Наследник Атлантиды - Воронин Дмитрий Анатольевич. Страница 8

Ольга подошла к зеркалу, вздохнула.

– Спасибо…

– Одевайся. Я сейчас…

Пока Солнышко приводила себя в порядок, он спустился в подвал, небрежно бросил на стол пакет с покупками. Вечером предстоит работа, а пока и в самом деле стоит отвлечься. У Оленьки давно не было никаких развлечений, если бы не ее любовь к тишине и домашнему уюту, зачахла бы с тоски. К тому же Герман Игнатьевич – неплохой собеседник, с юмором. Правда, все время какой-то… скованный немного, будто бы вдумывается в каждое произносимое слово, словно опасаясь случайно, расслабившись, брякнуть чего лишнего. До сих пор контакты с соседом для Ярослава носили кратковременный характер – несколько фраз о погоде, о вечно растущих ценах и почему-то не успевающей за ними пенсией, о футболе, пара свежих анекдотов… Оленька, которая в отличие от Яра находилась дома почти постоянно, со скучающим пенсионером общалась гораздо больше. Ярослава это не беспокоило – Солнышко давно и прочно усвоила правила игры и чего-либо «не предусмотренного протоколом» ни в коем случае не скажет.

Ярослав бросил взгляд в зеркало, усмехнулся невесело. Холодное стекло отразило высокого мужчину, крепкого телосложения – хулиганы не цеплялись к нему никогда, звериным своим чутьем осознавая, что получат отпор, да такой, что мало не покажется. Черные, с проседью волосы – густые, жесткие, непослушные. Щеку пересекает тоненький, почти незаметный шрам. Подбородок гладко выбрит… светлые, зеленовато-голубые глаза смотрят жестко. Мужчине на вид лет сорок, не больше. По паспорту он старше… про таких говорят – «ну надо же, как молодо выглядит». А лет через десять станут говорить иначе – «хорошо сохранился».

– Яр, я готова, – раздался за спиной голос.

Он обернулся – Ольга, в мягком трикотажном костюме, в изящных модных туфлях, была очаровательна. Она и в молодости была дивно как хороша, а с годами эта красота лишь упорядочилась, созрела, стала мягче, спокойнее – и от этого только выиграла. Потом появились первые морщинки, они множились, захватывая все новые и новые участки некогда нежной бархатной кожи, но Оля не теряла очарования. А Ярослав делал все, чтобы старость подступала к Солнышку как можно медленнее. Если бы он мог дать ей больше… но в этом мире его силам были установлены незримые, но и непреодолимые пределы.

– Пойдем?

В руке она держала яркую коробку конфет, дорогих, изысканных – Ярослав всегда старался побаловать ее чем-то особенным.

– Ты изумительна…

Она чуть заметно покраснела.

Ему всегда было интересно, почему Ольга не ревнует его ко всем женщинам, которые у него были – а им ведь несть числа, и Ярослав вряд ли мог припомнить даже лица тех, с кем пересеклись его пути на одну, реже на две ночи хотя бы пару лет назад. Не потому, что эти женщины не оставили следа в его душе, просто они, каждая, были не целью, а лишь средством.

Увы, так было надо.

Может, потому Ольга и не ревновала. Может, потому они так ни разу и не были близки.

Просто ни ему, ни ей не хотелось, чтобы и Солнышко, пусть на несколько минут, превратилась из самого дорогого ему человека в средство. Средство получить силу, которой в этом мире так мало и в то же время так много. Силу, которую так сложно и одновременно так просто взять.

Инга сегодня поделилась с ним этой силой – и благодаря ей сотни людей в метро остались живы. Благодаря этой отданной силе и сама Инга проживет долгую жизнь, не омраченную неизлечимой болезнью. Это была плата – то малое, что Ярослав мог сделать для этой девушки и для множества ее предшественниц.

Кто-то, возможно, назвал бы это вампиризмом. Энергетический вампир – в последние годы это определение стало невероятно модным, в энергетическом вампиризме обвиняли всех и каждого – и склочного соседа, и стерву-жену, и тирана начальника. Многие из тех, кто с умным видом разглагольствовал об этом явлении, на самом деле были очень близки к истине.

Вечер получился так себе. Ярослав чувствовал себя не в своей тарелке – милейший Зобов вел себя не вполне адекватно ситуации, вновь и вновь давая Ярославу повод для беспокойства. Вместо того чтобы пуститься в столь любимые каждым уважающим себя пенсионером многословные рассуждения о том, куда скатилась некогда великая Россия, и что «раньше, что ни говорите, жили лучше», или же, на худой конец, поговорить о нынешнем российском спорте, который, разумеется, тоже уже не тот, старик упрямо переводил нить беседы на личности. Точнее – на личность самого Ярослава. Причем делал это довольно профессионально, настолько, что Яру стало интересно – а в самом ли деле благообразный пенсионер провел трудовые годы в стенах ничем не примечательного научно-исследовательского института с непроизносимым названием и малопонятными задачами. Хотя, возможно, зафиксировав вполне предсказуемый интерес российских спецслужб, Ярослав теперь готов был увидеть агента в каждом встречном.

И все-таки вопросы следовали один за другим, заданные то в шутку, то всерьез, то вообще непохожие на вопрос, но подталкивающие собеседника к каким-то ответным репликам, из которых можно сделать далеко идущие выводы. Даже когда разговор заходил о вещах вполне обыденных и безобидных, буквально через несколько ничего не значащих фраз Ярослав с удивлением обнаруживал, что беседа снова сворачивает к теме его персоны. Более того, вдруг осознавал, что уже успел ответить на очередной вопрос куда откровеннее, чем собирался.

Привычно – в последние полсотни лет это и в самом деле стало делом вполне обыденным – он просканировал окружающее пространство и даже удивился, не обнаружив ни одного скрытого микрофона. На какой-то момент появилось желание позаботиться о том, чтобы в памяти старика от сегодняшнего вечера остались лишь неясные, смутные обрывки воспоминаний о хорошо проведенном времени. Но по зрелом размышлении оставил все как есть – копаться в памяти человека было поступком в высшей степени неэтичным, и заниматься этим Ярослав не хотел. Да и не сказать, чтобы уж очень хорошо мог это сделать – он не целитель, не чистый волшебник, а всего лишь обычный техномаг. Его стезя – приборы и оборудование, а не живые организмы. Минимум навыков по вмешательству в состояние тела и духа он получил – но это и в самом деле лишь минимум, где-то уровень первого, максимум второго курса высшей школы искусств. Так что попытка редактирования памяти старика – вещь опасная.

И еще одно – Ярослава беспокоил сам факт подобного допроса. Если бы беседа была организована работниками спецслужб, стали бы они возлагать всю ответственность на деда, пусть и экс-сотрудника никому не нужного НИИ. Скорее, ввели бы какого-нибудь «внучка», да еще непременно нашпиговали бы дом жучками. А дед ведь работу делает грамотно… странно все это.

– Ты беспокоишься… – Это был не вопрос, утверждение. Оленька хорошо чувствовала эмоции, это был неизбежный побочный результат геронтологической магии, воздействию которой она подвергалась уже добрых пять десятков лет.

– Есть немного, – не стал спорить он. – Знаешь, я пойду поработаю. Ты ложишься?

– Если не возражаешь, посижу с тобой.

– Просто поражаюсь, как же тебе не скучно, – усмехнулся он, подставляя ей руку. Лестница, ведущая в подвал дома, где располагалась его лаборатория, была достаточно крутой.

– Ты серьезно? – удивилась она и, похоже, искренне. – Это ведь так… интересно. Помнишь тот разговор, что мы подслушивали? С этой… как ты ее назвал?

– Магически стабилизированная психоматрица личности.

На этой двери замок был, и Ярослав никогда не забывал его закрыть. В этом мире, насколько он знал, не нашлось бы специалиста, способного вскрыть техномагическую защиту двери, желающему ознакомиться с внутренним пространством лаборатории пришлось бы вышибить дверь целиком. Но и это было совсем не так просто, как казалось на первый взгляд. По хлипкой на вид конструкции пробежала едва видимая глазу волна, и дверь тихо, без скрипа, распахнулась.

– Я этого никогда не запомню. – Солнышко забралась с ногами в глубокое мягкое кресло, поставленное здесь специально для нее. – Мне кажется, слово «дух» звучит лучше. И короче.