Проклятие Шалиона - Буджолд Лоис Макмастер. Страница 50

Она медленно произнесла:

— Хорошая история. Всё вроде бы сходится.

— Ну, так чего же ещё?

— Но, Кэс, люди решат, что вы — странный.

— Что же, добавим это в коллекцию сплетен. Будет соседствовать с той, где рассказывается, как я насилую девушек. Наверное, для достижения необходимого равновесия мне потребуется приписать ещё одно извращение — к примеру, попытки использования смертельной магии. Это приведёт к равновесию на виселице.

Бетрис нахмурилась и выпрямилась.

— Ладно. Я не буду давить на вас. Однако мне интересно, — она обхватила себя руками, — если двое — теоретически — одновременно пытаются прибегнуть к смертельной магии против одного человека, могут ли они оба достигнуть цели и остаться… полуживыми?

Кэсерил пригляделся к девушке — нет, она не выглядела больной — и покачал головой.

— Не думаю. Принимая во внимание, что люди давно и разными способами пытаются использовать смертельную магию, таковое, будь оно возможным, уже наверняка имело бы место в прошлом. Бастардов демон смерти всегда изображается на храмовых фресках с коромыслом на плечах, на котором висят два одинаковых ведра — одно для души убийцы, другое для души жертвы. — Тут на ум ему пришли слова Умегата: «Я вообще уверен, что только так и бывает». — Не думаю, что демон или сам Бастард может делать выбор.

Бетрис прищурилась.

— Вы сказали, что если не вернётесь к утру, мы не должны беспокоиться и искать вас. Вы сказали, что с вами всё будет в порядке. А ещё вы сказали, что если тела своевременно не сжечь, то ими могут завладеть призраки.

Кэсерил почувствовал себя неуютно и заёрзал в подушках.

— Ну, я просто пытался предусмотреть кое-что — в некотором роде.

— Предусмотреть что именно? Вы собирались уйти, не оставив тем, кто беспокоится о вас, никаких сведений о том, где вас искать и какому богу за вас молиться.

Он откашлялся.

— Вороны Фонсы. Я забрался прошлой ночью в башню, чтобы… э-э… помолиться. Если бы всё пошло… э-э… несколько иначе, то они позаботились бы о моём теле, как их собратья заботятся о трупах павших на поле брани или затерявшихся в горах овец.

— Кэсерил! — возмущённо закричала Бетрис, но потом снова понизила голос до шёпота. — Кэс, это… это… вы имеете в виду, что полезли туда в одиночку, чтобы умереть в отчаянии, оставив своё тело на растерзание этим… Это ужасно!

Он вздрогнул, увидев слёзы, навернувшиеся на её глаза.

— Ну-ну. Всё не так плохо. Вполне по-солдатски, полагаю. — Он поднял руку, чтобы утешить её, но затем заколебался и не решился дотронуться до неё.

Руки Бетрис стиснули складки платья.

— Если вы ещё хоть раз сотворите что-либо подобное, не сказав мне ни слова, я… я… залеплю вам пощёчину, глупец вы этакий! — Она зажмурилась, пытаясь сдержать слёзы, затем потёрла лицо ладонями и села, выпрямив спину. Голос её вновь обрёл обычное спокойное звучание. — Церемония прощания начнётся за час до заката, в храме. Вы думаете пойти или собираетесь остаться в постели?

— Если вообще буду в состоянии ходить — я обязательно пойду. Я должен там быть. Каждый враг Дондо будет там только для того, чтобы доказать, что не он повинен в его смерти.

Ритуал прощания с Дондо ди Джироналом привлёк не в пример больше внимания, чем похороны бедного одинокого ди Санды. Сам рей Орико в траурных одеяниях возглавил прибывших из Зангра дворян. Рейну Сару доставили в носилках. Её лицо было непроницаемо, словно выточено изо льда, а одежда была вызывающе яркой, усыпанной украшениями. Остальные пытались не замечать подобного проявления радости.

Кэсерил украдкой смотрел на неё, привлечённый не этим неуместным нарядом, а другой её одеждой — такой же тёмной аурой, как у Орико. Вокруг Тейдеса он видел такую же — она следовала за ним по мощёным улицам города. Чем бы ни являлось это призрачное облако, оно присутствовало вокруг каждого члена царственной семьи. Кэсерилу стало интересно, что бы он увидел, если бы мог взглянуть сейчас на вдовствующую рейну Исту.

Настоятель храма Святого Семейства Кардегосса в пятицветном облачении начал церемонию на заполненном людьми дворе храма. Процессия из дворца Джироналов установила гроб с телом в нескольких шагах от Очага Богов — круглой каменной платформы, защищаемой от дождя медным куполом, опиравшимся на пять тонких колонн. Сероватый, не дающий тени свет угасающего дня уже собирался смениться сумерками туманного вечера.

Застывшее тело Дондо было обложено цветами и травами для привлечения удачи и защиты — слишком поздно, подумал Кэсерил — и облачено в сине-белые генеральские одежды священного ордена Дочери. На груди лежал меч без ножен, руки сжимали рукоять. Тело не выглядело раздувшимся или изменившим форму — ди Ринал прошептал, что его, верно, плотно обмотали льняными бинтами перед тем, как одеть. Лицо Дондо было значительно более распухшим, чем у одного из его приятелей, виденных Кэсерилом сегодня поутру. Тело придётся сжечь вместе со всеми кольцами, надетыми на толстые, как сардельки, пальцы; снять их под силу только разве мяснику с разделочным ножом.

Кэсерил сумел дойти из Зангра до храма, не спотыкаясь и не шатаясь от слабости, но живот у него снова скрутило и раздуло; пояс давил, мешая дышать.

Кэсерил шёл позади Бетрис и Нан. Исель пришлось идти между канцлером и реем Орико во главе процессии; к этому её обязывала краткая помолвка с Дондо. Её аура всё ещё сияла и вспыхивала перед внутренним зрением Кэсерила. Лицо Исель было строгим и бледным. Вид тела Дондо помогал ей удержаться от проявления радости.

Двое придворных выступили вперёд, дабы произнести над покойным слова прощания. Кэсерилу не хотелось слышать эти столь далёкие от истины речи. Канцлер ди Джиронал говорил мало, по его лицу было трудно понять — от горя или от ярости. Он пообещал награду в тысячу реалов тому, кто поможет найти убийцу его брата. На алтарь храма также лёг увесистый кошелёк, словно при помощи этих денег, а также молитв многочисленных священников, служителей, настоятелей и дедикатов Кардегосса покойный мог обрести святость. Внимание Кэсерила привлекла одна из жриц хора — невысокая женщина среднего возраста в зелёных одеждах Матери. Она светилась, словно свеча, прикрытая зелёным стеклом. Один раз она мельком посмотрела на Кэсерила, затем снова перевела взгляд на дирижировавшего священника.

Кэсерил наклонился к Нан и прошептал:

— Вы не знаете, кто эта женщина из служителей Матери — вон там, в конце второго ряда?

Нан ди Врит шёпотом отвечала:

— Одна из акушерок Матери. Говорят, очень хорошая.

— А-а.

Когда выпустили священных животных, толпа замерла. Было не совсем ясно, кто из богов заберёт себе душу Дондо ди Джиронала. Генералами Дочери был и отец, и дед Дондо, да и сам он умер, находясь у неё на службе. В юности Дондо служил в ордене Сына офицером. У него были внебрачные дети, но были и две дочери от его покойной первой жены, оставленные на попечение приюта. И — хотя никто не говорил подобное вслух — если его душу унёс демон Бастарда, она по праву принадлежала и этому богу. Служительница Дочери выступила вперёд и по знаку настоятеля храма Святого Семейства Менденаля отпустила голубую сойку. Птица уселась обратно на рукав, вцепившись коготками в ткань. Служительница вопросительно посмотрела на Менденаля и, повинуясь его нахмуренным бровям и кивку в сторону гроба, попыталась, хотя и без особого желания, ещё раз отправить птицу в полёт. Но птица явно не собиралась никуда лететь. Тогда, под взглядом старшего настоятеля, она взяла сойку в руки и посадила прямо на грудь Дондо. Но как только служительница убрала руки, сойка подняла хвост, уронила на покойника кучку помёта и с пронзительным криком полетела ввысь. Трое мужчин рядом с Кэсерилом начали перешёптываться, но от смеха их удерживал грозный вид канцлера. Глаза Исель полыхали серо-голубым огнём, она вынуждена была опустить их долу; аура её возбуждённо переливалась.

Служительница, отступив назад и гордо вздёрнув подбородок, следила за парившей в вышине сойкой.