Проклятие Шалиона - Буджолд Лоис Макмастер. Страница 69

«Леди, направь их к мудрости».

Палли поклонился и сказал:

— Милорды, это кастиллар ди Кэсерил, который был моим командиром и комендантом крепости во время осады Готоргета. Он пришёл свидетельствовать перед вами.

Палли занял пустовавший стул, а Кэсерил остался стоять. Другой лорд-дедикат привёл его к присяге: говорить только правду во имя богини. Кэсерил особо рьяно и искренне повторил: «И пусть её руки держат меня и не отпускают».

Ди Джеррин начал задавать вопросы. Он был очень проницателен и, без сомнения, хорошо информирован Палли, так как ему удалось извлечь из Кэсерила весь рассказ о том, что с ним произошло после Готоргета, за считанные минуты. Кэсерил не вдавался в описания особо ярких подробностей. Впрочем, некоторым из присутствовавших они были и не нужны — по сжатым губам стало ясно, как много из недосказанного они поняли сами. Безусловно, кое-кто захотел услышать, с чего началась его вражда с лордом Дондо, и Кэсерилу пришлось неохотно поведать, как он едва не остался без головы в палатке принца Олуса. Считалось невежливым плохо отзываться о покойниках, ведь — теоретически — они не могли защитить своё имя от нападок. В случае с Дондо Кэсерил не был так уверен. В итоге он рассказал всё как можно более сжато и сухо. Несмотря на свою краткость, в течение всего рассказа он упирался ладонями в стол, чувствуя опасное головокружение.

Затем последовали короткие дебаты по поводу поиска свидетелей, что раньше казалось Кэсерилу невозможным. Ди Джеррин, похоже, думал иначе. Но ведь Кэсерил никогда не задумывался о возможности получить показания у выживших рокнарцев или у сестёр ордена Дочери в приграничных рокнарских миссиях.

— Но, милорды, — вставил Кэсерил в одной из коротких пауз в потоке предложений и возражений, — даже если мои слова подтвердились бы двенадцать раз самыми разными свидетелями, мой случай — это пустяки. Совсем не то, с чем стоит выходить против высокопоставленного человека. Это же не предательство лорда ди Льютеса.

— Как раз это не было окончательно доказано, даже до сих пор, — строго проговорил ди Джеррин тихим голосом.

— А что же тогда не пустяки? — вклинился Палли. — Я считаю, боги принимают во внимание не высокое положение, а деяния человека. Мне кажется, что подобное разрушение человеческой жизни — мимоходом, не задумываясь — просто отвратительно.

Кэсерил ещё тяжелее опёрся о стол, молясь лишь о том, чтобы не упасть в обморок и не «разрушиться» в качестве красочной иллюстрации к этой драматической фразе. Палли настаивал, чтобы его голос был выслушан на совете — что ж, хорошо, но пусть голос его будет голосом осторожности и благоразумия.

— Выбор нового священного генерала, — сказал он, — целиком подпадает под ваши полномочия, лорды. Орико может даже сразу согласиться с вашим предложением, если вы не станете усложнять его задачу. Угрозы же канцлеру Шалиона и священному генералу ордена Сына уже не в вашей компетенции, и я уверен, что вам никогда не убедить Орико встать на вашу сторону. Я рекомендую вам воздержаться от подобного шага.

— Всё или ничего! — выкрикнул кто-то.

— Мы никогда не допустим второго Дондо… — начал другой.

Ди Джеррин поднял руку, призывая к спокойствию.

— Благодарю вас, лорд Кэсерил, и за ваше свидетельство, и за ваше мнение. — Его слова призывали коллег заметить разницу между первым и вторым. — Мы должны закончить собрание в закрытом составе.

Его отпускали. Палли отодвинул стул и поднялся на ноги. Выйдя из коридора вместе с ди Гьюра и пройдя под воротами дома Дочери, Кэсерил обнаружил, что его эскорт так и следует за ним по улицам Кардегосса, и удивился.

— Разве вы не должны вернуться на совет? — спросил он, когда они свернули с площади на улицу.

— Ди Джеррин расскажет мне обо всём, когда я вернусь, — ответил Палли. — Я хочу доставить тебя к воротам Зангра в целости и сохранности. Я не забыл твой рассказ о бедняге ди Санде.

Кэсерил оглянулся на двух молодых офицеров. Ох. Так вооружённая охрана была не для Палли, а для него. Он решил не обсуждать этот вопрос и поинтересовался:

— А кто самый вероятный кандидат для представления Орико? Ди Джеррин?

— Я выберу его, — ответил Палли.

— Он, похоже, пользуется уважением в вашем совете. У него есть в этом свой интерес?

— Может быть. Но в случае назначения его генералом он собирается передать должность провинкара своему старшему сыну, чтобы полностью посвятить себя ордену.

— О! Это как раз то, что должен был сделать Мартоу ди Джиронал по отношению к ордену Сына.

— Точно. Слишком много постов, и как можно служить хоть на одном из них с полной отдачей?

Они взобрались на холм, петляя по выложенным булыжником мостовым города. Узкие улочки с торговыми рядами сменились просторными богатыми кварталами. Кэсерил снова вспомнил о ди Джиронале, проходя мимо его дворца. Если проклятие искажает и извращает добродетель, что именно оно исказило в Мартоу ди Джиронале? Может быть, любовь к семье, которая переросла в преследование всех, кто к ней не относится? Его доверие к брату Дондо наверняка не раз обращалось в слабость и приводило к поражению. Возможно.

— Ну… надеюсь, разум восторжествует.

Палли сморщился.

— Двор сделал из тебя дипломата, Кэс.

Кэсерил слабо улыбнулся в ответ.

— Я не могу даже сказать, что сделал из меня двор… Ой! — Он метнулся в сторону, когда один из воронов Фонсы вдруг сорвался с крыши и с отчаянным криком камнем бросился вниз, к нему. Птица уселась на мостовую возле его ног, каркая и хлопая крыльями. За ней последовали ещё две. Один ворон уселся на отведённую в сторону руку Кэсерила и, крепко вцепившись в рукав когтями, кричал и раскачивался из стороны в сторону. В воздухе закружилось несколько чёрных перьев.

— Проклятые птицы! — Кэсерил уже начал думать, что вороны потеряли к нему интерес, но вот вам, пожалуйста, они снова здесь со всем своим восторженным энтузиазмом!

Палли, со смехом отскочивший назад, посмотрел наверх.

— Пятеро богов, их что-то встревожило. Над Зангром вьётся целая стая. Смотри, они кружат над замком!

Ферда ди Гьюра приставил ладонь ко лбу и посмотрел туда, куда указал Палли. Там носились вихрем тёмные пятнышки, словно туча чёрных листьев, поднятая ветром. Его брат Фойкс зажал руками уши — вороны продолжали громко каркать у ног — и повысил голос:

— Вот это шум!

Это не священный транс у птиц, понял Кэсерил, они в панике. Сердце заледенело в груди.

— Что-то не так. Скорее!

Для бега в гору у него практически не было сил. И когда они добрались до конюшен, он прижимал руку к разрывавшемуся от боли животу. Над головой его кружились птицы. Сквозь неумолчное безумное карканье воронов едва слышались человеческие крики.

Грум из зверинца, шатаясь, кружил по двору возле входа, плача и крича; по лицу его текла кровь. Двое гвардейцев Тейдеса в баосийской форме стояли около двери зверинца с мечами наголо, удерживая трёх гвардейцев Зангра, которые нерешительно топтались перед ними, также обнажив клинки, но не отваживаясь вступить в схватку. Вороны выказывали отвагу, граничившую с отчаянием. Они неуклюже пытались царапать и бить клювами баосийцев. Баосийцы, отбиваясь, проклинали их. Две кучки чёрных перьев лежали на камнях — одна неподвижная, другая ещё вздрагивала.

Кэсерил бросился к дверям, рыча:

— Что тут, во имя Бастарда, происходит?! Как вы осмелились поднять руку на священных птиц?

Один из гвардейцев направил на него меч.

— Назад, лорд Кэсерил! Вам нельзя входить! У нас приказ принца!

Губы Кэсерила побелели от ярости, он оттолкнул меч замотанной в плащ рукой и вырвал его у баосийца.

— Отдай сюда, дурак! — Он бросил меч на камни возле гвардейцев Зангра и Палли, побледневшего от ужаса при виде того, как его безоружный друг бросился на клинок. Меч с лязгом упал, и Фойкс наступил на него ногой и прижал своим внушительным весом, хмуро оглядываясь по сторонам. Кэсерил повернулся ко второму баосийцу, опустившему меч. Тот, пятясь, быстро прокричал: