Узкие улочки жизни - Иванова Вероника Евгеньевна. Страница 18

Я не собирался становиться гражданином нарочно, так уж получилось: отец задерживался в Ройменбурге по делам службы, а мне не захотелось уезжать на учебу в Англию, потому что… У меня в городе были друзья. Или мне лишь казалось, что были, неважно. Каприз судьбы сделал свое коварное дело, и Джек Стоун неожиданно для самого себя стал гражданином вольного города, после чего мысли об отъезде уже не возникало.

Вполне возможно, в процедуру присвоения гражданства вмешалась самая настоящая магия, черная или белая, но когда хрусткий пергаментный свиток, перевязанный темно-лиловой шелковой лентой, лег в мои ладони, я отчетливо понял: мы с городом соединены навсегда. С тех пор вот уже больше дюжины лет, изредка покидая Ройменбург для совершения деловых поездок или чтобы навестить родителей, я начинаю тосковать, едва последние ивовые рощи предместий скрываются из виду. Тоска – не лучшая спутница в путешествиях, но она тоже часть контракта, заключенного с городом. Неотъемлемая, болезненная, зато позволяющая еще дороже ценить то, чем владеешь.

– Сколько времени вы знакомы с фройляйн Нейман?

– Вторые сутки.

Инспектор недоверчиво дернул бровью, но вслух высказывать своих сомнений не стал, продолжив допрос на прежней бесстрастной ноте:

– Какие отношения вас связывали?

– Исключительно деловые.

Он откинулся на спинку стула и примерно с минуту изучал меня хитрым взглядом, а я прилагал все возможные усилия, чтобы не читать мысли, роящиеся в голове полицейского.

– Тогда как вы объясните вчерашнее происшествие в ресторане?

– Происшествие?

Прикидываться удивленным не могу, да и не считаю необходимым. Во-первых, все равно правдоподобно не получится. Во-вторых, я прекрасно знаю, о чем идет речь, но только со своей стороны. Вполне возможно, выяснились новые подробности или обстоятельства, а мне хоть и не положено участвовать в расследовании, но любопытство – мучительнейшая штука в мире.

– Вчера, примерно между половиной второго и двумя часами дня, вы обедали в «Кофейной роще», не так ли?

– Совершенно верно.

– И конечно же вы совершенно случайно выбрали именно этот ресторан?

– Нет, не случайно.

Взгляд инспектора начал наполняться торжеством.

– Позволю предположить, что ваш визит сюда был связан с фройляйн Нейман. Что скажете? Мои предположения верны?

– Да.

– Но вы были не один, как, впрочем, и покойная.

– Разве предосудительно обедать в компании с друзьями?

– Разумеется, нет! Хотя вернее было бы сказать, с подругами. То есть с одной подругой.

Понятно, имеется в виду Ева, произведшая своей истерикой неизгладимое впечатление на обслуживающий персонал и посетителей «Рощи». Но к чему клонит инспектор?

– С женщинами следует быть осторожнее.

– Осторожнее?

– Ну, скажем, не сводить вместе невесту и любовницу.

Ставлю локти на стол и подпираю подбородок сплетенными в замок пальцами.

– Невесту?

– Если свидетельства о заключении брака между вами и какой-либо женщиной нет, стало быть… Мне продолжать, или вы сами что-нибудь скажете?

– Продолжайте, продолжайте.

Он слегка смутился от столь щедрого предложения и поощрения дальнейшего полета своей фантазии, но сойти со следа уже не мог:

– Вы пришли в ресторан со своей юной невестой, которая, по всей видимости, догадывалась, что между вами и фройляйн Нейман существуют определенные отношения, и, раздосадованная чем-то или кем-то, девушка высказала сопернице все, что думает…

– Обо мне конечно же?

Инспектор кивнул:

– Именно о вас.

– А могу я узнать, почему вы соотнесли слова… хм… моей невесты именно с моей персоной?

– А о ком же еще она могла так горячо говорить?

О да, горячности в той реплике хватало. Но помимо эмоций присутствовал и смысл. Очень конкретный смысл.

– Я могу попросить вас процитировать? Или это тайна следствия?

– Пожалуйста. – Полицейский порылся в блокноте, нашел нужную страницу и прочитал: – «Он вас не любит. У него только одна жратва на уме. А вас он считает старой шваброй».

Что ж, в целом верно. Вроде бы Ева выражалась несколько иначе, но общее содержание передано близко к тексту. И честно говоря, мое положение было бы плачевным, если бы… Если бы не счастливое стечение обстоятельств, порожденное склочным характером моей напарницы и желанием отомстить.

– Вы уверены, что речь шла обо мне?

– У меня нет причин сомневаться.

– Тогда у меня будет к вам маленькое предложение… Пообщаемся с народом? Любезный! – окликнул я официанта, уже переодевшегося и намеревавшегося покинуть ресторан. – Подойдите к нам, пожалуйста!

Прелесть вежливого приглашения состоит в том, что от него невозможно отказаться, и спустя несколько секунд бледный от волнения паренек уже стоял рядом с нашим столиком.

– Вы помните мой вчерашний заказ?

После короткой паузы последовало вполне уверенное:

– Да.

– Пожалуйста, сообщите его инспектору.

Официант на мгновение замялся, не понимая, каким образом связаны выбросившаяся из окна женщина и несколько строчек меню, но охотно посвятил полицию в навязанные мне пищевые предпочтения:

– Кофе и минеральная вода. Девушка, пришедшая вместе с господином, заказывала две порции десерта, но только для себя.

– Спасибо, не смею более вас задерживать.

Официант пожал плечами и поспешно убрался вон из «Кофейной рощи», пока не появились новые вопросы, а я обратился к инспектору:

– Не считаете, что существует некое несоответствие между словами девушки и реальностью? Если бы меня занимала вкусная еда, я не преминул бы пообедать, по меньшей мере, с тремя переменами блюд.

– Может быть, вы соблюдаете предписания врача и…

Он осекся, но вовсе не потому, что понял нелепость собственных рассуждений: на плечо обладателя не слишком завидного полицейского чина легла широкая ладонь начальства.

– Как продвигается осмотр места происшествия, Дитер?

– Разрешите доложить? – Младший инспектор вскочил на ноги и вытянулся в струнку перед старшим.

– Чуть позже. Вижу, вы разговариваете со свидетелем?

– Подозреваемым, герр инспектор!

– Вот даже как… – Мой старый знакомый, за те годы, что мы не виделись, ставший, казалось, еще массивнее, снял потемневшее от капель дождя пальто и, величественно препоручив свою верхнюю одежду заботам подчиненного, сел на освободившийся стул. – И каковы успехи?

– Э-э-э…

– Передохните несколько минут, я сам займусь этим господином.

Молодой инспектор не горел желанием выпускать бразды правления расследованием из своих рук, но вынужден был смириться с приказом старшего по званию и удалиться на почтительное расстояние. Йоаким Берг не глядя щелкнул пальцами в сторону барной стойки, незамедлительно получил чашечку дымящегося напитка, сделал глоток и довольно прищурился:

– В сырую и промозглую погоду нет ничего лучше обжигающего кофе. С добавлением коньяка было бы еще приятнее, но эти шалости ждут меня после работы, а пока… Как живешь, Джек?

– Недурно. Жаловаться не приходится.

– С лица выглядишь так, что завидки берут. И не подумаешь, что был комиссован.

– Стараюсь следить за здоровьем.

Йоаким усмехнулся в густые, чуть тронутые сединой и кофейной пеной усы:

– Хорошее дело. Мне врачи тоже все советуют умерить пыл.

– Признаться, удивлен, увидев тебя здесь. Это же не твой участок, или я ошибаюсь?

– Не мой, – согласился герр старший инспектор. – Но местные специалисты спасовали и передали дело нам.

– Что-то серьезное?

И послужившее ответом на мой вопрос молчание, и мысли Берга были отчетливо осторожны. Но если первое свидетельствовало всего лишь о том, что посвятить меня в детали следствия хочется, но колется, то вторые слегка трусовато жались по углам сознания моего бывшего наставника и сослуживца.

Давно знакомое, но никак не желающее перейти в разряд забытых ощущение: страх, заставляющий людей при встрече со сьюпом замирать не только снаружи, но и внутри. Кристаллики инея, покрывающие дебри мыслей. Для самого затаившегося они неощутимы и незаметны, а мне мгновенно становится холодно и неуютно, потому что… В моей жизни молчание вовсе не означает согласие. Для меня молчание – признак недоверия, оказываемого мне не как чужому человеку, а как невидимому врагу, собирающемуся вторгнуться на суверенную территорию.