Императрица и ветер (СИ) - Чурсина Мария Александровна. Страница 19

Вода была холодной, и всё же, закатав по колено маскировочные брюки, я болтала ногами в воде. Насколько я была грязной - словами не описать - хорошо, что хоть зеркала у меня в карманах не завалялось, а руки и ноги измазала до такой степени, что маскироваться можно было и без специального костюма. Прогулка по болотам и степям длиною в двое суток не прошла даром. Полевая практика, второй курс. Через это проходят все - так нам сказала жизнерадостная преподавательница боевых искусств. Она сказала это и добавила: "А отдохнёте в гробу". Оптимизма у всех резко прибавилось.

- Как называется эта... река? - спросила я, торжественно назвав рекой протекающий мимо ручей.

- Кажется река Снов, - откликнулась Сабрина, сидящая рядом.

В воздухе витал аромат вечерних цветов и воды. Небо темнело.

- Далеко... - вздохнула я, пододвигаясь к карте. - Слушай, пока мы тут гоняли по лесам и пару раз заблудились, я подумала. А что, если бы меня не было?

- Что? - скептически откликнулась моя напарница.

- Ну что было бы? Ты бы с кем пошла выполнять это задание?

- Успокойся, Маша. Если бы тебя не было, меня бы тоже не было, - сказала Сабрина и прихлопнула на карте комара.

- А что произошло? - очнулась наконец Маша. - Ты расскажешь, почему ты ушла? Середина пятого курса... ты так и не закончила институт. Не закончила же?

- Не закончила, - согласно кивнула Сабрина и отвела глаза.

- Мда, я помню, - серые тени сами собой складывались в образы из глубин памяти. Пережитые чувства заволокло пеленой время, засыпали пески ежедневных дел, и всё же эту ночь Маша помнила великолепно.

Темнело рано, и под окнами нашей комнаты в общежитии зажёгся фонарь. Белый неоновый свет озарял всё небольшое пространство так, что читать можно было, не включая настольную лампу. Я не читала.

Я уже несколько часов сидела над книжкой по криминальной психологии и не могла понять ни слова. Мысли мои огибали угол и бежали к Сабрине. Я то и дело поднимала глаза на её расписание, приколотое кнопкой к стене, и пробегала глазами все занятия на четверг. По всему выходило, что она должна была вернуться ещё в полдень.

Я бы даже не думала волноваться, если бы моя подруга задерживалась каждый раз по дороге из института, нет. Но я знала её почти пять лет, и за это время она всегда приходила точно по расписанию. Она не одобряла увеселительных прогулок, не могла уйти куда-нибудь ни с того ни с сего. Она не могла потратить на развлечения последний вечер перед завтрашним экзаменом.

Я вздыхала, вспоминала про экзамен и снова утыкалась в книжку. Но мысли бежали по кругу. Я начинала думать о худшем и каждый раз упиралась в свой же неопровержимый довод о том, что с Сабриной подобного не могло случиться.

Я так и не легла спать в ту ночь: просидела, бездумно глядя в книгу, а потом сообразила, что пора бы и на экзамен сходить. А вслед за тем побежали одинаковые дни. Я прятала свой страх. Никто не мог хоть что-то рассказать о судьбе Сабрины. Когда я уезжала из общежития, я забрала с собой её вещи - она оставила всё, кроме катаны - и смирилась. Когда я поняла, что она забрала катану, до меня дошло, что ушла она добровольно.

- Я забрала твои вещи, - произнесла Маша вслух. Она сорвала цветок с ветки липы, нависшей над дорожкой, полюбовалась им в свете вечернего солнца. - Если они тебе нужны... я ничего не выбросила.

- Спасибо...

- Но они тебе не нужны? - догадалась она.

- Так, - Сабрина кивнула, по-прежнему глядя в сторону. С листвы лип на них капала вода.

- Ты расскажешь мне, что случилось? - Маша преследовало неприятное чувство, что она переносит часть работы за пределы Центра. Некрасиво допрашивать того, на кого ещё не завели уголовное дело.

- Маша, прости, но я не могу сейчас, - Сабрина потёрла левый висок, что означало у неё крайнюю степень замешательства - Маша знала. Ей был до боли знаком этот жест.

По парку пробежала чёрная лохматая собачка - её пожилая хозяйка стояла под лиственницей и громко звала псину, она не смогла расслышать кличку. Лиственница тоже была знакомой - она усыпала мягкими жёлтыми иголками тропинку в парке - часть дороги от института.

- Ясно, - Маша замолчала не в силах понять, какое же чувство терзает её сильнее других.

- Ты сердишься? - возможно, это было первое слово, сказанное Сабриной из-за того, что ей действительно важно было узнать это. А не из вежливости.

- Сердилась, обижалась, впадала в отчаяние... пять лет назад. Сейчас нет, правда, - Маша поймала её взгляд и улыбнулась. - Так много всего произошло. Я думаю, ты свободный человек и можешь делать всё, что хочется. В рамках закона, конечно...

- О, существенное уточнение, - произнесла Сабрина, как показалось Маше, очень осторожно. Слишком хорошо они знали друг друга, и Сабрина наверняка могла предсказать, что выдаст Маша в следующую минуту.

- А ты хотела бы услышать, что мне больно? Надоело, что меня бросают как ненужную вещь? Сначала мама, потом Алекс, потом ты? - Маша поняла, что дрожит, но её голос звучал совершенно спокойно. Она лишь ловила себя на мысли о том, как же это - говорить вслух слова, которые тысячи раз повторяла про себя ночами. - Нет. Мне не больно, мне не надоело и я...

- Зачем ты так? - произнесла Сабрина. В её голосе вдруг прозвучала такая тоска, что Маша невольно замолчала.

- Я не сказала ничего плохого.

- Ты обманываешь.

Маша опустила глаза на серый асфальт дорожки. Под её ногами оказался полусмытый дождём рисунок мелом: огромное улыбчивое солнце.

- Хорошо, - произнесла она. - Забудем. Я вдруг поняла, что снова боюсь тебя потерять. А... почему ты была в Центре? Или это тоже секрет?

- Я буду там работать, - Сабрина взяла из её рук цветок липы, внимательно посмотрела на него.

- Правда? - воодушевилась Маша. - А на какой должности?

Сабрина секунду медлила с ответом, потом кивнула сама себе.

- Боевиком.

Глава 3. Побег

Домовой нервничал. За вечер со стола слетело и со звоном кануло в Лету две тарелки и любимая белая чашка. Поднялся ветер, и ветви клёна хлестали по окнам так истерично, словно дерево тоже боялось подступающей стихии и просилось в дом.

- Тарелки давно пора менять, - вздыхала Маша, собирая с пола осколки. - А чашку жалко.

- По телевизору передавали штормовое предупреждение, - тихо сообщила Яна.

Она возникла в дверях кухни. В длинной ночной рубашке девочка походила на привидение. Сосредоточенно поковыряв обои, она добавила:

- Пахнет дымом...

- Это, наверное, с улицы, - неуверенно проговорила Маша и пошла проверять. Домовой поторопился за ней: закачался угол скатерти.

Дымом тянуло и правда снаружи. Оказалось, она забыла закрыть окно в гостиной, и теперь перламутровые шторы рвались прочь из дома. Холодный, резко пахнущий озоном ветер трепал их, что было сил. Маша потянулась за рамами, и на руки ей упали первые капли дождя.

Она захлопнула створки окна очень вовремя: над городом загрохотал гром. Как только его голос изошёл на нет, надсадно и тоскливо взвыла соседская собака. У дерева, что стояло на противоположной стороне улице, почти неслышно сломалась ветка. Чёрной тенью она спикировала точно на провода, разом потушив свет в десятке окон.

Потух и уличный фонарь - и беспокойная собака с перепугу замолчала. Маша закрыла дверь на ещё один замок - резервный - простой железный засов стоял здесь с тех самых пор, как они переехали в этот дом, и до этого ни разу не использовался.

- Зачем ты его закрыла? - эхом ещё одного громового разряда спросила Яна. Маша оглянулась на неё: девочка топталась на ступеньках лестницы, перебирая пальцами прядку волос.

- Просто так, - пожала плечами Маша.

В темноте рухнул стул. Стало слышно, как наверху голосом легенды рока надрывается её телефон.