Рожденная чародейкой - Фарланд Дэвид. Страница 36

— Наверно, если б нам было позволено выбирать, каких именно зверей спасать, — сказала Аверан, — все спасали бы крольчат.

Биннесман глубокомысленно кивнул.

— И котят.

Старый чародей крепче прижал ее к себе своей большой рукою, и на некоторое время оба умолкли. Они въезжали в мертвые земли.

Девочка подумала о Роланде, чей прах покоился теперь в Каррисе, и о том, встретит ли она там барона Полла.

Перед башней герцога Палдана собралась огромная толпа жителей Рофехавана — лорды и простолюдины в вонючих шерстяных плащах, и все они громко жаловались на что-то, во всяком случае, так казалось Фейкаалду.

Он стоял в стороне, прислонясь к каменной стене, на ярком солнце. И слушал, закрыв глаза.

Голоса накатывались на него волнами. При дюжине даров слуха и всего шести жизнестойкости весь этот шум вокруг вызывал у него болезненные ощущения — в ушах гудело, голова трещала. Даже опиум, который он выкурил до этого, не помог, только что привел его в какое-то отрешенное, несколько отсутствующее состояние.

Да во рту остался горький привкус. Морща лоб, Фейкаалд пытался разобрать отдельные голоса.

— …Тут и Король Земли не поможет, сказал я ему. Абрикосовым деревьям все двадцать лет расти… — громко говорил высокий крестьянин.

— …как же, твоего разрешения буду ждать… — прокричала женщина в гуще толпы.

— Извините. Здравствуйте. Простите. Прошу прощения, — через толпу пробиралась вежливая девушка.

— Глянь-ка, стоит в своем черном балахоне. Будь я королем, поперла бы их всех из города. И чего он о себе воображает? — сказала о Фейкаалде какая-то прачка на ухо другой, та охотно поддакнула.

Тут вдали средь холмов зазвучали фанфары, и Фейкаалд, взглянув на черный горизонт, увидел приближавшуюся королевскую свиту.

Затем вновь закрыл глаза и прислонился к стене в ожидании, словно ящерица, греющаяся на солнце.

По дороге в Каррис Габорн очень волновался. Слушая, что говорит Аверан старый чародей, он чувствовал себя как никогда слабым.

Силы Земли действительно велики. Но владеть и управлять ими может только тот, кто полностью посвятил себя служению Земле.

И хотя Габорн пытался поступать как Король Земли, таковым он себя почти не чувствовал.

В мыслях его царило смятение. Конец мира приближался. Ощущение это было сродни ломоте в костях. Ночное совещание с Умами короля, разосланные послания, выигранные мелкие битвы — все сделанное казалось ничтожно малым.

Габорн подозревал, что спасение человечества зависит от его схватки с Великой Истинной Хозяйкой.

И в голове его начал складываться безумный план.

План этот полностью зависел от Аверан. Чтобы найти Великую Хозяйку, девочка должна была поесть мозга Пролагателя Путей. Ничего другого он придумать не мог. Вильде Биннесмана тоже ело мозги опустошителей, но оно еще не умело толком разговаривать. Вопросов почти не понимало, что уж говорить об ответах на них.

Поэтому есть придется Аверан. Потом же… Габорн не отваживался думать, что он должен сделать потом.

В легкомысленные времена своей юности он мечтал играть в театре. И с этой целью старательно изучал искусство имитации в Палате Обличий Дома Разумения.

Палата Обличий, хоть и называлась «палатой», наделе мало походила на таковую, как, впрочем, и многие другие места обучения.

Так, например, Палата Ног, где обучали искусству путешествия, и вовсе представляла из себя постоялые дворы и конюшни, которые в процессе занятий должен был посетить ученик.

Существовали и более тайные палаты, ученики которых занимались в запертых или темных комнатах. Некоторые мастера очага ревниво оберегали свои знания от посторонних и потому, как мастер Вангрив из Палаты Сновидений, давали уроки в подвальных залах, подальше от любых могущих подслушать ушей.

Но Палата Обличий была открытой и находилась в месте, которое мог посетить любой, в очень красивом месте — на острове, в великолепном замке Руэ.

Замок Руэ был выстроен восемь столетий назад неким купцом, не в оборонительных целях, а ради красоты и изящества. Поэтому каменные стены его были выбелены, и на рассвете и закате, на фоне изумрудного моря, замок казался розовым. Высоко возносились его стройные башни, и буйно цвели пышные сады, орошаемые зеркальными прудами, где цвели круглый год белые водяные лилии и пели по вечерам лягушки. Над многочисленными водоемами были перекинуты изящные мостики.

Для отдыха и размышления это было замечательное место. Вечерами можно было гулять по окрестностям замка, бродить по его улочкам, покупая самые необыкновенные кушанья и лакомства: клешни голубого краба, сваренные в морской воде, копченые лебединые ножки, свинину, приправленную кориандром и тушеную с айвой, пирожки с фигами и корицей; горячий ром, приправленный маслом и мускатным орехом.

В грандиозном Большом зале замка Руэ размещался старейший, один из лучших в Мистаррии театр. И каждый, кто здесь учился, мечтал сыграть однажды главную роль в каком-нибудь из знаменитых спектаклей, например в «Этой железной клетке» Танандира или в «Истории простака» Бомбрея.

Габорн тоже в пылу юности мечтал об этом, мечтал стать великим актером.

Но Дом Разумения — это не просто красивый фасад или мощеные улицы, где пахнет лакомствами, не только пышный театр, где показывают свое искусство актеры.

Это место обучения и практики. И в замке было множество учебных залов, коридоров и укромных уголков.

Делом жизни великого актера Торрина Биласси было изучение лиц — как человек щурит глаза, когда смеется, как приоткрывает губы, вожделея. Пока он был жив, мастера делали тончайшие слепки с его лица, запечатлевая все эти выражения.