрес, мы с облегчением вступили в жилую часть Гавани. Среди прохожих стали попадаться и коренастые гномы, мастерски ругавшиеся на всех известных и неизвестных языках, и даже пара кентавров, увлечённо обсуждавших точность астрологического прогноза, и, разумеется, эльфы.

Вначале я просто замерла, не в силах отвести глаза от грациозной и высокой фигуры, неторопливо шагавшей (или плывшей) по мостовой. Эльф, ощутив мой восхищённый взгляд, только чуть скучающе повернулся, вздохнул с пренебрежением и плохо скрытым презрением и скользнул дальше. Из столбняка меня вывел сердитый голос Ветара, с нетерпением ожидавшего у причала.

— Корабль придёт через два дня, — лениво пояснял смотритель, искоса поглядывая на полупустую бутыль с вином, стоявшую на слегка покорёженном столе. Судя по всему, он был полон желания побыстрее спровадить нежданных визитёров, то есть нас, так невовремя заявившихся в его контору и оторвавших от обильного возлияния. Ну что же, его вполне можно понять. — Насчёт проезда можете попытаться договориться с серраном Лейаторри, что около главного дока. Надеюсь, вы понимаете, что эльфы не любят принимать в Плавающий город чужаков, так что особо не рассчитывайте на успех.

— Благодарю, серран, — вежливо поклонился Ветар, как всегда взявший на себя переговоры с представителями властей. У принца это получалось естественно и небрежно, точно так и должно было быть. Впрочем, трудно было ожидать чего-то другого от наследственного дипломата.