Лестница из терновника. Трилогия - Далин Максим Андреевич. Страница 11
- Ник, сразись со мной! Ты похорошеешь после метаморфозы, вот увидишь - и моя Мать полюбит тебя! Она одобряет крупных женщин!
Я делаю глубокий вдох и считаю про себя до пяти. А потом отвечаю:
- Я не стану с тобой драться - не хочу искать жену в постели граблями, Иу! Ты слишком тощий, тебе никакая метаморфоза не поможет.
Иу хохочет; его дружки, которые ворошат сено, тоже закатываются. Правильная реакция. Такие выпады - не всерьёз, ребята просто хотят дать понять, что твое лицо не вызывает физического отвращения. Это - своеобразная вежливость, деревенское грубоватое дружелюбие. Я предпочел бы такие знаки внимания со стороны "условных женщин", но по здешнему этикету это было бы предельно непристойно, женщины не заигрывают с чужими прилюдно ни при какой погоде. Нужно мириться с тем, что есть. Мне понадобилось три месяца, чтобы привыкнуть, не напрягаться, отбрехиваться автоматически и весело - мои покинувшие Нги-Унг-Лян коллеги так и не научились реагировать спокойно. Чёрт побери, грош цена нашим методикам подготовки кадров, если ученый в чужом мире истерикует, как жеманная девица!
Хотя порой думаешь, что с осьминогами было бы проще. Например, потому, что вряд ли тебе пришлось бы самому изображать осьминога...
Пока мне везёт и я не присутствую при поединке - крестьяне не сражаются летом, во время страды, оставляют свадьбы на осень, совсем как на Земле в старину. Я не смею смотреть на чужих молодых жен - слишком пристальный взгляд может спровоцировать убийство, и ни одна живая душа убийцу не осудит. У меня в высшей степени странное положение.
Лью хочет со мной общаться. Он благодарен мне за многие вещи - и за вправленный вывих, и за то, что я помогаю его матери, и за бескорыстие - и искренне хорошо ко мне относится. Он - славный, мой Мцыри... Но в какие же тупики он ставит меня походя!
Я понимаю, Лью растет без отца. Иногда ему хочется поговорить со старшим Мужчиной, из всех окружающих старших он выбрал меня. В сущности, я не имею морального права его отсылать... но всё время балансирую между правдой и легендой. Не могу же я врать человеку, который хочет докопаться до сути!
Вечерами я выхожу из своей каморки, устроенной рядом с комнатой Лью, подышать свежим воздухом. Сижу в беседке, густо оплетённой лианами, похожими на клематисы; Лью подкрадывается, как котенок, устраивается рядом.
- Хочешь пирога, Ник?
По статусу мне не полагается делить трапезу с Господином, но Лью от щедрот приносит пирог с господского стола и мы его съедаем. Пирог - это вполне отлично. Его начинка - вареная рыба и местные травы, а пекут его из муки, похожей на кукурузную. По мне - гораздо вкуснее и привычнее, чем жареная саранча, которую Лью обожает и к которой мне пришлось долго привыкать.
Я отряхиваю ладони. Лью шалит - берет меня за руку, прикладывает свою ладонь к моей. Считается, что ладони должны совпадать по размеру у близких друзей и у супругов. Наши - не совпадают: узкая длинная кисть Лью с тонкими пальцами - совсем другой формы, не говоря уж о размере. Он ещё ребенок, в сущности... хотя нежной его руку не назовешь. Мозоли, царапины, обломанные ногти - не то, что рука богатого и растленного аристократа.
- Это суеверие, Господин, - говорю я. - Ты всё равно можешь мне доверять.
Лью смеётся. Вдруг спрашивает:
- Твоя жена была красивой, Ник?
Вспоминаю Зою - и киваю.
- Тяжёлый бой? - о чем это он? Ах, да...
- Да, - отвечаю после паузы. - Она была сильной и гордой.
- Ужасно резать того, кого любишь? - спрашивает, отвернувшись. - Даже ради будущего любви, а?
Ах ты, чёрт побери, какой земной вопрос...
- Знаешь, - говорю совершенно искренне, - ужасно... но, наверное, закономерно.
- А если чувствуешь, что проигрываешь бой... как ты думаешь, легче убить или умереть? Или сдаться?
Мцыри, Мцыри... Вообще-то, я в курсе его сердечных дел. Госпожа А-Нор нанимала Астролога, чтобы тот нашёл Лью достойного партнёра для боя и брака, но этот Ромео-Джульетта не принял письма. Он, видите ли, без памяти влюблён в сына своего сюзерена - с тех пор, как десяти лет от роду впервые его увидал. Детские страсти, мечты о недостижимом... Сюзерен - Смотритель Земель, важная особа, отмеченная королём. Он серьёзно богат, его статус так высок, что бедолага Лью терпим в свите только в память о заслугах отца. Я несколько раз мельком видел предмет обожания Лью - это высокий статный блондин, старше Мцыри года на три, с совершенно жлобским выражением смазливой физиономии. Он мне не нравится - и я еле сдерживаюсь, чтобы не начать выговаривать Лью, как земной девчонке, которая может попасть в беду. Это он постоянно слышит и без меня - от своей матери.
Предостережения, как всегда, ни на что не влияют и ничему не помогают.
Дети и подростки удивительно стимулируют контакт. На свете немного людей, совершенно равнодушных к детям; я к таким уж точно не отношусь. Не угодно ли: начинаешь беспокоиться за судьбу инопланетянина - делаешь первый шаг к тому, чтобы стать в этом мире своим.
Я собираюсь на Праздник Листопада, чтобы попытаться присмотреть за подростком, беззащитным перед собственной гормональной бурей. А потом уже - чтобы сделать записи самого Праздника, которые нужны для моей работы. Процесс контакта сдвинулся с мертвой точки.
***
Праздника Листопада в городе не получилось, хоть Н-До и помирился с Юношей Хи на следующий же день - Отец и Мать получили приглашение на Праздник в дом Смотрителя Земель, Уважаемого Господина Эу-Рэ.
Младшенький страшно возмущался их решением непременно ехать, и Н-До был целиком и полностью на его стороне: когда это Семья Л-Та зналась с преуспевающими правительственными чиновниками, богатенькими выскочками? Эу-Рэ ещё в юности так отличился в ведении дел, а впоследствии - в управлении губернией, что ему был высочайше дарован персональный титул Всегда-Господина - о, каким тоном Младшенький это произносил! "Всегда-Господиии-ин - меч гвоздями приколочен!" Н-До непедагогично хохотал, Второй усмехался, Третий хихикал в рукав, а Мать строго говорила: "Солнечный луч, забудь эти грубые и неприличные деревенские шутки!"
Шуточка, вправду, деревенская - но уморительная. Почётный титул с таким грязным и непристойным двойным дном, что невозможно делать серьёзное лицо - пусть мужики благоговеют! Никогда бы такого не принял аристократ крови - и никогда не принимали члены семьи Л-Та, как бы их ни улещали подхалимы Дома Государева. Н-До считал, что иметь какие-то отношения с такими особами унизительно и зазорно, Младший ему радостно поддакивал, но Мать и Отец были другого мнения. Приятельство с богатой и влиятельной Семьёй! Смотритель Эу-Рэ заискивает в дружбе, сказал Отец, - так давайте снизойдем до него. Они богаты, это выгодно.
Младший, между тем, отказался ехать наотрез, хотя его и пытались соблазнять угощением, фейерверками и драками на палках. "Да вот ещё - в таком обществе и свинина с жареными улитками покажется противнее прошлогодней брюквы, а играть и драться я хочу с друзьями, а не со всякой завалью!" - Н-До очень любил его за эти слова и не позволил Отцу отвесить ему подзатыльник, но сам отбрыкаться не смог. Второй и Третий должны были сопровождать его, как свита, но Третий ухитрился очень удачно подцепить лихорадку, и только Второй ничего не придумал. На него свалили все обязанности, воззвали к чувству долга - и он вынужден был согласиться.
- О, Старший, - буркнул Второй, когда родители отвернулись, - я чувствую себя козой на верёвке!
- Держись, - усмехнулся Н-До. - Может, ещё удастся опрокинуть на кого-нибудь миску с горячим соусом или играючи морду набить... Попробуем сделать так, чтобы было весело.
Он и понятия не имел, насколько будет весело на самом деле...
Усадьба Эу-Рэ, надо отдать ей должное, действительно располагалась в живописном месте. Золотые ясени окружали её шелестящей толпой, как изысканные придворные дамы на столичном балу - и узкие язычки листвы, трепеща, срывались с гибких ветвей и летели по ветру, создавая чудное настроение праздника и осенней светлой печали. Старый дом из выбеленных временем плит известняка был по-настоящему хорош, его окружала высокая и изящная ограда, кованная в виде переплетенных ветвей и гербовых щитов - но к празднику челядь Эу-Рэ завесила чугунный узор ужасными и ярчайшими фонариками в виде цветов йор и добрыми пожеланиями, написанными на алом полотне кем-то криворуким.