Кот, который умел искать мины (Оборотень в погонах) - Уланов Андрей Андреевич. Страница 13

Белые вершины оставались справа по борту. Мы летели уже второй час, и впереди раскинулось плоскогорье Талим-Шах. И трое!.. трое не вернулись из этого рейда, и мы даже не смогли вытащить их тела – нас зажала оркская банда, пришлось менять позицию, вызвали «прикрышку», а после драконов там не осталось ничего, даже пепла – только спекшийся камень...

Девушка пела... а я сидел и смотрел на нее... сквозь нее... туда, где за пределами светового круга стояли призрачные тени в окровавленном камуфляже. Не было видно только лиц, но мне и не нужно было их видеть – я помнил их. Всех их.

Мы подъехали к броду вечером, но темнеть еще не начинало. А до кишлака на том берегу было версты три. Мы даже не успели толком расположиться – воздух наполнился свистом и мины рванули чуть впереди – первый залп лег недолетом. Несколько воткнулось в песок почти рядом с нами, и все здорово струхнули, но они так и не взорвались – китайское барахло, в них взрывчатки не было, потому и улетели дальше остальных. Майор приказал сворачиваться – кто бы там ни был, в этом кишлаке, нас они рядом терпеть не желали.

Под моими пальцами что-то жалобно треснуло. Я механически переломил полированную планку пополам... потом еще раз. Потом до меня наконец дошло, что я делаю, и я быстро запихал получившиеся щепки под скатерть.

По-моему, хлопал еще кто-то, кроме меня. Не помню.

Ноги, казалось, сами вынесли меня наружу. К счастью, на этот раз извозчика ловить не пришлось – украшенный черно-белыми шашечками ковер парил поодаль и мгновенно среагировал на призывный свист.

– Гони! – потребовал я, плюхаясь на подушки.

Пилоту, похоже, подобные закидоны пассажиров были не впервой. Он спокойно набрал высоту и лишь саженях в ста от земли, не оборачиваясь, осведомился:

– Прямо?!

– К цветочному гони! – заорал я так, что, наверное, расслышали прохожие внизу, и, чуть отрезвев, добавил: – Ближайшему.

Больше всего я опасался, что торговцы уже разбрелись. Время-то уже не так чтобы позднее, но, по нонешним меркам, достаточно тревожное.

Слава богу! Под деревянными навесами еще переминалось с лапы на лапу достаточно зеленых и пупырчатых лиц орочьей национальности, и, пролетая над ними на бреющем, я разглядел искомый мною... предмет.

– Вон к тому!

Не дожидаясь, пока ковер опустится, я перегнулся через борт и, ткнув в нужное ведро, крикнул:

– Сколько?

– Э-э, дарагой. – Орк ожесточенно зачесал затылок. – А сколько надо, а?

Вся его тяжкая мыслительная работа была выписана у него на морде огненными буквами – день почти что закончился, цветы не проданы, но клиент на прокатном ковре, по всему видать, торопится – заломить покруче, потом сбросить и попытаться втюрить максимум цветов.

– Все!

– Ы?

– Все забираю, морда зеленая, понял, да?!

– Весь ведро?! – уточнил орк. – Это будет... э-э... будет...

Не дожидаясь, пока он продерется сквозь трясину арифметических подсчетов, я рванул кошелек, сыпанул несколько талеров прямо на ковер – пилот сгреб их в тот же миг, хоть и сидел все время спиной, – швырнул кошелек прямо под сапоги торговца и сгреб всю охапку – колючих, черт! – безупречно алых роз на ковер.

– Гони!

– Прямо?

– Обратно гони!

Пожалуй, дверь в служебные помещения я пнул излишне сильно. Не стоит так обращаться с имуществом, тем более чужим. Ладно, хоть не вышиб напрочь.

Но все равно я решил исправить свою ошибку и дверь в гримерку пинать не стал. И стучать тоже.

– Кто... Ой!

Несколько секунд мы с девицей Мариной ошеломленно смотрели друг на друга. Точнее, я смотрел на изящную, кружевную, прозрачную, да ко всему же изрядно задравшуюся сорочку, а госпожа Валевич глядела на охапку роз, из-за которых выглядывали... пожалуй, что только мокасины «Ред Бул».

А потом руки у меня словно сами по себе разжались, и цветы начали медленно-медленно падать на пол. Один, два, дюжина – бух – и на полу гримерки образовалась алая копна.

– Это... мне?

Я сглотнул и попытался хотя бы кивнуть, но сумел всего лишь моргнуть, зато довольно явственно.

– Ой! – Девица прижала кулачки к подбородку.

Какая же у нее ослепительно милая улыбка – подумал я и сообразил, что стою, все еще растопырив руки. А еще я сообразил, что вот уже полминуты бесстыдно пялюсь на... на... и начал медленно подстраиваться под цвет пола.

ИНТЕРЛЮДИЯ

Валентин Зорин

Люблю бетон! Так по нему красться хорошо – не передать! Просто чудо, как хорошо. Тихо ступаешь, не скрипит ничего, и домовые бетона не любят. Сквозь доску домовому просочиться – как раз плюнуть, а вот через железобетон – ни-ни. Значит, соглядатаев этого рода можно не опасаться. А на прочих – вон, гапон наш стоит с крестом наготове.

И ничего бы им, сволочам, не было, если бы не зарывались, вот что характерно! Жадность людей губит, недаром причислена она к смертным грехам. Наши орденцы, правда, так дело повернули, что за смертные грехи как раз по смерти и судят. Но это уже теология.

А так – ну смотрите сами. Повадилась одна банда московскими квартирами торговать. По бумагам, само собой, продавала их не банда, а фирма, но кто же на бумаги смотрит? Орки орками... то есть урки урками. Скупают у стариков квартиры, наводят косметику, потом перепродают. А старушки куда-то все деваются. Уезжают, наверное, к внучкам на кудыкину гору.

Мы все гадали, какими утюгами они старушек пытают. Даже договоры проверяли – нет, подписано по доброй воле! Никому и в голову не приходило, как на самом деле у них все устроено. И не пришло бы, когда б наших фраеров жадность не заела.

Никто старушек не пытал. Убивали их сразу. Смертельная доза миндальной кислоты в чай – и каюк бабушке. А наготове стоял некромант, который этих бабушек быстренько поднимал на ноги. Зомбабушка подписывала все, что ей подсовывали, после чего ее упокаивали – уже навеки. Зомби, конечно, и так никому и ничего не расскажет, ежели его правильно заколдовать, но для надежности... Тем более что тела зомби разлагаются очень быстро, а от изначальной ауры остается на костях шиш да ни шиша.

Так бы и уменьшалось поголовье московских пенсионерок стремительными темпами, ежели бы этим уркам не захотелось огрести двойной гонорар. В самом деле – бабка почти совсем свежая, а они – на помойку. Непорядок. И решили они этих бабок приспособить к делу. Начали с малого – записали в нищенки. Замотали в тряпье, измусолили во всякой дряни – поди разбери, чем там от бабки несет, грязью или тухлятинкой? А потом аппетит пришел во время еды. И начали эти зомбированные бабки осаждать конторы по всей Москве. То в одну аферу влезут, то в другую. Обнаглели их хозяева вконец. Но и это бы им сошло с рук.

А погорели смешно. Мало им было прикарманивать старушечьи пенсии (которые покойницы получали регулярно). Они одну старушку послали выправлять себе повышенное довольствие за счет города. Как ветеранше Великой Отечественной войны. А та в коридоре столкнулась со знакомой.

Видит знакомая – что-то не так. И устроила настоящий цирк – со служебным крестом, с воплями «не подходи, порешу!», одним словом, раскусили зомбабушку.

Так что теперь крадемся мы по бетонной лестнице. Мы – это я, Колька Девельков и отец Иннокентий. Будь это обычные бандиты, хватило бы нас с Колькой, благо дом уже оцеплен. А раз с ними некромант, пришлось брать гапона. Генерального, значит, архипастыря особого назначения.

Дверь, как и следует ожидать, заперта. Колька дергает шнурочек на косяке, и за дверью начинает симпатически бренчать колоколец.

– Ихто тама? – доносится визгливый старушечий голосок.