Проклятие Шалиона - Буджолд Лоис Макмастер. Страница 114

Настроение окончательно упало. Может быть, для него уже не было места в этом новом Шалионе-Ибре. Исель, чтобы вести дела в её ставших огромными владениях, нужен более образованный, гибкий человек, а не потрёпанный жизнью и — да что скрывать! — странный бывший солдат со склонностью к поэзии. Что ещё хуже — будучи отстранённым от службы у Исель, он лишался ежедневного лицезрения Бетрис. Никто не придёт зажечь ему свечи для чтения, когда стемнеет, никто не заставит надеть тёплую немыслимую шапку, и не заметит, что ему нехорошо, и не приведёт этих ужасных врачей, и не будет молиться о его спасении, когда он путешествует далеко от дома…

Кэсерил услышал во дворе звуки, возвещавшие о возвращении Исель и Бергона с церемонии в храме. Ему следовало бы выбежать им навстречу.

«Нет. Я отдыхаю».

Он и сам почувствовал в этих словах раздражение, обиду и ослиное упрямство.

«Не будь дураком».

Но страшная усталость приковала его к креслу.

Прежде чем Кэсерилу удалось превозмочь нахлынувшую на него меланхолию, к нему в комнату ввалился Бергон, и пребывать в унынии стало просто физически невозможным.

На принце ещё были коричневые, оранжевые и жёлтые цвета генерала Священного ордена Сына и широкая, украшенная символами осени перевязь — всё это смотрелось на нём куда уместнее, чем на седом старом ди Джиронале. Если уж Бергон не в состоянии порадовать глаз бога, значит, его глаз невозможно порадовать вообще. Кэсерил встал, и Бергон порывисто обнял его, забрасывая вопросами о поездке, о здоровье, и тут же, не дожидаясь ответа, попытался рассказать ему десять разных историй одновременно, а потом рассмеялся сам над собой.

— Скоро у нас будет достаточно времени на разговоры, а сейчас я пришёл по поручению моей жены, рейны Шалиона. Только сначала скажи мне откровенно, лорд Кэс, — ты любишь Бетрис?

Кэсерил заморгал от неожиданности.

— Я… она… очень, принц.

— Отлично. То есть я знал это, но Исель настояла, чтобы я сначала спросил. А теперь ещё один вопрос — это очень важно. Ты не хочешь побриться?

— Я… что? — Рука Кэсерила потянулась к бороде. Она давно уже перестала быть колючей щетиной, как раньше. Отросла, сделалась густой и — как ему казалось — красивой, к тому же он регулярно её подравнивал. — Вы спрашиваете меня об этом с какой-то целью? Не то чтобы это было так важно… Ведь если что, и заново отрастить несложно…

— Но ведь ты не питаешь к ней болезненной привязанности или чего-нибудь в этом роде, не так ли?

— Болезненной? Нет. Просто после галер у меня долго дрожали руки, и я не брился, потому что боялся изрезаться в кровь, а брадобрей был мне не по карману. А потом привык.

— Отлично, — повторил Бергон и, выглянув за дверь, махнул рукой. — Заходите.

И в комнату вошли брадобрей и слуга с горячей водой. Брадобрей усадил Кэсерила в кресло и набросил на него простыню. Прежде чем Кэсерил успел вымолвить хоть слово, его щёки и подбородок оказались покрытыми густой мыльной пеной. Слуга держал тазик у груди жертвы, а брадобрей, мурлыча себе под нос, принялся орудовать лезвием. Кэсерил, скосив глаза к носу, наблюдал, как падают в оловянный тазик клочья мыльных серых и чёрных волос. Брадобрей несколько раз что-то недовольно пробурчал, но в конце концов удовлетворённо улыбнулся и великодушным жестом отпустил слугу.

— Ну вот, милорд, — завершающими штрихами его артистических усилий были несколько манипуляций с горячим полотенцем и обрызгивание щёк лавандовой настойкой.

Принц уронил монетку в ладонь брадобрея, после чего тот низко поклонился, попятился к выходу и исчез за дверью.

Из коридора донеслось хихиканье и громкий шёпот:

— Видишь, Исель! У него есть подбородок. Я же тебе говорила!

— Да, ты была права. И очень даже симпатичный.

С этими словами Исель вошла в комнату; она выпрямила спину, пытаясь выглядеть внушительной и как можно более царственной в своём изысканном наряде, в котором только что присутствовала на церемонии, но не выдержала и рассмеялась. Почти столь же элегантно и нарядно одетая Бетрис представляла собой одни сплошные ямочки на щеках. Глаза её сверкали, волосы были уложены в сложную причёску из множества чёрных завитушек, обрамлявших лицо и очень соблазнительно покачивавшихся на ходу. Кэсерил встал и низко поклонился. Исель прижала пальцы к губам.

— Пятеро богов, Кэсерил! Когда вас лишили этих серых зарослей, я вижу, что вы совсем не такой уж и старый!

— Совсем не старый! — строго поправила Бетрис.

Предмет их обсуждения невольно поднёс руку к непривычно голому и холодному подбородку. Никто не удосужился предложить ему зеркало, чтобы он сам увидел, что именно вызвало у женщин такой восторг.

— Всё готово, — таинственно сообщил Бергон.

Улыбающаяся Исель взяла за руку Бетрис, Бергон сжал руку Кэсерила. Рейна выпрямилась и объявила голосом, вполне уместным для торжественных речей в тронном зале:

— Моя наилюбимейшая и наивернейшая леди Бетрис ди Феррей обратилась ко мне с просьбой, которую я исполняю с величайшей радостью моего сердца. Лорд Кэсерил, поскольку в настоящее время у вас нет отца, Бергон и я, как ваши сеньоры, должны выступить от его имени. Леди Бетрис ди Феррей просила вашей руки. И поскольку нам доставляет крайнее удовольствие сознание того факта, что двое самых любимых наших слуг также любят друг друга — с нашего высочайшего благословения с этого мгновения вы обручены.

Бергон и Исель соединили руки Бетрис и Кэсерила и, радостно улыбаясь, отступили назад.

— Но… но… — от такого поворота событий Кэсерил начал заикаться, — но так же нельзя, Исель, Бергон… нельзя, это отвратительно — приносить эту девушку в жертву моим сединам, как награду! — однако руку Бетрис он не выпустил.

— От ваших седин мы только что избавились, — возразила Исель и оценивающе посмотрела на него. — Должна признаться, кардинальное улучшение.

— Кроме того, непохоже, чтобы девушка умирала от отвращения, — заметил Бергон.

Кэсерил никогда ещё не видел, чтобы ямочки на щеках Бетрис были так глубоки; её глаза счастливо блестели, полуприкрытые в притворной застенчивости густыми чёрными ресницами.

— Но… но…

— И вообще, — продолжала Исель, — это не её я приношу вам в жертву в награду за вашу верность. Я награждаю её вами за её верность. Вот так.

— О… О, хорошо, тогда другое дело… — Кэсерил прикрыл глаза, пытаясь прийти в себя и собраться с мыслями. — Но… ведь есть лучшие кандидатуры, более высокие лорды… богаче, моложе, красивее… достойнее…

— Да, но она просила себе не их, она просила вас. Какой странный вкус, не правда ли? — Глаза Бергона сияли.

— В Шалионе нет более достойного лорда, чем вы, — почти неслышно произнесла Бетрис и сильнее сжала его руку.

— Подождите. — Кэсерилу казалось, что он всё быстрее и быстрее скользит вниз по снежному склону. По тёплому, мягкому снегу. — Но у меня нет земли, нет денег. Как я буду содержать жену?

— Я собираюсь сделать должность канцлера оплачиваемой, — сказала Исель.

— Как Лис у себя в Ибре? Очень мудро, рейна; верность вашего первого слуги будет принадлежать вам, а не разрывать его на части между короной и семьёй, как в случае ди Джиронала. Кстати, кого вы собираетесь назначить на его место? У меня есть кое-какие идеи…

— Кэсерил! — Он услышал в её голосе знакомое негодование. — Конечно же, вас! Кого ещё я могу назначить, по вашему мнению? Тут и говорить не о чем! Это место должно быть вашим!

Кэсерил тяжело плюхнулся обратно в кресло, всё так же крепко держа руку Бетрис в своей.

— Прямо сейчас? — слабым голосом пробормотал он.

Исель взмахнула рукой.

— Нет, конечно, что вы! Сегодня вечером мы будем праздновать. Завтра.

— Если ты будешь в силах к тому моменту, — поспешно добавил Бергон.

— Это ответственнейший пост!

Желая всего лишь кусок хлеба, оказаться приглашённым на пир… Кэсерил решил, что из тех, кто опекал бы его, и тех, кто без задней мысли безжалостно принёс бы в жертву своим целям его спокойствие, он однозначно предпочёл бы последних.