Птицелов - Остапенко Юлия Владимировна. Страница 26

Марвин продолжал молча смотреть на него. Он уже не напоминал общипанного воробья, как тогда в лагере, но и до самоуверенного петушка, окидывавшего презрительным взглядом ристалище Балендора, ему было ох как далеко. Взгляд серо-зелёных глаз стал твёрже, из него исчезла неистовость, но осталась решимость. Неужели правда чему-то успел научиться? Это была бы такая приятная неожиданность…

Остальные солдаты поравнялись с ними. Подходя, они стискивали вокруг Лукаса полукруг, а за спиной у него был овраг. «Проклятье, – думал Лукас, глядя в непроницаемое лицо Марвина, – неужели мне правда придётся тебя убить?» – Он вдруг понял, что не хочет этого делать – отчаянно не хочет. Было рано, слишком рано. Или… может, поздно уже? И хотел бы он знать, что кроется за этой непроницаемостью. Сомнительно, что за две недели мальчишка настолько овладел выражением своих чувств…

– Ну что, сэйр Марвин из Фостейна? – проговорил Лукас, не меняя позиции. – Настал ваш час? Здесь десяток свидетелей, столько же, сколько было в нашем лагере. Используйте свой шанс.

Марвин медленно покачал головой – и Лукас мгновенно понял, что это не было ответом на его слова, скорее, внутренним подтверждением принятого решения. Словно в эту минуту он обдумывал что-то, и тут же возражал сам себе.

Марвин выпрямился, опустил меч, предостерегающе поднял руку. Солдаты взглянули на него с удивлением.

– Оставьте этого человека, – сказал Марвин. Его голос звучал низко и хрипловато. И из глаз ушёл блеск. Этот счастливый охотничий блеск зверёныша, добравшегося до свежей крови. Как будто зверёнышу тут поживиться нечем.

Солдаты переглянулись, но спорить не стали.

– Всех добили? – не оборачиваясь, спросил Марвин.

– Вроде бы всех, мессер.

– Прочешите тут ещё всё на полмили. Кого найдёте – убить.

Солдаты разбрелись, некоторые из них оглядывались, другие – нет. Лукас снова перевёл взгляд на застывшее лицо Марвина.

– Так, значит, всё-таки маловато свидетелей? – приподняв бровь, усмехнулся он. – Ваше тщеславие меня умиляет.

– Три тысячи, – сказал Марвин.

– Простите? – вежливо переспросил Лукас, прекрасно понимая, о чём он говорит.

– Три тысячи. В… – как же трудно ему даётся это слово. – …Балендоре. Три тысячи, мессер, и не меньше, будет наблюдать, как вы заплатите… за всё.

– А вы безжалостный человек! – ужаснулся Лукас. – Всерьёз хотите, чтоб я умер от старости?! Да, жестокая месть… Ведь нынче нечасто собирают турниры, война, знаете ли. Но если передумаете и обойдётесь меньшим числом – дайте мне знать.

Он вогнал меч в ножны, развернулся к Марвину спиной, легко соскочил в овраг и заскользил по откосу вниз. Удара в спину он не опасался – как известно, сэйр Щенок из Балендора бьёт в спину лишь при условии наличия многотысячной толпы наблюдателей. Ну и когда чувствует себя побеждённым. А сейчас он думает, будто победил.

И, что самое смешное, он почти прав. Если говорить о раунде. Но в масштабе войны – это чудовищное, сокрушительное поражение Марвина из Фостейна. Глупый мальчишка решил, что не место и не время для сведения счетов. Воображает, что дал себе отсрочку. Он не ждал этой встречи – теперь Лукас в этом не сомневался – и опешил, поняв, что не может придумать достойной мести. Унижать он не умеет… хотя это тоже дело наживное. Впрочем, вполне возможно, он придумает кое-что посерьёзнее.

«Но только, – мысленно сказал ему Лукас, – нельзя отпускать врага, чтобы выиграть время для себя. Врага можно отпустить, лишь если ты сознательно хочешь дать ему фору, – впрочем, это значит, что слаб твой враг, а не ты, и тебе неинтересно сражаться с детёнышем, а не со зверем. Ты не подумал об этом, Марвин из Фостейна, и отпустил меня в тот первый и последний раз, когда и правда мог одолеть – пусть численным превосходством, но какое это имеет значение? Уж кто-кто, а я бы точно не стал являться тебе призраком в кошмарных снах и упрекать в бесчестии. Нет уж, я скорее заявлюсь к тебе живёхонек и упрекну совсем в другом… В глупости, например. Потому что ты увидел волка, попавшего в капкан, – и выпустил его, вместо того чтобы добить.

И очень скоро придётся тебе понять, какую жестокую ошибку ты совершил».

Нога Лукаса соскользнула с сорвавшейся ветки, нырнула по щиколотку в ледяной ручей. Лукас выругался и, перейдя на твёрдую почву, зашагал вдоль ручья. Пройдя полторы сотни шагов, он увидел на склоне сжавшуюся фигурку Илье. Тот узнал хозяина и засиял от счастья.

– Сэйр Лукас, вы живы!

– Куда я денусь, – вздохнул тот. – Давай выбираться отсюда. Не знаю, как тебе, а мне до смерти надоела эта война.

Глава 4.

Мир

– Сэйр Дуглас из Боллеро, преклоните колена!

И дважды – удар глашатайской трости о каменный пол, почти без паузы, так, что два звука сливались в один, протяжный и гулкий. В общей торжественной тишине парадного зала, битком набитого людьми, эти звуки, как и грудной голос глашатая, отражались особенно громко. У Марвина раскалывалась голова.

Сэйр Дуглас из Боллеро преклонил колена. Снова двойной удар трости об пол. Потом голос короля – тонкий и слабенький после всего этого громыхания:

– Сэйр Дуглас из Боллеро, за особые заслуги в борьбе с мятежниками жалуем вас земельным наделом Таннетри, что в северной доле Плеча, и замком Таннетри со всеми его людьми и угодьями.

– Жизнь за его величество! – рявкнул сэйр Дуглас из Боллеро, видимо весьма довольный наградой, дождался очередного двойного удара, встал и вернулся в толпу придворных. Пауза длилась не более нескольких секунд, потом виски Марвина снова взорвались болью от отдающегося в них монотонного звука: ба-бам! – словно молотом по голове.

– Сэйр Годвин из Хоггарда!

«Уже сэйр Годвин, – с некоторым облегчением подумал Марвин, – значит, скоро и я». Впрочем, на деле ничего обнадёживающего в этом не было: облагодетельствованные монархом вассалы всё равно оставались в зале до конца церемонии, которая длилась уже третий час и заканчиваться не собиралась. У его величества Артена Благоразумного оказалась целая прорва преданнейших вассалов, чьи подвиги просто нельзя было не оценить по достоинству, а также вассалов мятежных, которых следовало строго покарать, раздав их владения тем, кто сохранил верность королю. Марвин, впрочем, предпочёл бы, чтобы ему вручили награду безо всякой помпы, а могли и вовсе не вручать – на беса ему сдался ещё один замок, в который он, скорее всего, даже никогда не поедет. Гораздо большей милостью он счёл бы позволение удалиться восвояси и надраться хорошенько, а потом потискать какую-нибудь красотку – и спать сутки напролёт. Они вернулись из кампании только вчера и ещё толком не праздновали победу. Впрочем, что тут праздновать, когда победой это на деле вовсе не было…

Марвин прослушал, что подарили его сюзерену, но, видимо, тот рассчитывал на большее – во всяком случае, особо осчастливленным не казался. «Вот наглец, – подумал Марвин, – спасибо бы сказал, что в петле ещё не болтается за старые грехи». Впрочем, и самому Марвину следовало сказать спасибо за то же самое. К счастью, король не отличался злопамятностью. В отличие от его супруги…

Снова эти два удара кузнечным молотом по башке: бам, бам.

– Сэйр Дориан из Виллероно!

– Марвин? Ты, что ли?

Марвин обернулся на радостный полушёпот за миг до того, как крепкая рука сжала его локоть, и увидел над своим плечом приветливо улыбающуюся конопатую физиономию.

– Не признал? Я Петер! Петер из Локрида.

Теперь Марвин в самом деле его узнал. Ну да, Петер из Локрида. Они были вместе в начале войны с Мессерой, и в утро битвы на Плешивом поле этот Петер, помнится, одёргивал дурака, который лез Марвину в душу… за что Марвин пощекотал его горло своим клинком, но тогда он был слегка не в себе. Или не слегка. В любом случае Петер, кажется, не держал на него зла, и это не могло не радовать. Как и радовать, впрочем.

– А я думал, тебя убили на Плешивом, – сказал Петер, протискиваясь сквозь плотно сбитую толпу. Они стояли в задних рядах, здесь можно было говорить вполголоса, не рискуя помешать церемонии, но на них всё равно стали недовольно коситься. Оно и понятно: многие благородные мессеры ещё только ожидали вызова, а большая часть из них не знала, выкрикнет ли грудной голос глашатая их имена, и жадно ловила каждое слово. Марвину тоже стоило быть начеку, чтобы не пропустить свой выход, но сейчас он был рад отвлечься – уж больно надоело стоять среди дурно пахнущей пёстрой толпы придворных.